Глава 16

Мир давно не мир, а центр цифрового комфорта. Понять пустоту очень важно и буддистам, и нет, она же взаимозависимость, страдать ведь никто не хочет, причина страдании в привязанности, как все знают и говорят, отрекись, и ты получишь! Кто удары судьбы, кто денег, начальник тюрьмы с самого начала знал, дело тибетского еврея сфабриковано. Сшито крепкими нитками профессионала, и какого! Отец Сонам был тот ещё фрукт.

- Старому поцу что-то надо… Но что? - Он бы всполошился, на что, пусть пока сидит в первой, надо будет, перекинем во вторую, или даже третью, в карцер махатм. Придумывать начальник ничего не хотел, пока просто не понимал ситуации, начал бы что-то делать, мог понять не верно, много хуже. Если ты живёшь в Китае, выходя из дома надевай маску дурака! Придя обратно, не забудь снять, старина Ли тупил, и поэтому дослужился до хозяйки. На все вопросы всех всевозможных инспекций и инстанций из Сианя и Пекина дурашливо щурясь узкими глазами, говорил:

- Ничего не понимаю! - Как правило, присваивали внеочередное. Даже если бы все разбежались, ему бы ничего не было, отвечала бы за все смена, поменялась с заключёнными местами, часовой команды не понял. Хитрый на Востоке значит мудрый, иногда полковник внутренней службы Ли Биньао думал, что он Майтрея, и живот подходящий, и много детей, он сам не знал точно, кто он? Все, и никто!

- Тебе-то откуда знать, что убил этот Шипа? Тебя там не было. - Леший немного на всех взъелся, хотел красиво посидеть на поминках, поесть, увезли, уехали, ладно, сам поедет на сорок дней.

- Мне не надо быть очевидцем, чтобы насквозь всё видеть, - сказал Манерный. - Я и сейчас знаю, о чем ты думаешь! - Когда все начиналось на Арбате, никто не стрелял. Даже бейсбольных бит не было! Ломом подпоясанные, да, но не рекетиры. Вопросы решали кулаками, ногами, в крайнем случае цепями и кастетами, вообще словами, криминальные понятия — это Библия. Если хватались за ножи, старались не убивать, стрелять начали в девяностые, в 1991м Андрей освободился.

Второй раз сидел на Украине в Харькове из-за Росписи за связь с Вором в законе. Потом Роспись убили в Польше, дело прекратили, его выпустили. На похороны Андрей не попал, специально приехал в Москву позже. Может, и хорошо! Имя Росписи было Андрей Исаев, кентов его потом тоже всех убили, например, Шрама, Костю, он их всех не знал. В Москве молчал о том, что топтал срок на Украине, а то бы с ним не общались, бандеровцы, у преступного мира болезнь локаций, если место не играет в беседе прямой роли, умолчи.

Приехал в Москву. Принял лишнюю дозу у друга на квартире, родственники не пустили к себе на порог, потом даже выписали, улица Саянская, дом 3, несколько лет так и жил без прописки то тут, то там у девок. Пошёл к ментам в паспортный стол, сказали:

- Скажите спасибо вашим родным! - Хотел перевалить их всех, раздумал, третий раз могут дать столько, сколько он не выдержит по-козырному. Пил Манерный в основном затем, чтоб расслабиться, и попал в больничку. Из-за вызова «скорой» у друга нашли пять незарегистрированных охотничьих ружей, дорогих и дешёвых, два импортных пистолета различных модификаций, один солидный  глушитель для стрелкового оружия, пять единиц холодного, тесаки, ножи, а также незначительное количество боеприпасов, не было лишь гранат.

- На войну что-ль собрались? - удивился следователь. – С кем, не подскажете? - Солидного возраста мужчина с пышными усами, кандидат в мастера спорта по дзюдо, точный и протокольно вежливый, из юристов. Пока этот весь этот арсенал проверялся на причастность к прошлым преступлениям, так всегда делают, друг сразу отправился отдыхать на Матроску в изолятор, адвокат начал договариваться со следствием, а Андрей находился на каникулах в коме в Склифе. Добухался! Палата на шесть человек, ногами к выходу, стена прозрачная, за ней стол, там старшая медсестра, она же главная.

