***

***
…Моя бедная мама, которая воспринимала творчество сына на слух (к концу жизни она совсем ослепла), однажды чуть было не лишилась ближайшей подруги Розы.

В Театре имени Ленинского комсомола Новый год начинался с детских утренников по узбекской народной сказке «Чудесные встречи». Однажды я заменял на этом утреннике загулявшего накануне актера. Играл эдакого этнического горниста с двухметровой трубой… Как назло, на спектакль угораздило прийти тетю Розу с внуком. Удобно устроившись в первом ряду, они приготовились наслаждаться спектаклем. Тут появился я в пестром потном халате, пропердел в дурацкую узбекскую трубу и ушел навсегда. Потрясенная тетя Роза позвонила маме: «Рая, я видела Шуру. Это трагедия!»

Тетя Роза, уже без внука, попала на премьеру спектакля по пьесе Розова «В день свадьбы», где в финале вся труппа гуляла на сельской свадьбе. Мы с Державиным стояли у крайнего стола с подозрительно колхозными лицами и кричали «Горько!». Роза снова позвонила маме: «Рая! Он тебе все врет! Ему надо срочно искать профессию!» К сожалению, Роза в этом диагнозе оказалась не одинока. В своей книжке Марк Захаров написал, что «Ширвиндт, наверное, все-таки не артист… Тем более, не режиссер… Профессия у него уникальная. Он — Ширвиндт»

… Хамские, конечно, строчки, но Захаров прав. Нет во мне этой лицедейской страсти. Есть актеры патологические, физиологические. Они не могут не играть. И есть актеры, ставшие таковыми, ну, в силу обстоятельств, что ли Я из вторых. Хотя первым всегда завидовал. Вот покойный Владимир Басов — замечательный режиссер, а не мог не играть… Хоть водяного, хоть лешего, хоть кота, хоть сморчка озвучивать Табаков такой, Гафт. Миронов таким был. А я… Репетиции люблю, премьеры. Но выходить на сцену в сотом спектакле — скучно. Иногда думаю, что все-таки с профессией не угадал.

Правда, с Олегом Ефремовым связан один драматически не сложившийся поворот моей профессиональной жизни. Несбывшаяся великая мечта…

Когда нависла угроза сноса «Современника» — не как коллектива, а как дома на площади Маяковского, — Олегу Ефремову (в то время возглавлявшему театр «Современник») собирались отдать здание старого Дома киноактера — на улице Воровского… Он меня вызвал в ресторан, и под литра полтора водки… силой своей убедительности рисовал мне картину единственного в мире театра, где внизу, на большой сцене, он, Ефремов, будет творить свое, вечно живое, глубоко мхатовское искусство, а наверху, в уютном маленьком зальчике, буду я, Ширвиндт… «Открываемся двумя сценами, — мечтал Олег. — Внизу, на основной сцене, — «Вечно живые». А вверху ты, со своей х..ней»… Ничего обидного в его противопоставлении не было: так Ефремов видел возвращение к мхатовской многокрасочности… Но помещения не дали, и мечта растворилась.

Мы с Олегом… вспомнили про этот проект, встретившись на одном юбилее… В разгар веселья я стал тихонько собираться на выход. А в тот момент как раз уводили Олега: он уже не мог долго без кислородной машины. Мы столкнулись в холле. Он подошел, обнял меня, буквально повис на плечах и говорит: «Мы просрали нашу с тобой биографию, Шура». И ревет. И я реву… Через месяц его не стало.

Александр Ширвиндт, из книги «SHIRWINDT, стертый с лица земли».