Джой Кац. В словаре моей матери
В мамином словаре американского колледжа,
изданном в 1935 году
Между "холокаином" и "голоценом"
я натыкаюсь на "холокост".
Звучит сердито и скучно,
как у ребёнка, готового впасть
в истерику.
"Эпидемия. Саранча", читаю я.
Там сидит холокост и жужжит,
как пчелиный улей.
"Из греческого холокост, читаю я,
"всесожжение".
Безумный взгляд. Массовое уничтожение".
Удары ногой по стулу.
Я решила взять с собой
холокост
в город, где я живу.
Смотри, это свет, говорю я
холокосту.
Там растут растения.
Целые дворы, люди, спокойный
мир.
Из под моей куртки растёт этот
жужжащий звук.
Я очень осторожно возвращаюсь
к машине с холокостом.
Я беру его, чтобы посмотреть фильм
с большим количеством насилия,
думая, что громкий шум и кровь
покажутся ему знакомыми.
Он отправляется в ванну и поджигает
полотенца.
Стоит ли мне принести холокост домой,
чтобы показать маме?
Я приношу.
Она на мгновение перестает резать
лук.
Она говорит:"Не давай ему
приближаться к занавескам".
На улице холокост топчет цветы,
жадно пожирает глазами старые
деревья.
Это ужасная неприятность.
Я держу его и позволяю ему бить
меня своими руками.
In My Mother's 1935 American
College Dictionary
Between "holocaune" and
"holocene", I come upon
"holocaust". It sounds cross
and bored, a child about to
tantrum. "Pestilence. Locusts,"
I read. The holocaust sits there
making a noise like a bee-box.
"From the
Greek holokauston," I read
"burnt offering." Mad glare.
"Wholesale destruction."
Chair-kicks. I decide to take the
holocaust around the town
where I live. See, that's light,
I tell the holocaust. There are
plants growing. Whole yards,
people, a calm world. From
inside my jacket that
swarming sound. I walk with
the holocaust very carefully
back to the car. I take it to see
a movie with lots of violence,
thinking the loud noise and
blood will seem familiar. It
goes into the bathroom and
sets the towels on fire. Should
I bring the holocaust home to
show my mother? I do. She
stops chopping onions for a
moment. Don't let it get too
close to the curtains, she says.
On the street the holocaust
tramples the flowers, eyes
some old trees hungrily. It is a
terrible nuisance. I hold it and
let it beat it's arms against me.
Свидетельство о публикации №124060801604