Человек в прошедшем времени

Он прекрасно выспался. Утро стучалось в большое окно, расплескивая по полу и по стенам оранжевую краску. «В кои-то веки солнечное утро », – улыбнулся он.
Он встал с постели и подошел к окну. За стеклом текла улица, были слышны до ужаса знакомые звуки.
Вот соседка Анна окликнула дочь из окна – ребенок, как всегда, забыл дома сменную обувь.
Вот воробьи устроили под стрехой какую-то революцию – летят сверху пыль и перышки, слышно раздраженное чириканье на повышенных тонах, переходящее в угрозы жизни и имуществу пернатого домохозяина. Весенние драки за место для гнезда… Все как у людей.
 Вот с грохотом выставляют на тротуар помойные бачки и узкая улочка заполняется низким рёвом огромной помойной машины. «Давай назад, назад, прямо держи!»  - кричит ударник уличной уборки – татарин Костя. Помилуй бог этого Костю… У него зимой померла мать, а сейчас вот жену забрали в больницу (говорят, с онкологией). Двое мальчиков – такие симпатичные – Коля и Кузя – сидят, как два воробушка со своими огромными портфелями за крайним столиком кафе напротив. Сейчас Костя закончит подвиг уборщика поведет их в школу.
«По крайней мере, детей я не имею. Не так страшно жить, когда нет сыновей.» - подумал он. Он – Андрей Владимирович Романов, 59 лет, отставной физик – ядерщик, выкинутый в люди из НИИ в девяностые. Сел тогда за руль жигулёнка – надо было деньги добывать хоть какие – то. Мать болела. И стал он уличным водилой. Подходящих альтернатив не обнаружил. В бандюки - не потянуло. Бизнес, доступный народу без связей (типа организации ларька или компьютерного центра), счёл глупым занятием. Так и застрял в роли извозчика. И ещё в роли читателя - библиофила. Библиотеку собрал – огромную. Покупал и продавал кое-что из книг старинных и редких. Ну и – читал, конечно. Много, запоями, иногда – до потери связи с реальностью. Возил людей, ремонтировал и изредка менял тачки – руки были золотые, да и голова работала неплохо. Купил подержанный Рено Дастер год назад – подрихтовал железо и восстановил краску на стыке крыши и задних крыльев, подправил форсунки, поменял счётчик масла. Всё. Как новый полетел француз.  Проводил за рулем часов так восемь каждый день. Дежурил в аэропорту, на вокзалах. Когда было вдохновение – катался по всему городу, подвозил случайных ночных прохожих, беседовал с ними. Пару раз нарвался не на тех пассажиров – чуть не погиб. А один раз нарвался так, что таки …погиб, выражаясь образно.
 Она стояла на углу N- ской и M - ской улиц. Высокая, завернутая в длинный плащ. Тормознул – договорились – поехали. Попросила курить. Да, пожалуйста. Попросила музыку – вальс Свиридова устроил. Надя. Надежда. Наденька.
Ну и… понеслось. Вальс закружил их. Перспектив никаких не было – она была замужем, ребенок был маленький.  Будущее с большой долей вероятности было  мучительным. Но они были безумно счастливы в настоящем, а это, согласитесь, бывает крайне редко. Город распахнул для них двери театров и кафе. Книги раскрыли свои волшебные порталы в неизвестные миры. Они поднялись вдвоем в высокое небо, которого никогда не увидишь с земли за облаками забот о насущном и за завесой мелких переживаний.  «Никогда и никто так не звучал для меня, как ты. Как я люблю твой голос». Он дарил ей в августе гладиолусы, а в мае ландыши, он дарил ей книги, он читал её вслух Бальзака, Флобера, Гоголя – да чего только он не читал ей! «Ты закончил на 345 странице. Осталось еще 50. Давай дочитаем – это мне очень нужно»
Их роман вплетался в десятки книжных историй, они проживали чужие жизни, как свои, и свои, как чужие, склоняясь над распахнутыми судьбами влюбленных разных времён и старн…
Она прибегала к нему по пятницам, приносила вино и какую-то еду, забиралась с ногами на топчан – такая стройная, юркая, умная, как рыжая лесная лиса. Они падали вместе в Булгакова и Пастернака. Обсуждали Толстого.  Писали друг другу смс со своими открытиями каждого дня – кто такая Аннушка из Мастера и Маргариты и каких авторов любил читать Оноре де Бальзак. Они не говорили о будущем, не вспоминали о прошлом, не строили совместных планов. Они знали, что абсолютное счастье не может быть навсегда.  Может быть, когда – нибудь для кого -то и будет такое возможно, но не в этом мире, не в это время, не с ними.