- Ма зе лехаим, медабер вакаша? -  На иврите Манерный не говорил, пугал, что еврей, иногда русские боятся. Она ответила:

- Я не еврейка. К вам тут приходили!

- Я знаю, - сказал он. - Ещё придут!

- Худой такой, чернявый, в белом халате, сказал, адвокат. Я его увидела в коридоре, вышла из палаты. Зашла в столовую, на столике три чайника, блестящих, никелевых, два с кипятком, один с заваркой. Большой! А маленький украли. Он увёл, да?

- Не знаю, - честно признался Манерный. Налил себе полный стакан чифиря. – Наверное! Адвокаты, они такие.  А белый хлеб с сахаром у нас в палате есть, общаковый?

- Нет, - сказала сестра. - Здесь больница, а не Общак!

- И тут надо собирать, - не растерялся Андрей. - Каждый из трех кусков рафинада скидывается в большую картонную коробку, набирается полная.

- И я не видел, кто взял, - сосед по палате по кличке Ара из северокавказских армян ходил по палате босиком. - Поговорим о том, как нам вылечиться, красавица! - Медсестра сказала:

- Зачем? Лежите тут на подушках и лежите! Что лучше? На работу не ходите, вообще никуда не ходите! Думайте, что приятно проводите время, хотите всяких там наслаждений в Москве? – Повторила: - Всяких наслаждений? (Всяких.)

- Ничего, - сказал армянин, - все изменится! - Армяне философы.

- Вы лежите? И лежите! - сказала медсестра. - А то я вам тут устрою! - Потом спохватилась: - Кстати, надо лекарство… - Ее ресницы трепетали, как крылья бабочки, Манерный был мрачен. Только что освободился! Хотелось всего, денег, приключений, женщин, попробовать наркотики. Кокаин, героин... На тюрьме пацаны рассказывали. Фосфоресцирующие от дешевого вьетнамского лака ногти и волосы сестры, казалось, несколько раз поменяли цвет.

- Лекарство мне, - сказал Андрей, - уже не поможет! - Хотел добавить, вы лучшее лекарство, промолчал, вышло б пошло. Лучше закрыть глаза и мечтать, что делаешь с ней, как мужчина. Иногда Андрей думал, что признание «ты слаб» переживание сильное, можешь быть занят разными делами, обсуждениями, запутанными ситуациями и измененными состояниями сознания, быть неделю от водки под наркозом, и вдруг в разгар всего этого обратишься внутрь себя, в место внутри, увидишь, там есть покой, неподвижность тела, безмолвие речи и пространственность ума, внутреннее прибежище. Вопрос лишь в том, чтобы правильно направить ум и признать:

- Ты слаб и беспомощен перед своей жизнью! (Отбросить гордыню.) - Обвинять всех, кроме братвы, если она сворачивает тебе жизнь, это делать не надо, ОПГ и есть твоя жизнь, так и должно быть, имеют право. Которое иногда пересекается с обычным параллельным миром, например, в магазине или больнице... Есть мы и они, Люди и фраера, первые нам должны потому, что они вторые.

- Ну что, Андрей, как спали? - спросил доктор. - Не ходили во сне, как вчера? - Манерный, так его прозвали за то, что любил хорошо одеться и поесть, иногда во сне гулял по палате.

- Все нормально, Иваныч, - сказал он, - все хорошо. Еще не хватало тут устраивать пролёт над гнездом кукушки, американцы пусть пролетают. - Для врачей исключение.

- Тогда в барокамеру, друг мой, будем лечить вас кислородом, это внизу! Лечить хорошо. - От его слов мозги внутри черепа Андрея растеклись, как семя Онана, занялся мысленной суходрочкой, прямо вниз на ссохшиеся от лекарств внутренние органы направил своё внутреннее чутьё, всё вдруг стало молодым и зеленым. Ещё бы, барокамера, кто проплатил?

