Крест и Роза

ПОЭМА

Крест и Роза

< ночная видеозапись >

Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи...
И. Северянин

" Он пугает, а мне – не страшно... "
Л. Толстой о Л. Андрееве

Свеча – погасла; догорают сапфиры в стрельчатом окне,
И вьётся вЕрвие по краю теней келейных на стене...
В углу – монах или послушник. Лицо скрывает капюшон. Как
будто в приступе удушья слова выдавливает он, склоняясь ниже и полней над черной утварью своей...

– Что горче смерти?..
Сажа холодна
и шелковиста, как весенний ветер –
мне эта форма праха по нутру...
Нет, право – я хотел бы воплотиться
( когда уже закончится игра )
в субстрат невыносимый для червей,
роскошной – как хламида ночи – грязи...
Немного воска – дьявольский продукт:
ленивое, расслабленное солнце –
и полон жизни, и не хочет жить...
Теперь – амброзия... чуть - чуть...
Для шика и еще – что делать? – для приманки...
Имбирь; сурьма;
жаль, опиума нет!
Что ж, не случай крайний, его заменит и помёт улиток:
рогатых хохотуний,
слизняков; да не какой - нибудь, а – послебрачный...
Я извлекал его базальтовой иглой
с алмазным наконечником и жертву,
добившись результата, умерщвлял.
Все демиурги поступают так!
К тому же
шлейф ужаса несчастного партнёра
вносил необходимые подвижки
в структуру тканей и волокон
хлипких – бескостные ведь так сентиментальны!
Грибная тля...
Ещё коры немного... самшитовой...
И сгустки крови кошки...
Дисперсная,
расхристанная масса!
Добавить алкагеста, и – в огонь,
сходящий на кумирню всесожженья...
Гори, гори бесстыжая!..
Сейчас
коричневая загустеет пена,
стекая по декору серебра,
и упадет в рубиновую зыбку
каплеобразный выкормок,
и где - то – пенаты в вышних – пропоют: " Доколе!..."

Свершилось!
Браво...
Вот он твой бокал,
душа моя – Ксантиппа, Магдалина:
любовница, любимая, жена...
Прими...
Не хочешь?
Право же напрасно, –
я так старался...
Впрочем, всё равно:
ведь мы теперь – единое навеки;
не зря же беззастенчиво
порой –
в приватных снах – ты расточала ласки,
меня – опустошённого –
дразня и – откровенно! – не касаясь...
Девка!...
я выпью сам.
Пьёт до дна.

Проклятье!
И это – всё?!
За ЭТО я поставил душу
нА кон?.. И проиграл.
Иль – выиграл?...
Зеро.
Стучит.
Открыто!
Святой отец?..
( Действительно – священник. )
Надеюсь,
Вы захватили скальпель или водки?
Нет?.. Только крест!..
Немилосердно падре.

Священник входит и глядит в лорнет; на нём – цветной подрясник, рясы – нет; и выглядит он как - то несерьёзно...
А впрочем, – рассуждать об этом поздно: мельканье лиц –
идёт рекламный блок – и снова – крупным планом – монолог
героя: он теперь одет в прозрачный плащ и розовый корсет.
Небрит и вызывающе прилизан. Похож на Моисеева Бориса
( аналог современного Пьеро ). Речитатив в формате болеро:

– Святой отец, я кланяюсь надежде
На то, что нам не встретиться в ночи,
Где плач сольются и зубовный скрежет,
Каких под солнцем нет!
Святой отец молчит.
Святой отец,
Однажды мы проснёмся
И не узнаем сотворённый мир.
Там будет дождь и рябь пустого плёса,
И лодка, позабытая людьми...

Там наши тени заскользят по травам
И – как минуты – будут сочтены.
Святой отец, я не умею плавать!..
И так боюсь холодной глубины.

Так не молчи! И не вини молчаньем.
Я постараюсь прошлое продлить,
А ты – несостоявшимся венчаньем –
Его сотрёшь!...

" Non cadit sub omnipotentea Dei " * , – звучат слова.

Кто смеет говорить,
ОНА?.. Да неужели?
Мне – возражать??..
И гневно?
В самом деле?
Святой отец, на небо посмотри!..

Вот она – витийствует – над нами,
Ворожит и знаки подаёт!
Для неё библейскими ночами
Мастерил Иосиф эшафот...

Для неё не побоялся выжить
Ричард в сарациновой ночи,
И Людовик выгорел в Париже,
И Лаврентий вышел в палачи.

Для нее губили иноверцев,
Повторяя: " Господи, спаси!...",
Для неё, пугая стратостерпцев,
Скоморохи шлялись по Руси.

И долиной шёлковых материй
Плыл за караваном караван,
Чтобы пел в изгнанье Алигьери
И не знал пощады Иоанн!..

Чтобы, мерно падая, горошины
Ледяной кровавили настил;
Чтобы ветер в храме запорошенном
Как Малюта пьяный голосил...

