Преисполненный

Твои поцелуи, как дань полководцу.
Мои поцелуи - владычице дар.
И мы богатеем десятками порций,
сплетаясь в один ненасытный пожар.

Сближение кажется самым прекрасным,
какого до нас не случалось нигде!
Два тела, сживлённые страстью и счастьем,
предстали примером несчастной Земле!

Я лакомлюсь дольками губ увлажнённых,
дарованных мне в непредсказанный срок,
ответно вкушающих и оживлённых,
легко пробуждая в них лакомый сок.

Они отдаются с живым упоеньем,
любя, хорошея и тая с добром,
меня наделяя святым вдохновеньем,
а ты награждаешь глубинным теплом.

Глубинным теплом, источаемым сердцем,
из недр его исходящим во вне,
стремящимся первым к восторженным персям,
и дальше текущим по светлой весне.

Трезубец подсвечника дарит нам солнца
над райским сюжетом большого ковра.
Фриволье для юной горянки и горца
дано от Творца как святая пора.

Жаль, благоголосие птичье утихло,
а то бы дополнило песню души.
А может, и хорошо, что так тихо,
чтоб нам не мешали в любовной тиши.

Вечерняя полупрохлада сближает
два пламени, что составляют одно,
что под паутиной созвездий сияет
невидимым светом, как бель эскимо.

Желание, как шелковистые иглы,
меня окрыляет и тянет к тебе,
в уме порождая внебрачные игры,
в какие играют лишь только в грехе.

Твой стан сверхшикарный белеет во мраке,
как будто снежок сахаристый в ночи,
трепещет от чувств и касания к фраку,
пленённый нарядом по паре причин.

Моя светозарная, с лучшей душою,
ты, словно душистая, сочная гроздь
под чистой, слегка бархатистой луною
среди серебринок мерцающих звёзд!

Сочащийся и испивающий вкусы,
поверивший в явь и былую мечту,
снимающий с мускулов лишние грузы
безумной взаимности с жаждою жду.

В тебя погружаюсь, как в образ бермудский.
Пускай пропаду, но пройду этот путь!
Скорей распахни обе створочки блузки,
чтоб я обозрел и вкусил твою грудь!