Синдром единственного ребёнка. 27. Стезя

Недетская повесть о детстве

27. Стезя

В детстве, когда любопытные взрослые спрашивали меня, кем я хочу стать, и при этом добавляли: «Наверное, учительницей, как мама?», я неизменно отвечала: «Нет! НЕ УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ!»

Я знала, о чём говорю! И мама, и три её двоюродные сёстры были учителями и такие слова, как педсовет, завуч, завхоз, нагрузка, часы (и прочая профессиональная дребедень), с самого малого возраста прочно вошли в мой лексикон.

Правда, «завуч» я произносила как «зауч», потому что «заучил бедных детей», а «завхоз» – «захвост» и при этом всегда спрашивала, почему он «захвост», где у него хвост?

Ещё меня очень смущали «часы», почему-то их всегда всем маминым знакомым учителям резко не хватало, хотя у всех на руках имелись эти самые часы. Однажды, мамина знакомая учительница заявила, что у ней много часов, даже с избытком, а я смотрела на её руку и никак не могла понять, в чём дело – на руке были всего лишь одни часы. Но  другим одних мало, а ей много!

И уж кто-кто, а я-то знала, как это, когда мама работает в две смены, да ещё педсовет или совещание, и она приходит домой и валится с ног от усталости, а ей ещё планы писать, и тетрадки проверять.

Но зато у меня была такая классная отмазка в садике: «Мама не придёт на родительское собрание, потому что у неё педсовет!» (Совещание, заседание, родительское собрание и т.д., и т.п.).

Потом я подросла и пошла в первый класс, и с высоты своих семи лет, только снисходительно улыбалась, когда периодически какая-нибудь из одноклассниц на вопрос кем она хочет стать, отвечала, что учительницей. Уж я-то никогда бы не сделала такой глупости! Я-то знала, что буду моряком, путешественником, художником и писателем!

К  двенадцатилетнему возрасту, когда моя тётушка Гера прочно «вбила» в меня любовь к истории, я, прямо таки, замечтала учиться на археолога, что и осуществила по окончанию школы.

Первое, что сказал нам, первокурсникам, на первом установочном собрании декан истфака: «Запомните, чем студенты истфака университета отличаются от студентов истфаков пединститутов – они, пединститут, прикладники, а вы – фундаменталисты. Педагогики у вас будет очень и очень мало». Я запомнила.

И вот я фундаменталист с дипломом истфака УрГУ в кармане прибываю домой на побывку, чтоб через несколько дней отчалить на работу в Херсонесский Государственный музей-заповедник, где меня уже ждали с распростёртыми объятьями. Работа археолога! Почти осуществившаяся Мечта! Вот-вот ещё немного и я уже штатный сотрудник музея, археолог! Но как говорится – пути Господни…

Сильно заболела мама, и я никуда не уехала, ни в какой Херсонес. И вот тут-то меня занесло в одно очень среднее учебное заведение, на экскурсию так сказать.

– Нет, – сказала мама, – только не учителем! Наша семья уже изрядно потрудилась на поприще педагогики! И вообще, ты почти весь год проработала в галерее. Иди снова туда.

И папа её поддержал. И мои тётки-учительницы с ним согласились.

– Хорошо, не буду, – ответила я.
И стала учителем.

– Маладэц! Правэлная стэзя!- сказал папин друг Гомер Фёдорович Мирофоров, директор одной из городских школ.
И папа только вздохнул...

Вот так меня и занесло в педагогику. И долгие годы, (помимо непосредственного преподавания истории, а также, в бытность работы в техникуме – политэкономии), я вела городской детский Клуб Самодеятельной Песни (КСП) и детский турклуб.

С тех пор прошло много лет. Моих славных, мудрых, добрых, горячо любимых родителей и бабулечки,  к сожалению, давно нет в живых.

Я повзрослела, поскучнела, и даже постарела. И даже иногда пытаюсь рассуждать на умные темы.

Когда нам пять – мы Центры Мирозданья,
Пупы Вселенной и Особый Класс.
И верим мы (и не без основанья),
Что создан Мир, конечно же, для нас.

А в пятьдесят мы, растеряв кумиров,
Вдруг открываем маленький секрет –
Не Мир для нас, а это мы для Мира
И никакой альтернативы нет.

Вот так и происходит крушение детских иллюзий.

Романтики, горячие сердца, открытые и радостные дети, мечтали мы о мире на планете и верили в любовь и паруса. И не было для нас важнее слов чем равенство и братство, и свобода! Мы, дети победившего народа, и  каждый  был служить ему готов. От правды мы не отводили взгляд, но в свете поменявшейся юдоли нас жернова систем перемололи и  выдали конечный результат. И вот, увы, оно произошло – крушенье детских радостных иллюзий, и нас, рождённых некогда в Союзе вдруг победило «мировое зло». Вот и случилось, что полёт мечты вмиг превратился в гонку за ресурсы, за  блага, за богатства и за курсы валют и прочей «важной» ерунды. Потом был бег, сплошной занудный бег  без перспектив и времени на отдых. Мы превратились в офисных животных с артикулом «новейший человек». Рвались вперёд и верили в успех. И о другом уже совсем мечталось. Увы, сбылась, лишь маленькая малость, и не у всех, поверьте, не у всех. В какой-то миг мы оглянулись вдруг и обнаружили среди друзей потери. И сами мы так резко постарели. И навсегда ушёл давнишний друг. Такие вот не лучшие дела, такое вот крушение иллюзий. И я прошу, не надо здесь дискуссий, ведь жизнь прошла, уже почти прошла. Мы миновали новый перевал и вдруг так неожиданно прозрели, что детские мечты на самом деле важней всего… важней иных начал.

Ну вот, вроде бы и всё.

Такая  вот недетская повесть о детстве получилась. Вот только сама не пойму,  зачем я всё это понаписала? Обычное среднестатистическое детство, обычного  среднестатистического ребёнка из маленького, опять же среднестатистического уральского городка времён развитого социализма. 

Хотя… вся эта писанина и ни обо мне вовсе, а о моей Ойкумене, населённой прекраснейшими людьми. Это бесхитростное повествование  о моих чудеснейших, любимейших родных, научивших меня всему тому доброму и нужному, чем в совершенстве владели сами.  И о моих, не менее удивительных замечательных друзьях, которые украсили моё  детство своей душевной щедростью и подарили мне  незабываемую детскую радость.

И, всё, что я здесь рассказала – истинная правда, а Правду говорят святые, юродивые и шуты. А кто я из двух последних – решайте сами.