Ненавижу барокамеры, подумал Андрей. Туда тебя засовывают и погружают, закрывают наглухо на винты, повышают давление, стрелочка медленно ползёт вправо, кажется, опускаешься на дно, и все,  минут двадцать оттуда никак не выберешься, понижать надо постепенно, а то будет, как у моряка, вырвавшегося из тонущей подводной лодки наружу, слишком быстро всплывшего на поверхность, закипит кровь. (Есть врачихи садируют, сразу погружают, летишь как с двенадцатого этажа.) Теоретически сестра на тебя смотрит, можно рукой в стекло постучать, выпучив глаза и проведя большим пальцем по шее, мол, конец мне тут, амба, что это даст? Разгерметизироваться все равно быстро не сможешь, ахренеешь. Вот и страшно каждый раз, когда летишь туда, там лежишь, потом фигаришь обратно на подъём. Но на организм, по утрам стоит потом, поэтому соглашаешься, терпишь, говоришь себе:

- Спокойнодышатьспокойнодышатьспокойнодышать… - Как привыкнешь, так хорошо! Как черепаха в панцире с головой: покой, безмолвие и пространство не внешнее, внутреннее почти виртуально. У него вообще внутри всегда говорило полно голосов, как у многих, кто посвятил свою жизнь Движению.

Вечный бандитский оптимизм! Для него ещё с восьмого класса он был как опиум для народа. Как же не влюбиться в криминальную жизнь насмерть?  Гёте плюс «Фауст», помноженный на Пруста куда-то да привезет. Реальная действительность место, где бандитам тесно, преступник в ней чувствует себя рыбой, выброшенной на лёд. Это если он был порядочным арестантом, синим, хозяйским, а козёл как лошадь, морда в цветах, жопа в мыле, того и гляди спросят физически. Зажмут где-нибудь дверями в метро, штаны снимут и давай туда пердолить метровым членом без вазелина, получай! Потому как узнают, что он помогал администрации в тюрьме, Манерному было их нечего жалеть, антиматерию.

В жизни прав тот, кому везёт, хорошая игра получается не от раздачи козырных карт, а от хорошей игры плохими, как говорится, если есть, к чему вернуться потом, то цирку мы не нужны. Как писатель мы должны воплощать несколько людей в одном лице: себя самого, своих персонажей и зрителей, перед вами чистый лист бумаги, они хотят вам что-то сказать… Пишите! Никто не станет вашим воспитателем в этом процессе, хотя и будут пробовать, то же и в тюрьме. Рецидивисты постоянно находятся этом бизнесе потому, что внутри них к этому миру не контролируемая тяга, ОПГ криминальный театр кооперативным усилием – такие спектакли!!! - группа людей вкладывает свои особые таланты в общее дело, чем не коммунизм, сам себе режиссёр, служат, вместо зарплаты срокА. Цыган проотвечался, несло, как на пятой передаче, к тому же патлач, какой хайр себе отрастил. Ляпа и Шипа не могли предвидеть одного, смерть их бывшего близкого и невольное исчезновение Шаха выведет на первый план бригаду Бати, не такую уж незаметную, но и не игравшую на Арбате первую роль, ну жил и жил так Француз, как Джуна или кавалергарды с мушкетёрами, мало ли, кто на Арбате, одно дело там жить, другое контролировать, пацаны сидели у Лёни.

— Стопорнись, - Манерный отвёл в сторону руку Молодого с рюмкой водки, сам бросил и теперь не приветствовал в других. В последнее время только и делает, что пьёт, там, где у людей сердце, у него бутылка самогона. - Баба пьяная ****а чужая!

— Ты что сказал только что? - Молодой помотал головой из стороны в сторону. - Попил чаю? Хули чайник пустой? Воды было не налить?

— Отставить, - вмешался в разговор Бита, прокачанные мышцы делали его похожим на Геракла, Француз повернулся окну, посмотрел на церковь в переулке, перекрестился.