Картинка, дергается, рвется... Реклама " Тампакса " ... Орган...
Келейник жалобно смеётся и громко молится... Экран подёрнут
пёстрой паутиной; но вот – просвет... Герой картинно – а ля
паяц – простёрся ниц.
Реклама туши для ресниц. Мотив из фильма Тарантино.
Кушетка; парочка девиц...

----------------------------------------------
* не подпадает под всемогущество Бога ( лат ).

– Теперь я пьян, mon chere, и не уполномочен
Заведовать иной транскрипцией судьбы,
Поелику вокруг – помянуты не к ночи –
Уже шумят кресты и клацают гробы.

А впрочем, mon ami, возможно, Вы и правы,
И следует искать с обратной стороны
Целительный эффект мистической отравы,
Сокрытый до поры, как темечко луны.

Быть может, эта боль – благоволенье чуда;
И эта тишина – не монастырский склеп;
А благородный яд на ободке сосуда –
Винтажная эмаль, орнамент на стекле.

Фуршет на облаках!
Бистро похмельных крошек.
Расслабленный коктейль неведенья и лжи.
Товарищи в джипАх и господа в калошах,
Смелее в тесный круг!..
Святой отец, скажи:

Отверженный – и ОН не может быть жестоким?..
Преступник осуждён
причастием беды?..

Твой монастырский сад плодит одни пороки –
Я розами пропах!.. Старик, они – мертвы.

Я вырвал эту мразь с корнями!..
Ароматом
Как сукровицей мне покрыла душу ночь.
Да, там была она...
Да, кажется, с солдатом...
Ты можешь посмотреть.
Я умираю; прочь...

Священник падает! Монах – " как будто громом поражённый ",
– не в силах что - нибудь понять, вначале пробует поднять его
безжизненное тело; потом ( девиц простыл и след ) – бессмысленно, остервенело кричит и вырывает крест из рук покойного...
Зеленый, переходящий в синий цвет... Реклама фирменных котлет... Таблеток от перееданья... И пива ( странное названье –
ассоциации с Петром, Кронштадтом и Железняком )...
И сразу всё преобразилось: реальный глянцевый дизайн.
Системный стереоэкран. Вступает фонограмма - минус. Плывут
чарующие строки. Герой поёт под караоке:

" Маркиз де Сад доподлинно не ведал
И – видимо – намеренно не знал,
Что предпочесть томительным победам,
Чем заглушить альковный трепет зал.

По вечерам, перебирая четки
И кутаясь в жасминовый халат,
Он был сосредоточенным и кротким,
Курил кальян и кушал шоколад.

Но, – возрождаясь нехотя, рывками,
В богемном пеньюаре не для сна, –
Вползала страсть...
И тонкими ногами
Маркиз её безжалостно пинал!

Он наслаждался униженьем плоти
И так же пресмыкался перед ней,
Как роковая птица в переплёте
Аэродрома гибельных огней.

Он так хотел составить чьё - то счастье
На целый час, а – может быть – и сверх;
И невозможно разделить на части
Его смертельно – животворный грех.

Виват, маркиз!... Теперь не отольются
Ни феминизм, ни " чувственный оскал " .
За адюльтер!
За прозу деконструкций
Я поднимаю девственный бокал! "

– Так победим!...

С последними словами наш инок мигом достаёт коньяк,
шампанское, салями и " основной " – кусками – лёд... Играет джаз... На заднем плане священник в новенькой сутане,
очнувшись медленно встаёт...
Чертовски стильная реклама презервативов...
Входит дама. Герой совсем не удивлён. Но – бледен ( в
этом перемена )... Трубят герольды... Мизансцена сакральной
party...( Моветон: ремейк готических времен. )

– В дискУрсе облака и гнева –
Мерцаньем неба, тишиной –
Побудь со мною, королева,
Или посмейся надо мной.

Зенит архангельского шума,
Как детство, сохранил надир...
Я жил на острове и думал,
Что это – мир.

Но ты – нездешняя, как ветер;
Неудержимая, как сон;
И я – последний розенкрейцер –
Тобою, Дева, побеждён.

Я побеждён, и – победитель;
Оркестр, и – каждая струна!
Моя пустынная обитель
Дарами царскими полна.

Но высший промысел неведом,
И в мир, где ты – желанный гость,
За совершенною победой
Несовершенство прорвалось.

Оно из радости и плоти,
И – ненасытному ему –
Нужны последние лохмотья
Души моей!..

И потому,
Верни меня моим немногим,
Ещё бытийствующий там,
Где мандариновые боги
Сродни оливковым богам.

И – по закону новой эры –
Слепым, бегущим от оков,
Во тьме указывает двери
Благоуханье лепесткой...

А в бесконечности затерян
Один – восьмиконечный – крест
Для всех гностических мистерий
И неискупленных торжеств!

