А рожать... всё-равно больно...

Я  сама уже не знаю, был ли ты на самом деле?
Всё ищу за горизонтом иллюзорные следы.
Осень вырвалась из сердца, птицы счастья разлетелись,
ты пророс во мне дождями и ростками пустоты.
Будто кто-то по ошибке нас с тобою размагнитил –
в час, когда у листопадов так нежданно вышел срок.
Я нанизываю буквы на невидимые  нити –
и твоё  вплетаю имя тихой грустью между строк.
Елена Биронт
– Тётя Даша, – простодушно, словно про нечто обыденное для тринадцатилетней девчонки, спросила племянница, – а родить ребёночка, это больно?
Дарья Егоровна задумалась на мгновение, внимательно посмотрела на Верочку, – больнее всего, котёнок, совсем никогда не родить. Почему ты об этом спросила?
– Я уже взрослая, должна знать.
– Резонно, когда речь идёт о любви, о семье, о продолжении рода. Но тогда тебе обязательно нужно знать о том, что тринадцать лет, возраст особенный, весьма опасный для романтически настроенных юных особ, когда степень любопытства и вероятность внезапной природной влюбчивости значительно опережают естественные темпы физиологического развития. Но об этом тебе лучше поговорить с мамой.
Почему-то в самолёте думалось именно об этом странном разговоре.
Как ни старалась Дарья Егоровна вспомнить, о чём сама задумывалась в этом благословенном возрасте, ничего не вышло. Создавалось впечатление, словно после двенадцати лет ей сразу исполнилось пятнадцать, когда почувствовала себя не девочкой, а девушкой, когда мысли о любви и о чём-то ещё, фактически запретном, приятно кружили голову.
Она тоже в юности была любопытна не в меру, но задавать столь деликатные вопросы взрослым не решалась, даже тогда, когда преодолела физиологический барьер, давший старт интимному взрослению: не позволяла природная застенчивость.
Источником информации в пылкой романтической юности были исключительно разговоры с подружками.
Тем не менее, заданный племянницей вопрос должен был волновать и её в своё время, обязательно должен был, как же иначе.
Дарья и теперь, в полные тридцать пять, довольно часто вынашивала в воображении живой плод, испытывая при этом вполне реальные ощущения – все-все, кроме того, о чём спросила пигалица. Процесс извлечения дитя из чрева матери представить себе Дарья не могла.
Однажды она была беременна, но об этом очень больно вспоминать.
С Вадиком Дарья познакомилась на первом курсе института. Это была молниеносная симпатия, трепетное искреннее чувство, любовь с первого взгляда, полное погружение в нирвану, абсолютная самоотдача.
Романтические события откровенно волнующего интимного общения развивались неудержимо, стремительно, заполняя ликующей радостью и трепетной нежностью весь объём Мироздания.
Внезапная беременность ни для неё, ни для него, не стала неприятным сюрпризом.
Как же они радовались!
Очень недолго.
У Дашеньки неожиданно диагностировали краснуху, которой почему-то не переболела в детстве.
Оказалось, что перенесённая беременной женщиной краснуха, особенно в начале беременности, вызывает серьёзные внутриутробные дефекты у плода, который не имеет ещё собственной иммунной системы.
В числе возможных патологий – глухота, серьёзные поражение мозговой деятельности, деформации костей скелета, дефекты жизненно важных органов.
Обнаружив этот недуг, доктора всполошились, собрали консилиум.
Решение о немедленном медикаментозном прерывании беременности было принято единогласно.
Естественно, это был шок, как для влюблённых, так и для их родителей, которые успели договориться о сроках и обстоятельствах проведения торжества бракосочетания, а в мыслях нянчили внуков.
Невеста с женихом ревели навзрыд, оплакивая так и не рождённое чадо.
Несмотря на драматические события, свадьба состоялась, но позже, через год: любовь способна творить чудеса.
На какое-то время на тему деторождения был наложен негласный запрет. Молодость беспечна, и весьма пластична. Молодым было, чем заняться, о чём мечтать.
Но время и дальше вносило в жизнь пары радикальные коррективы. Несмотря на то, что судьба молодожёнов складывалась благополучно, стремление стать полноценной семьёй, центром и двигателем развития которой должны стать дети, начала их беспокоить.
Изменение гормонального фона при прерывании беременности не прошло даром: несмотря на оптимизм пары, беременность не наступала. Лечение не дало результатов.
Мечты о детях со временем превратились в серьёзную психологическую проблему.
Вадим, как мог, поддерживал супругу, старался предупреждать её желания, окружал заботой, но со временем потух.
Усталость – свойство любой материи. Даже металл и камень со временем становятся хрупкими, чего уж говорить о человеке, весьма уязвимом организме, обитающем к тому же в быстро меняющемся, агрессивно настроенном мире.
