Размышления о счастье стихотворца 225 Пушкину

 «Не любит он гулять по высотам Парнаса,
Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса…»

(А.С. Пушкин «К другу стихотворцу»)

Наверное, стыдно сознаваться в XXI веке, что эти строки Пушкина мне незнакомы. Пожалуйста, простите меня! О ужас: скоро, если мы с такой скоростью теряем интерес, перестаём читать даже великую русскую литературу, мы будем с трудом вспоминать само имя поэтического гения. Вам страшно? Мне – да!

Нет, этого не может быть!

Перечитываю эти две процитированные из стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «К другу стихотворцу» строки; при первом, втором прочтении они мне не совсем понятны. И не потому, что не знаю значений выделенных курсивом ключевых слов «Парнас», «музы», «Пегас». Я их знаю. Не понятны строки по содержащейся в них загадке то ли осуждения, то ли сочувствия, то ли зависти к тому лицу, к которому обращается Пушкин. Хочу понять это и в духе времени, вместо того, чтобы листать книгу или том из собрания сочинений А.С. Пушкина, которые есть в моем доме, «забиваю», т.е. впечатываю (без заглавных букв и знаков препинания!) этот отрывочек в поисковую строку глобальной Internet-сети. Она щедро выдаёт мне не только само стихотворение, но и комментарии к нему, как выясняется, первому из напечатанных стихотворений пятнадцатилетнего поэта.

Читаю и ещё раз с каким-то школьным удивлением поражаюсь знаниям юного Пушкина в античной мифологии, русской и европейской поэзии, истории. При этом понимаю, что он на равных, понятным языком разговаривает со своим лицейским товарищем-поэтом Кюхельбекером, высказывая ему, а оказалось – и всем последующим поколениям поэтов, свои задушевные переживания, мечты и уже формирующиеся убеждения творческой личности. Он ощущает и видит на примерах, что поэзия не может дать благополучной обеспеченной жизни, что, вступая на путь поэта, литератора, ты должен чётко понимать роль литературы в обществе, преемственность литературных традиций. Он понимает, что для настоящего поэта «жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон». Он делится с другом сделанными для себя выводами:

Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.

И звучит в этих строках юнца твёрдая решимость гения посвятить себя литературе.

При этом автор стихотворения чётко понимает, что поэтический дар отнимает у человека счастье в житейском, простом его представлении, и он отдает это счастье тому, кто…

…ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихий век без горя, без заботы,
Своими одами журналы не тягчит
И над экспромтами недели не сидит!
Не любит он гулять по высотам Парнаса,
Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса…

И вот они, вот они, эти две строки, с которых и начинался посыл, две строки, которые позвали меня в этот мир - надеюсь вечный - рассуждений и споров о роли, призвании и счастье поэта. А у него, поэта, тоже есть (своё!) счастье. Где оно? В чём оно?

Может быть, на Парнасе? Нет, не на той реальной горе в Греции, куда из года в год едут со всего мира туристы, а на мифическом Парнасе – прибежище муз. Там, где при дельфийском храме находился источник поэтического вдохновения - Кастальский ключ, посвящённый богу искусств Аполлону и музам. Не случайно же на протяжении более чем двух тысячелетий Парнас упоминается в культуре как символическое местообитание поэтов и людей искусства, символ мира поэзии.

Многовековая традиция именовать Парнасом сообщество обитающих на горе муз постепенно распространилась и на их питомцев - деятелей искусства, особенно поэтов. Не случайно появилась в IX веке французская литературная группа, назвавшая себя «Парнас». Идеальный парнасец – серьёзный мыслитель, способный на громкие замыслы, спонтанное вдохновение. Это течение оказало заметное влияние как на национальную литературную традицию, так и на российскую. Не случайно мир поэзии называют иносказательно Парнасом. Не случайно и современные поэты хранят этот образ и обращаются к нему.

Не миновал этот соблазн и меня. В стихотворении, которое так и называется «Мечты о Парнасе», я написала:

…Может, правда, всё мне бросить? Кругом голова!
В рифму ты мне произносишь сладкие слова…

Но дальше мечтаний и рассуждений не пошла, видимо, понимая трудную участь поэта, о которой писал Пушкин:

Впрочем, лучше здраво мыслить: хоть высок Парнас,
Но земля, земля надёжней - для простых, для нас.