— Нечестивец! - Молодой быстро соскочил с прожарки в Пятигорске, как только погиб дядя Шаха, спасибо Бире, и на первом самолёте был уже в Москве, опустить его не успели, только били, про случай на Северном Кавказе умолчал, отдыхать ездил, запил. Пил он сильно и много потому, что теперь уже не сможет отомстить, в том доме все его враги погибли. Если только Киллеру.

— Ты вообще думаешь, перед тем как сказать? - поддержал бывшего спецназовца Леший, Бита, как и Шах служил в ВДВ, был и в ДРА, но не долго, отправили в запас по ранению. Серба на мнимых похоронах Цыгана сразу срисовал.

— Где дурак, там и умный, - сказал Молодой Манерному. — Ты не прав! Что будем делать? - Манерный бросил обращать внимание на начинающийся Андрюшин алкоголизм, оба были тёзки. - Я живу по старым временам. Нахуй так туго хлебный пакетик завязывать? - Молодой начал раскладывать по тарелкам хлеб. - Хорош жрать тушёнку, с ней можно макароны сварить! - Француз одобрил, на какие шиши я буду вас всех кормить из ресторана. Лес валить ему не хотелось, пару лет пробовал.

— Борзометр отключили, давайте поговорим, - Молодой налил себе ещё водки. - Трёх главных нет, Сидор, Шах и Синий, Боцмана с его бандой тоже, Ляпа…

— Кто мы и кто Ляпа, - сказал Француз, - сидим себе здесь, никто о нас не знает!

— И слава Богу, что не знают, - сказал Бита, все чокнулись, макароны с тушенкой в большой кастрюле поставили на стол, по-флотски.

— Тесто есть, мясо, водка, - умилился Бита, который не ел фруктов и овощей вообще никаких. – Что ещё для счастья надо?

— Особенно ему, - сказал Манерный, вилкой с нацепленным на ней куском говяжьего жира махнул в сторону Молодого, говорил он с набитым ртом. — Ищет правду только в пьяном виде. – Кусок чуть не соскользнул.

— Я пьяный умней, чем ты трезвый! Это алкашам повод нужен, я могу и так выпить. От Цыгана исходили неправильные моменты…

— Исходили.

— Не перебивай, и его убили не важно, кто, и не важно, как. Я сегодня был у Бати в офисе. — Все на миг перестали есть.

— Ляпе скоро будет не до Арбата! За банками сейчас вон какая комиссия!! Полностью засветился там!!! Скольких банков нет?! Хорошо, мы не сделали банк...

— Студент хотел.

— Студент! - Студент вышел из спальни Лёни, смотрел там видео. (Такое порно, борщ киснет.)

— Давай поешь! Сядь за стол, как нормальные люди. Давайте так… — Судьба любит неизвестных. Архип, Заяц, Антон давно засветились во всех центрах города, у Москвы их много, не один центр, площадки для стоянки их машин были практически во всех клубах, о бригаде Бати толком ничего не знал даже Розов, так, слышал, каждой твари по паре, блатная молодежь, а то, что на «роллс-ройсе», чего на Арбате не бывает, в Грозном такие через один. Может, подарил Майкл Джексон, тот или тот.

Проверил по базе данных, Полковник их один раз из РУОПа отпустил, единственный привод, проживают согласно месту прописки за пределами Садового кольца, что делало их не неуловимыми, но не интересными, у таких в колоде не все вальты, Оленям, Паше и другим было не до батиных. Они не знали, что сам Батя в криминальной иерархии когда-то стоял выше Ляпы и Цыгана, уровень Георга по масштабу криминальной личности поднимался до преступных верхов. И ни при каких обстоятельствах не терял свою чёрную, воровскую веру, которая давно уступила место знанию понятий, меняя свои взгляды и приспосабливаясь под разные обстоятельства, как некоторые, преступившие закон не любят оставаться в долгу, с Ворами фарт, с ментами Спарта.

— Вы все не правы, — сказал Студент, — Цыган хотел стать писателем!

— Кем? — Манерный отставил в сторону очередную рюмку. — Бля. — Это слово означало в его речи запятую, любил сложносочинённые.