В ответ – ни слова; " розенкрейцер " подходит ближе...
Вдруг, она к нему бросается навстречу и –вязнет, бьётся!..
Тишина... Подобно смертной немоте меж ними что - то
проступает... невыразимое; герой роняет шпагу ( Боже мой!
при нём и шпага и доспехи... ) и – тоже вязнет в пустоте.
Рекламный йогурт... Помехи: сюрпляс зигзагов по воде....
И, выступая постепенно из пропадающих огней,
уже смиренно, на коленях, он обращается и к ней, и к настоятелю, и – будто – к Неизреченному Кому - то...

– Оставь свои часы! – мы призваны туда,
Где ничего не длят мгновения и сроки,
И потеряли смысл тякучая вода,
Дрожащие огни и мстительные боги.

Где воздух пустотой наполнен и отлит
В холодные бруски
И при дороге сложен;
И выморочный свет, как старый неофит,
Пытается с колен подняться и не может...

Где вечное Ничто по имени Покой
Избавит навлегда от чёток своеволий
Прекрасную тебя;
Потом – рассудок мой;
Потом – хотенья всех несбывшихся любовей.

Где я – всесильный раб – из отголосков звёзд,
Из памяти сердец и прерванных дыханий
Воздвигну новый Храм
Всех призванных поврозь
Нести невинный крест языческих страданий.

Молчи, святой отец!..
Я выбираю сам,
Что можешь ты сказать, и что – никак – не можешь...
Но за неё молись! – я каждому воздам,
Но за неё – молись
Торжественней и строже.

Ты понял?
Дай мне знак. Немедленно!
Ты понял...
Как смеешь ты молчать!..
Ты – мой смертельный враг.
И будешь вместе с ней в подвале похоронен.

Там – демоны живут...
Там сыро и темно...
Я буду приходить; читать за вас молитвы...
Вы грешники, отец, но это всё равно –
Я поведу вас в рай , дорОгой тоньше бритвы.

Ты знаешь кто она?.. Её зовут... О, нет!
Не жди, что я могу теперь проговориться!
К тому же, вы – ничто;
вы – мой посмертный бред,
Которому теперь до Воскресенья длиться.

Всё совершенно по - другому: от метафизики к земному...
Каморка весело полна цветами: розы и ромашки... Он и она – в
ночных рубашках, – беспечно сидя на полу, играют в детскую
игру: хлопок в ладонь, хлопок в ладоши... По кругу – свечи... Отче тоже вполне здоров и, улыбаясь, глядя на них из - под руки. Они бесебуют, но – тихо...
Концерт Вивальди... Мотыльки...
Реклама льготного тарифа на телефонные звонки.

– Эта бабочка – Чарльз..
– А вот эта – Диана.
– Он её благородней,
– Диана – странней...

– Англиканский тропарь или сура Корана –
Что погубит надёжней?
– И свяжет верней?.

– Он её разлюбил...
– И она разлюбила...
– Так бывает, но, знаешь, я верю, что мы
Будем вместе; вдвоём; до конца...
– До могилы?
– До последней весны.
– До последней зимы?..

– Улетай, мотылёк...
– Улетайте, скорее!
Как сияют в тоннеле её фонари!..
– Как игрушки висят папарацци на рее,
– Как чадят, догорая, костры!...

.......................................

– Мы... всех возьмем с собой на небо?
– Да, не оставим никого.
– И даже Доди Аль – Фаеда?
– И даже – может быть – его...

Мы снова в первой мизансцене... Сапфиры, вервие и тени...
В углу – на корточках – монах. Он весь трясётся; но не страх
его черты обезобразил, а та – уродливая – маска, что выдаёт себя сама в сомнамбулическом экстазе ( " нет, легче посох и сума " ) ...
Реклама биотуалета... Приборы для проверки денег... Поют аккордеон и флейта. Ламбада... Говорит священник:

– Послушай, ночь, чего еще ты хочешь?
Возьми!..
Мы все давно рабы твоих урочищ,
Все мы.

Сжимай сильнее пальцами пустыми
И не спеша,
Вот это – облик мой, а это – имя,
А здесь – душа...

Не пророню – ни возгласа, ни вздоха,
Ни слёз...
Послушай, ночь!.. Я верил в Бога.
Всерьёз...

Теперь – не то. Я утверждаю право
На правый Суд.
Я – судия и сердцевина Храма...
Но ты – сосуд !..

И почему – последним или первым
Идёт отсчёт –
Я наречён быть безрассудно верным,
И... обречён...

Послушай, ночь...

Всё гаснет... Даже – на иконе – " лампадой высвеченный лик "... Кричит петух... И кажется – на миг, – что эту виртуальную обитель действительно покинул Вседержитель.
Горит строка: " И Слово было Бог ".
Кричит петух. Идёт рекламный блок.


– Отче!...
Отче, скажи:
Ночи – вотчина лжи?..

Кричит петух..