Кто же, кто же под предводительством Аполлона живёт на этом мифическом и труднодоступном Парнасе? Кто не боится этой высоты и в наше время, взбираясь, взлетая на неё? А может, и падая? А ведь Парнас продолжает манить, число поэтов растёт, хотя возможностей для другого посвящения своей жизни стало гораздо больше, чем во времена Античности.

Вспомним древнегреческих муз: Евтерпа (Эвтрепа) – муза музыки и лирической поэзии; Терпсихора – танцев; Клио – истории; Талия – комедии; Мельпомена – трагедии; Эрато – любовной поэзии; Полигимния – красноречия и гимнов; Урания – астрономии; Каллиопа - героического эпоса. Эти девять дочерей отца богов Зевса чётко демонстрируют так почитаемую в Греции триаду - символ абсолютной гармонии: наука, ремёсла и настоящее искусство. Мудрецы и философы справедливо считали, что каждая из муз необходима для процветания. Поэзия ценилась так же высоко, как умение читать по звёздам.

Всегда с приходом музы (нет, лучше писать с большой буквы - Музы) связывали моменты озарения и вдохновения. Почему считается, что встреча с Музой может кардинально изменить ход жизни? Почему древние поэты обращались к музам с просьбой благословить:

Музы, молю — из толпы многогрешного рода людского
Вечно влеките к священному свету скиталицу-душу.
(Из античного гимна).

Почему древние греки, провожая друзей в дальнюю дорогу или благословляя их на какое-то великое дело или новый шаг, часто говорили: «Иди - и да пребудут с тобой музы!»? Почему поэты эпохи Возрождения давали музам обет верности и служения, а художники прежних веков часто изображали себя рядом с Музой? Почему и сейчас мы часто слышим: «Если придёт Муза»? Не хочется верить, что Муза – это ушедший в далёкое прошлое красивый миф, если даже в наше время она приходит к поэтам. Вот строки ещё из одного моего стихотворения:

В добрый час приходит Муза,
Мы сидим вдвоём, тихи,
И от этого союза
Зарождаются стихи.

К слову – слово, к строчке – строчку
Облекаем в строфы мысль…

Не к славе влекут музы. Музы не прощают тщеславия, поэтому одним из главных качеств поэтов и художников древности была (и должна остаться и в наши дни) чистота помыслов и устремлений. Музы - связующая нить между божественным и людьми.

А что же является связующей нитью между поэтами эпох? Не об этом ли говорит стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, в котором он беседует со стихотворцами (всё-таки не только со своим другом-лицеистом):
… и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса…


Ах, сколько их, поэтов, которые хотели, хотят и будут хотеть подружиться с этим крылатым любимцем муз! Он, названный Пегасом – «бурным течением» (в переводе с греческого языка), мог ударом своего копыта о землю выбивать источники. Один из них на горе Геликон у рощи Муз давал вдохновение поэтам. Трудно оседлать Пегаса, ведь он стал созвездием на небосводе. И до сих пор взлететь на его крыльях мечтают те, кто связывает своё счастье со счастьем стихотворца. И ищут свой ключ к этой тайне поэзии. А те, к кому не приходит Муза или кто отталкивает её, внемлют из века в век поэтам и ищут у них ответа на вопросы, которые волнуют души: зачем мы пришли в этот мир, что такое добро, счастье, любовь, что будет потом…

Приведу опять свои строки:

Что ждёте вы от слов поэта?
Душе отраду, высший смысл?
Откуда к рифмам тяга эта?
В них ярче чувства, звонче мысль?

Поэтов роль необъяснима,
Как притяжение огня.
«Не пролетай, как ветер, мимо!» -
Молю крылатого коня.

… А он летит, этот конь, как летел тысячи, сотни лет назад, и возносит на своих крыльях туда, на Парнас или Геликон, к музам, к источнику вдохновения, тех, кому мало спокойной жизни, тех, кто воскликнул: «Я лиру избираю». И пусть «катится мимо их Фортуны колесо», они будут писать и ждать своего «пылкого Пегаса».

Не стой, прекрасное мгновенье!
Любовь к поэзии неси!
Пусть будет вечным вдохновенье
Поэтов на святой Руси!