Любовь, то очаровательное волшебное чувство, которое заставило мужчину и женщину сблизиться, незаметно выцвела: не сама по себе, а оттого, что накопилась критическая масса невысказанных обоюдных претензий, которые, не имея реальной физической оболочки, тем не менее, оказывали токсическое влияние на позитивную суть искренних интимных отношений.
И вот итог – Дарья Егоровна летит на отдых в неприкаянном одиночестве, которое одновременно, и мучение, и благо.
“Почему детёныш спросил об этом именно меня, женщину, у которой нет, и никогда не будет детей… почему… случайность, или кто-то подсказал?!"
Даша рано, даже слишком, осознала собственную привлекательность. В одиннадцать лет она часами крутилась у зеркала, когда родителей не было дома: рассматривала лицо, особенные, восхитительно приятно отвечающие на прикосновения участки обнажённого тела, любила сама с собой кокетничать, представляя, что производит неизгладимое впечатление на подруг.
С тех пор энергия всех без исключения усилий были направлены на поддержание чарующего всех и каждого обаяния, на воплощение женственного изящества, особенной, кошачьей, грации.
Прошло несколько часов с начала отпуска. Маршрутное такси, электричка, несколько станций метро, аэроэкспресс, полтора часа ожидания авиа рейса. И вот она в воздухе, где-то высоко-высоко, над облаками.
Соколова не любила перелёты, чувствовала себя неуютно, отрываясь от земли, именно поэтому купила в дьюти фри две фляжки коньяка. Несколько глотков горячительной влаги, и ты в прострации.
Прежде, когда летали вдвоём с мужем, алкоголь не требовался: куда эффективнее объятия и поцелуи.
Боже, как же они любили друг друга.
И вот она одна, хотя для этого, казалось бы, нет никаких причин.
С соседом Даше не повезло.
Рядом сидел страдающий одышкой розовощёкий, не в меру  разговорчивый колобок лет тридцати, в одежде, более достойной дипломатического приёма, или перелёта в салоне бизнес класса.
– Вы, милочка, настоящий бриллиант. Очарован, смущён вашей особенной, сверкающей
красотой. Позвольте пригласить вас сегодня вечером … на романтический ужин, достойный вашего неповторимого изящества.
– С ночёвкой, да… а премия будет?
– Наверно вы правы. Мы далеко не дети. Нет смысла долго ходить вокруг да около, чтобы оказаться в постели. Уверяю, вы не разочаруетесь: я умею быть благодарным… и нежным.
– Вам тоже не грозят неприятные ощущения. Для этого не будет повода. С вашего позволения, я помолчу.
– Меня Родион Вадимович зовут. Возьмите визитку. Остановлюсь в отеле Rixos Premium Magawish. Если передумаете, звоните… фея. Какая досада, что не сумел произвести на вас благоприятное впечатление.
– Вы очень любезны, Родион… Вадимович. А впечатление всё же произвели.
– А…
– Уже сплю, милейший… уже сплю.
Дарья Егоровна приоткрыла сумочку, посмотрела в щёлку на фляжку с коньяком, – “не судьба. Если достану бутылочку, колобок примет это за знак доброй воли. Обломится. Впрочем, я тоже. Больно ли на самом деле рожать, вот в чём вопрос. Да откуда мне знать! Если бы я только могла… хотя бы надеяться на это волнующее событие. Пусть даже это очень-очень больно, только бы испытать, хотя бы в воображении”.
Заснула она на удивление легко: закрыла глаза, и провалилась в сказку.
Во сне Дарья смотрелась в большое зеркало в полный рост. Животик выпирал слишком очевидно. Его было так приятно гладить. Грудь была напряжена и очень чувствительна.
“Немедленно нужно сообщить Вадику”, – подумала она, – “уверена, он обрадуется”.
Проснулась Даша оттого, что в глубине живота, почти в самом низу, колотилось сердце. Впрочем, ухающее эхо отдавалось везде – в висках, в груди, в каждой клеточке находящегося под впечатлением желанной иллюзии тела.
“Кажется, я начинаю сходить с ума. Нужно поговорить с Вадиком. Какой смысл накручивать себя, не зная причины нашего отчуждения?”
В аэропорт Хургады прилетели ночью, в полной темноте. Сев на заднее сиденье такси, Даша по-английски, ей очень легко давалось в школе правильное произношение, назвала отель, достала бутылочку с коньяком, отхлебнула.
Водитель умудрялся одним глазом наблюдать за дорогой, другим сверлил её через зеркало заднего вида.
“Ещё один воздыхатель! Как они не поймут – я отдыхать еду, рас-сла-бля… твою же маму, даже в этом слове намёк на измену. О, дайте, дайте мне свободу! В море хочу. Прямо сейчас, ночью. Если бы только со мной был Вадик”.
– Madam, you are a very beautiful woman. For the first time in Hurghada... if you wish, I can be your friend... and guide. For all days of your stay at our blessed one resort. (Мадам, вы очень красивая женщина. Вы ведь впервые в Хургаде... если хотите, я могу быть вашим другом... и гидом. На все дни пребывания на нашем благословенном курорте).
