Больничное далёко накануне Дня Победы

В ПАЛАТЕ

Май шагает по аллеям.
Я лежу, себя жалея:
колет здесь, а тут болит.
В общем, очень бледный вид.
Был намедни медным тазом
крыт аппендикс – вот зараза!
Тут как тут перитонит.
Боже! Боль же! Всё болит...

В РЕАНИМАЦИИ

Целый день – reanimation.
Здесь кладут мужчин и женщин
рядом (ширма не видна)
двое М и Ж одна.
Моет няня мужика:
он испачкался слегка.
Рядом – бомж, как снежный иней,
весь в рисунках синих линий:
видно, что-то с головой.
Он безумен, но живой.
Ноет, чуть пригубив зелья,
что-то нечленораздельно.
Нет бы внятное кричал,
да по дням – не по ночам!

Было сверху повеленье:
мы теперь без отопленья,
хоть далече солнце юга.
Пала вниз окна фрамуга:
я, с везением моим,
мёрзну именно под ним.

— Можно выдать одеяло? –
Вдруг досада обуяла
медсестру. Звучит, как плеть:
"Вам же сказано терпеть!".
Взгляд, как рана ножевая.
Втайне шок переживаю:
как там, дома ли мои.
Мне тепло от их любви.

ОБХОД  

Делегация врачей.
Топот – там, где тот, ничей.
Хрипло ноет он: 
— Му-му...
— А, вчерашняя? Ну-ну.
Надо ж – чуть не умерла...
(Да, "весёлые" дела...).

Улетучились куда-то
мигом белые халаты.
Бомж кричит, не замолкая:
доля выпала такая.
Хоть бы выжил мужичок –
очень страшно впасть в молчок... 

....День второй. Лежу, нагая,
алым датчикам мигая.
Медсестра, почти фрицовка,
где-то ходит со спринцовкой.
— Терпим... (Что-то колет в вену) 
В хоспис надобно на смену
скоро ехать... (Ясно мне,
что душа её – в броне).

— Дайте выйти ради Бога!
Сутки – это очень много.
Сколько здесь валяться светит?
Но ещё есть Бог на свете.
Всё, прощай, ре-аниме!
Можно плыть в палату мне!

В ПАЛАТЕ

Я одна. А здесь цивильней:
есть ремонт и холодильник,
модный телек на стене –
и весна в моём окне.
Мойка. Столик. Как дойду?
Я три раза упаду.
Я три дня не ела толком:
дайте каши хоть полстолька!

ВО СНЕ

Вот шагаю по весне я,
но, наверное, во сне я:
вижу чьи-то тени, лица
измождённые... Граница... 
Светло-синий шар земной...
Тени шепчутся со мной:

— Ишь, раскисла фифа-цаца...
А слабо с фашистом драться,
чтобы дать врагам дрозда,
в воздух бросив поезда?
Мы не спали, мы не ели:
нас держали в чёрном теле,
мы у краешка Земли
все навечно полегли:
за тебя, за голос нежный,
негасимую надежду,
синь стригущего стрижа,
в кровь избитого бомжа...

— Вы меня простите, братцы!
Я смогу ещё собраться!
Были вы в земном аду...
Я вот встану – и пойду!
Знайте, доблестные деды,
я поправлюсь к Дню Победы!
Вам-то было там втройне 
хуже, в про'клятой войне!

Я карабкалась, вставала,
каждый шаг одолевала,
жадно впитывая жизнь, 
вторя хриплому: "Держись!".
...Так, однажды, в пору боли,
я постигла силу воли.
Там,
в далёкой стороне,
вы
помочь
сумели 
мне...