Колдун. Часть 4

Колдун. Часть 4

Клятвопреступник, душегуб-колдун
Без сожаления обрёк на муки.
Завлек в ловушку-бессердечный лгун.
Я шел на зов, как старец близорукий.

Он, словно затаившийся паук,
Все время плел коварно паутину.
От скорбных дум отвлек внезапный звук,
На звон похожий медного кувшина.

Я замер, обратившись в чуткий слух.
Почувствовал присутствие чужое.
Быть может посетил темницу дух,
Во мраке замышляя что-то злое?

Внутри все натянулось, как струна.
Со скрипом отворились настежь двери.
За ними еле зримая стена.
Я охладел, глазам своим не веря.

Услышав приближение шагов,
Я закричал истошно, что есть мочи.
Колдун послал невидимых врагов,
Не дожидаясь наступленья ночи?

Ладошка мне зажала крепко рот.
И щелкнули открытые запоры.
Я был незряч, как в подземелье крот,
Но чувствовал могучих рук опору.

Чуть позже проявился силуэт.
Упало, словно полотно с картины.
Высокий муж предстал в расцвете лет.
Я брата в нем узнал своей Рамины.

Он был одет в потрепанный наряд.
На шее тлели руны амулета.
Явлению я был безмерно рад.
Во мраке будто вспыхнул лучик света.

«Как удалось тебе проделать путь?
Как смог пройти сквозь лабиринт темницы?
«Невидимому просто обмануть,
Ни дверь его не сдержит, ни границы.

Предчувствие тяжелое беды
Терзало душу, словно волчья стая.
Я взял немного пищи и воды
И в путь скорей, страницы дней листая.

Твой спутник очень хитрый чародей.
Прикинуться ему несложно добрым.
Он страстью одержим-губить людей
И в этом деле он опасней кобры.

Назад я мчался, не жалея сил.
И под покровом тьмы пришел к сестрице.
Ей был от тяжких мыслей свет не мил.
С тобой могло недоброе случиться.

А надобно сказать, что ей дано
Богами видеть то, что всем незримо.
В мир духов может распахнуть окно,
Но знанье то бывает нестерпимо.

Не раз она дрожащею рукой
Кидала на пол веточки и кости.
От виденного веяло тоской,
И тень на зов пожаловала в гости.

Лишь встрепенулось пламя у свечи,
И скрипнула от ветра половица.
От скрытых знаний тайные ключи
Тень отдала в ту ночь моей сестрице.

Лик белым стал вдруг, словно полотно,
Когда открылся полный смысл гаданья.
Пройти нам испытанья суждено.
Не купишь у судьбы покой лишь данью.

Рамина мне поведала секрет,
Как колдуна лишить враждебной силы.
Повесила не шею амулет,
И очень передать тебе просила.

Чтобы берег себя насколько мог.
В пути, чтоб стерегли благие боги.
И вместе перешли через порог,
Назначенные все пройдя дороги.

«Проговорился давеча колдун,
Что хочет в жертву принести Рамину.
Пройдет лишь череда из полных лун
И кровь прольется девушки невинной.»

«Скорее прочь отсюда! Может нам
Из лап удастся вызволить сестрицу.
Я без раздумий жизнь свою отдам,
Опередить бы только мне убийцу.»

Мы бросились бежать и стук шагов,
Как барабанный бой, несло вдаль эхо.
Из темных дыр бесчисленных ходов
Казалось, раздаются звуки смеха.

Во мраке, словно на воде круги,
Мерцанье шло вперед от амулета.
Я чувствовал, как прячутся враги,
Пугаясь силы колдовского света.

Вот наконец закончилась нора.
Омыла лица горная прохлада.
Как будто вознеслись нежданно в рай,
Оставив позади преддверье ада.

С трудом преодолели мы карниз,
Нависший над глубокой, черной бездной.
Тропинка нас вела, петляя, вниз.
Созвездья расчертили свод небесный.

Листву ласкал игривый ветерок.
В ночи трещали радостно цикады.
Но от тревоги в горле встал комок.
Мы были этой красоте не рады.

К столице русло привело реки,
Где в заводях лягушки пели хором.
В кромешной тьме горели огоньки,
То войны шли по верху стен дозором.

Лишь вспыхнул алым заревом восток,
И стражи утром отперли ворота,
По улицам помчались со всех ног,
Не опасаясь, что узнает кто-то.

Белеет впереди знакомый дом.
Резной узор на завитках калитки.
Перевели дыхание с трудом,
Ведь неизвестность часто хуже пытки.

Казалось, вот сейчас открою дверь,
И встретит взгляд застенчивый и милый.
Но сердце-чуткий вестник всех потерь
Сжималось от тоски неумолимой.

Но в доме был разгром и кавардак.
Повален стол и вдребезги посуда.
Опередил нас ненамного враг.
Хоть мы спешили, не случилось чуда.