— Очень просто! Когда еврей становится богатым, все, что он хочет, схватить Бога за бороду, вы просто не очень хорошо знаете еврейскую культуру. Машиах! Для евреев пророки те, кто проводит через себя чужой духовный импульс, не обязательно еврейский. Быть совсем близко к Богу значит стать им. Для русских пророк книга, Россия всегда жила по классике! Посмотрите, наш Арбат… Чисто Достоевский! Тверская Есенин, Патриаршие пруды Блок.

— Ну ты загнул, - Бита сел на стул, поиграл в руке теннисным мячиком, с которым не расставался, в Афганистане главное была сила кисти. — Тебе надо было в высшее военно-политическое.

— А где тогда Толстой? — спросил Француз. (Толстой где?)

— Не тормози, — сказал Молодой, — Кутузовский. — Когда надо, он умел быстро учиться.

— А Ленинский? — Леший откинулся на спинку стула, рост 1м 82, шея, бицепс, голень 40см на холодную, талия шестьдесят семь, в зале дразнили Людмилой Гурченко, он не обижался, подходите мерять губами, красавец с осиной поясницей, треугольная фигура, девки мёрли, Лёне приходилось все время стоять рядом, рассказывать про Париж, чтобы на что-то надеяться. Изуродованный весами Заяц или слишком большой Архип внушали гимнасткам и пловчихам страх, а не любовь, то же Бита, Париж работал, но в плавках на пляже у них всех выигрывал Леший, сложен, как Аполлон, потом на хорошей машине подъезжал франт Манерный, и вперёд с песнями, всю ночь кувыркались.

— Это пока ты молодой, —объяснял Батя, — я бы выбрал вообще не родиться! — Он днями сидел в офисе, за всех думал, не до женщин.

— Ленинский, — сказал Студент, — это Горький! Которого Сильвестр с солнцевскими поделил. А Бальзак — это Новые Черёмушки, они душевные. Цыган хотел разбогатеть, а потом ничего не делать, писать книги.

— А что, писать книги это просто? — спросил Кастрюля, он старательно доскабливал ложкой и отправлял в рот с огромной сковородки пригоревшие куски макарон по-флотски, мяса там почти не было, жир старательно зачерпывал рукой с коркой хлеба. Хавочка!

— Ты реально тупой, — сказал Молодой. — Писать мог даже Деревянко, старший долгопрудненский, сиди, пиши, хуле, ты попробуй в зале попаши.

— Деревянко на грани графомании, — сказал Студент. — «Обелиск для фуфлыжника», я читал. Дома за это ему так из ружья дали! До сих пор дробь под сердцем сидит, на погоду окисляется, хорошо, что по факту выжил.

— Деревянко, — сказал Молодой, — красавец! Ладно, что нам дальше?

— Пока расход, — сказал Француз, — ждём решений. Подойдут на улице любера, с ними вежливо.

— Не знаю, возьмём ли весь Арбат, — сказал Бита, — но считаться с нами будут.

— С нами уже считаются! Дед Хасан про нас говорил, — Кенту хотелось вставить слово.

— Бля, я не могу, — сказал Молодой, — что тебе в Гольяново Дед Хасан? Мы что, Воры?

— Ты с Людьми общайся, Андрюша, ёпты, они тебе всегда подскажут, — в квартиру Француза зашёл Большой, по-пацански обнял Биту, — как сами? - Ростом под два метра высокий брюнет тоже привлекал внимание девушек, надо дрочить. — Проезжал мимо, смотрю, машины, решил подняться, Арбат делите? — Полушутя, полусерьезно он
пристально посмотрел каждому в глаза, представитель серьезных абхазских группировок на уровне замминистра. — Про Цыгана я уже слышал.

— Тебе говорить не будем, а то делиться придётся! – В параллельном мире каждую субботу зимой шёл снег, летом дождь, всё живое от них пряталось в лесах. Возможно, инстинкт реагировал таким образом на происходящее зло на нашей планете.

Конец шестнадцатой главы