7 глава. Дворовый детектив

Михаил глядел в заплаканное лицо Клавы и в сотый раз повторял про себя: «Эх, Валька, Валька!» Клава подливала ему в пиалу чай и беспомощно разводила руками.
— Как сад порушили, всё кувырком пошло. Ты ж помнишь, как он переживал. Домой стал приходить поздно. Один раз показалось — вином пахнет от него. Объяснил, что на дне рождения у друга был. Правда, больше такого не повторялось. Соседка рассказывала, видела в городе его с ребятами — чистая шпана. Курили. И девчонка меж ними расфуфыренная вертелась. Боюсь я, Миша, он ведь со вчерашнего дня не приходил. Звонил на работу, я слова не успела вымолвить, обрадовал: заниматься к другу лыжи навострил. Чем они там занимаются, знать бы.
И тут они услышали щелчок открывающегося замка. В прихожей зажёгся свет, и послышался Валькин голос:
— Мама, привет... ох, до чего жрать хочется!
— Ты уж с ним по строже...— только успела прошептать Клава.
Валька влетел в комнату, увидел Михаила и небрежно бросил:
— Здорово!
Михаил привстал, поражённый его видом. На Вальке были немыслимого зелёного цвета узенькие брюки с разрезами внизу. Большого размера пиджак доставал почти до колен. На шее болтался жёлтый шарф. Вещи были явно с чужого плеча. Волосы колечками лезли на уши и закрывали веснушчатый лоб.
— Ну и видок у тебя, Валентин.
— А тебе-то что?— Валька хотел сплюнуть в сторону, но поймав взгляд матери, поперхнулся.
— Валя,— Клава приподнялась со стула,— я сегодня в училище была.
— Ну и что?— Валька забегал глазами по кухне, натыкаясь то на полные слёз глаза матери, то на суженные обидой и злостью зрачки Михаила.— Всё тебе наврали про меня.
— Замолчи, сморчок! Как ты с матерью разговариваешь? — крикнул Михаил.
Парень сжал зубы и, не издав ни звука, дернулся к двери.
— Валька!— Михаил схватил его за руку, но… пересилил себя и уже спокойно добавил.—  Давай-ка, брат, не спеша, всё обсудим… по-человечески, а?
Валькины губы, слепленные накрепко злостью, скривились.
— Валяй, — процедил он.
Клава обрадовано кинулась на кухню.
— Вы посумерничайте тут, а я скоренько ужин соберу.
Михаил крякнул, полез за папиросами, но, поймав Валькин взгляд, отчего-то смутился, сунул пачку в карман, опять достал её и неожиданно протянул ему.
— Закуривай, дружок, всё равно, говорят, начал.
Валька недоверчиво посмотрел на Михаила и с опаской потянулся к пачке. Вытянул папиросу, не тем концом сунул её в рот, выплюнул, тут же нагнулся, подхватил с пола, разломал и сунул в карман.
— Я не всерьёз курю.
— Не в затяжку, что ли?— невесело усмехнулся Михаил.— Чего же так? Парень ты почти взрослый, в училище, можно сказать, вольным слушателем слывёшь, мать для тебя не авторитет, обо мне и речи быть не может. Но с кем-то ведь ты досуг свой делишь? Не знаю уж, в какие игры ты со своими дружками-приятелями играешь, только ведь не в лапту? Да и от папиросок, которые они предлагают, ты не отказываешься, а? И гардероб у тебя обновился. Раньше я что-то этих вещей не видел. Кто же это такую заботу проявляет о твоей персоне? И чем ты за это расплачиваешься? Красивыми глазами? Может, уже в дело какое вошёл и свою законную долю там имеешь?
— Не нравится мой видок, так подбросил бы на ползунки. Калымишь на междугороднем, а чай на шару  к нам пить ходишь!— хлестнул Валька отцова друга фразой из лексикона Фикса. И тут же осёкся.
Но Михаил, вместо того чтобы взорваться, вдруг, насмешливо хмыкнул.
— Вот это разговор по существу,— широким жестом он залез в карман пиджака, достал пачку трехрублёвок и, прежде чем Валька успел опомниться, вбил их ему в ладонь.
— Ты чего,— забормотал тот,— ты чего, руку отпусти...
— Это, Валя, расчёт за прошлое чаепитие, настоящее и будущее. Хватит?
Валька выдернул руку, и пачка мягко шлёпнулась на пол.
— Чем тебе мой калым не по душе? Подними, пожалуйста, деньги. Они нелёгким трудом достаются. Порой так за баранкой нахрячешься  — рук от колеса оторвать не можешь.
Валька нагнулся, подобрал с пола трёхрублёвки и, стараясь не встречаться взглядом с дядей Мишей, положил их на диван.
— Да,— между прочим спросил Михаил,— как, ты сказал, зовут того, который тебя вещичками снабдил?
— Фиксом зовут,  постой, а я разве его называл?
— Этой собачьей клички я от тебя ещё не слыхал - это точно. Но то, что он успел из твоей души конуру сделать и гнилью своей поганой изо дня в день травит тебя, без очков видать. Здорово он тебя подмял. Своего в тебе, прости господи, ни хрена не осталось. И одежонка,  и душонка теперь, получается, у тебя напрокат. Только с душой напрокат настоящей жизни не прожить.
— А где она, настоящая жизнь? — Валька зло сверкнул глазами.— На хлопке вкалывали от зари до темна, пока снег не лёг. Кормили одной капустой. В училище программу первого семестра прошли с пятого на десятое. Паяльника толком в руках не держали, а по практике у всех «отлично». В газетах сплошь усатые передовики-хлопкоробы, а они от колхозной чайханы дальше уборной не отходили, пока мы и жёны их с детишками на плантациях надрывались. Тимур Цимбаев, наш однокурсник, что на кухне по блату отирался, обворовал всю бригаду, мясо налево сплавлял, так его втихаря в другое училище перевели. Почему? Да у него мама в торговле руководит. Ему на хлопок чуть ли не каждый день продуктовые посылки привозили. Я такой жратвы в глаза никогда не видел.
— Это Фикс тебе глаза на мир открыл?
— Он! Ты мне про деревья сколько времени лапшу на уши вешал? Пока их не порубили! А у него слова с делом не расходятся. Сказал — сделал.
— Так познакомь меня со своим кумиром. Глядишь, он мне, дурню старому, и впрямь мозги вправит.
— Это он может,— усмехнулся Валька,— спокойно так может объяснить, без крика, что почём. А кумиром я его не держу. Просто мы с ним одного поля ягоды. Он тоже сирота. Только их отец бросил, а матери он не нужен оказался. Новый хахаль у неё объявился.
Неожиданно Михаил сжал худенькие плечи мальчишки.
— Какой же ты сирота?! А мать?! А я?! За что же ты нас так, Валька? Неужели не понимаешь, с какой мразью  связался?
— Я сам решу, что делать, сам! И отпусти ты меня. Я тебе не младенец.
— Насумерничались? — Клава вошла в комнату, щёлкнула выключателем, внимательно посмотрела на взъерошенного Вальку и тихонько провела рукой по волосам сына.— Постригся бы... ко дню рождения мне бы подарок был.