Метался, словно лев, Рамины брат,
И колдуна ругал отборной бранью.
Он был такою яростью объят,
Что опалить мог запросто дыханьем.

С проклятьем он сорвал свой амулет
И отшвырнул. Упал он у порога.
Краснел металл, как будто разогрет.
На шее кожа вздулась от ожога.

«Мерзавец-чародей прознал про нас.
А может не нашел вещь у Рамины.
Послал немедля колдовской приказ,
Теперь он бесполезен, как ком глины.»

Немного опосля решили мы,
Что брат Рамины тайно выйдет в город.
Меня узнать могло ведь пол страны,
Остаться здесь принудил веский довод.

В тревоге ждал его я целый день.
Шагами пол не раз пришлось измерить.
Лишь небо полонила ночи тень,
Услышал, как открылись тихо двери.

Он был в пыли, осунулось лицо.
В глазах сверкали всполохи зарницы.
Возможно, что немало подлецов
Свела судьба со мстительным убийцей.

Не расплескав ни капельки воды,
С прохладной влагой осушил пиалу.
И рассказал он, что одной беды
Богам всесильным показалось мало.

Рамину обвинили в колдовстве
И заточили в изумрудной башне.
Продажный жрец сей подтвердил навет.
Её казнят, гласит указ вчерашний.

Прорваться в башню с боем не дано.
На каждом этаже отряд из стражей.
Свободу обрести не суждено
Тому, кто под замок туда посажен.

«Но что же делать нам тогда, скажи?
Сидеть и ждать, надеявшись на чудо?
Нам мукой нестерпимой станет жизнь,
Коль встанем мы на скользкий путь Иуды.

Душою чистою она из тех,
Кто жизнь на кон поставит без сомненья.
Хотя могла бы скрыться без помех
Все отдала для моего спасенья.»

«Иуда? Я не знаю о таком.
Я слышу от тебя порой загадки.
Давай поговорим мы о другом.
Я расскажу тебе все по порядку.

Наш общий враг-смердячий пес-колдун.
Его из адских недр питает сила.
Ответ не даст ни книжник, ни ведун,
Какая его бездна породила.

Ни яд, ни меч, ни нож и не стрела
Не могут нанести ему ущерба.
И хоть твердит народная молва
Бессильны перед ним чеснок и верба.

Но есть одна на белом свете вещь,
Сотрет ухмылку на его личине.
И как бы не был он могуч, хитер, зловещ
Увидев это, кровь его застынет.

За морем, за горами есть страна.
О ней лишь старцы говорят в преданьях.
Снегами она вся окружена,
И ветры злые дуют в наказанье.

В лесах дремучих не видать ни зги.
Там вьются между скал реки изгибы.
И не услышишь здесь зверей шаги,
А в заводях не видно юркой рыбы.

И в заповедной чаще средь дерев
Воззрился в небо черный глаз пещеры.
Вкруг валуны, как стражи замерев,
Стоят, незрячий взгляд в пространство вперив.

Никто из смертных не спускался вниз.
Ведь даже рядом кровь застынет в жилах.
Сочится меж камней густая слизь,
А вход смердит, как вскрытая могила.

За ним ходов бессчетный лабиринт.
Пещера-колыбель полночных страхов.
Но всеж из всех ходов ведет один
В зал, где сидит веками пряха.

Рукой умелой скручивает нить.
Веретено юлой над полом вьется.
Во власти девы кому сколько жить,
Нить кончится, и чья-то жизнь прервётся.

У пряхи развлеченье есть одно.
Найдя порой свободные минуты,
Достанет зеркало-волшебное оно,
Любуется, отбросив нитей путы.

У зеркала есть свойство-дар богов.
Волшбу и колдовство развеет прахом.
С ним можно победить любых врагов.
Уговори отдать зерцало пряху.

Понравится ей может человек,
Кто не плетёт пустых и лживых басен.
Иначе там останешься навек.
Конец твой будет мерзок и ужасен.»

Лицо белее стало, чем стена.
И сердце замирало, леденея.
Но более страшила мысль одна,
Любимой плохо, свидимся ли с нею.

Без лишних слов направились мы в порт,
Забрав с собой нехитрые пожитки.
Там ветер с морем вел извечный спор
И кружевные с волн срывал накидки.

Расправил крылья-паруса баркас.
Скрипела, жалуясь на годы, пристань.
И жизнь морскую зная без прикрас,
Кричали чайки резко и капризно.

И сердце, словно в детстве, расцвело.
Вдохнул я полной грудью воздух чистый.
Разгладил свежий бриз моё чело.
Вода манила блеском серебристым.

С лазурью неба слился горизонт,
Обняв её застенчиво и нежно.
И куполами легкими ротонд
Над ними плыли облака неспешно.