 Она собирала документы на визу в Америку. Хотела уехать работать туда по специальности, развестись с мужем, забрать сына с собой. План свой она  держала пока в строгом секрете от мужа, но он знал все детали. Сочувствовал ей, давал советы по делу, занимал очередь в консульство, печатал документы – для чего приобрёл лучшие из доступных принтер и сканер. Он ждал ее отъезда спокойно. Ждал так, словно для них двоих всё уже состоялось и не важно, будут ли они всегда видеть друг друга по пятницам или будут переписываться через океан. Через океан даже интереснее – ведь так у них ещё не было…
Так прошло три года. Хотя он не был в этом точно уверен. Он вообще не был уверен больше во времени, в направлении его движения, в его отсчете и ритме. Он подозрительно следил за течением дней и потоком часов, ловил в ладони дождинки минут. Но необходимости во времени – не чувствовал.  Время стало простой игрой стрелок и шестерёнок в догонялки. Эту игру можно прервать когда угодно. И выйти в свою личную Вечность.
Время действительно кончилось, когда она однажды не пришла в пятницу. Через несколько часов ему позвонили. Она погибла в аварии – перевернулось маршрутное такси – она всегда ехала к нему по одному и тому же маршруту.
Надя. Наденька. Надежда…
Он слышал, что овдовевший муж, ничего не знавший о романе супруги, уехал с сыном в другой город, получил назначение на место директора авиаприборостроительного завода. Уже через год опять женился. Специалист со связями…
Она не пришла в пятницу.
С той пятницы на ту субботу ночью он не спал, не думал, не читал. Не плакал. Он молча перебирал прочитанные с нею книги. Нежно гладил оставленный ею плед. Держал обеими руками ее чашку – такую милую глиняную чашку домашнего желтого цвета с незабудкой, нарисованной одним мазком. Это он ей подарил.  Из нее чай пить было не горячо. У нее всегда пальцы мерзли, даже если она сидела у батареи завернутая в плед. Она любила эту чашку обнимать пальцами. Так красиво пила из нее. Душистый чайный пар поднимался от чая и целовал ее темные кудри.
Надя…
Она пришла в субботу.
Он вышел, как был, ночью – в домашнем, перешел улицу, чуть не угодив под автобус. Присел на крайний столик в кафе. Бушевал май. Цвела белая сирень вдоль бульвара. Совсем рядом со столиками, за которыми уже собирались любители утреннего кофе, расположилась бабулька с ведром набранных за городом рано утром ландышей. 
Он уставился в меню, не в состоянии осознать ни слова, ни буквы на знакомых листах.
И вдруг… почувствовал на себе её взгляд.
«Привет, Андрей», - улыбнулась она, мимолетно хитро улыбнувшись. «Мчалась вчера к тебе – но не судьба! Позвонили из детсада – мой проказник умудрился съесть игрушечного динозаврика! Ничего не случилось, все хорошо, он, как выяснилось, только лапу ему откусил – хотел победить хищника в битве!» И она бесподобно, чудесно улыбнулась.
Мысли закружились у него в голове как осенние листья, уже погибшие, никому не нужные, когда холодный ветер уносит их вдоль замерзающих улиц в никуда… Надо держаться в этом хаосе, надо прямо сейчас, сию секунду создать Мир - Книгу о них, такую, где они останутся вместе навсегда.  И он справился. Он не выдал смятения, поднял глаза, улыбнулся в ответ – «Хочешь, Надя, я ландыши принесу? Только собирался купить – вон, видишь, уже половину продала бабушка» Она положила ему ладонь на руку. «Да, я их хочу. И тебя хочу. Пойдём к тебе?»
Теперь она приходила каждую субботу.  Всегда. 10 утра, крайний столик на тротуаре – летом. Или столик в помещении, крайний от двери – зимой.
Все знали блажного Андрюху - таксиста. Жалели. По субботам ровно в 10 утра он всегда покупал два американо. И сидел, глядя перед собой с улыбкой такого рода, что пространство вокруг него теряло четкие контуры и время стеснительно утекало сквозь стены, сквозь асфальт в прошлое. Он словно закидывал сеть своей души в этот огромный живой Солярис, для которого нет преград, в котором все возможно.  И неизменно ловил там свою золотую мечту и свою единственную Надежду.
Если смерть когда-нибудь и придёт за ним, она будет удивлена, ей будет неясно, что делать. Ведь для неё привычная работа – лишать людей будущего. А тут – совсем особый случай!
И я думаю, смерть не рискнет отнять у Андрея его прошлое.
Так что Апостол ждёт.
По субботам.
 В 10 утра.
 Как верный часовой нашей общей Надежды на Вечность Любви.