– Ресорт.. да-да, конечно ресорт, курорт. Я еду отдыхать. Море, солнце, пляж, коралловые рифы, Красное море. Никаких мужчин, никаких неприятных мыслей. Как же я устала… от всего на свете, даже от себя самой! Лягу в воду, закрою глаза, погружусь в пучину, и перестану дышать. Никто и не вспомнит.
– О-о-о, да вы русская, – неожиданно чётко, без малейшего акцента произнёс таксист.
– Это что-то меняет, – раздражённо отреагировала Даврья, – я заказывала такси, а не этнического эксперта. Смотрите за дорогой.
“Меня есть, кому разглядывать”, – с раздражением подумала женщина, – “как вновь пробудить желание мужа, как?! А никак… пошёл он…”
– О, да, конечно, я профессионал. В такси подрабатываю по ночам. Я учился в Москве, мне очень нравятся неповторимые, уникальные русские женщины.  Вы очень, очень-очень красивая. Если пожелаете… могу быть вашим другом... э-э-э, гидом, кем захотите, кем прикажете.
“Интересно, на кого ты учился: на жиголо, на разведчика”, – а вслух произнесла, – у меня полностью оплаченный тур, дополнительные опции не заказывала.
– Да-да, конечно, понимаю, всё включено. Но, что за жизнь без любви, без романтики? Вам ведь наверняка скучно, иначе… вы ведь одна, без мужчины. Я могу показать то, что недоступно для иностранного туриста. К тому же, любой женщине необходим надёжный мужчина… защитник, собеседник, спутник.
– Ах, вот оно что, вы надёжный! Спасибо за заманчивое предложение, но… мой муж прилетит завтра. У вас могут быть неприятности.
– А сегодня, у нас целая ночь… позвольте пригласить вас… на романтический ужин. Чтобы лучше узнать друг друга.
– Чем же вы намерены развлекать меня… этой ночью?
Дарья хихикнула, представив, как идёт с этим наглым египтянином по пляжу, как он держит её потной рукой за упругую попку, истекая слюнями.
“Неужели все мужики помешаны на этом примитивном процессе, и им безразлично, с кем совокупляться, зачем, лишь бы получить новые, неиспытанные до этого момента эмоции? Скорее бы добраться до отеля: заселиться, разобрать пожитки, смыть с себя похотливые взгляды, солёный пот… и с наслаждением погрузиться в уютную морскую прохладу”.
В отделанном мрамором просторном фойе отеля было комфортно. За прозрачной перегородкой в стороне от стойки администраторов молодой пианист исполнял нечто мелодичное, романтическое.
Несколько посетителей бара тихо вели беседу, попивая коктейль из длинных бокалов через трубочки. Одна пара, то ли танцевала, то ли обнималась под музыку, чувственно лаская друг друга.
Красивая пара. Когда-то и они с Вадимом вели себя так же.
“Судя по поведению, знакомы недавно”, – отметила Даша, подавая документы на регистрацию. А ведь это не отель, лишь его преддверие, – “когда же они успели сблизиться?”
– Excuse me, a girl speaking Russian will come over now (Извините, сейчас подойдет девушка, говорящая по-русски), – наклеив на лицо пластиковую улыбку, сообщила девушка за стойкой, посмотрев на бумаги, поданные Соколовой.
– Sit down at the table, they will come to you (Садитесь за столик, они сами к вам подойдут), – предложила она, грациозно выплывая в зал, и отодвигая кресло у столика, чтобы посетительница, даже не понимая сказанное, не могла ошибиться, о чём именно идёт речь.
Оформление не заняло много времени, тем не менее, нервировало.
– Вас проводят в номер, госпожа Соколова, надеюсь, вам у нас понравится.
Юноша портье забрал вещи, показывая жестом, чтобы она шла следом.
Доставив чемодан, он вытянулся в струнку, подобострастно заглядывая в глаза.
– Ах, да, ванн доллар. Совсем забыла.
Получив чаевые, мальчишка раскланялся, старательно скрывая взгляд, невольно направленный в вырез блузки, где покоились белоснежные округлости, вершина которых выглядела бесподобно.
“И этот облизывается”, – вслух произнесла Даша, – “вас явно разбаловали. Не для тебя, юноша, не для тебя…”
В номер вошёл переводчик, объяснивший, как пользоваться душевой, кондиционером, холодильником, сейфом.
– Есть ли у вас вопросы, просьбы?
Дарья Егоровна приложила руки к груди, что должно было обозначить степень благодарности, – хочу уединиться. Устала.
Женщина подошла к зеркалу, придирчиво рассмотрела собственное отражение. Оголила животик, словно надеялась увидеть то, что приснилось в самолёте, помассировала припухлости под глазами, достала из сумочки сигареты, коньяк, задумавшись на мгновение, открыла холодильник, где сверкали пузырьками две бутылки минеральной воды. Налила половину стакана из толстого стекла, выпила залпом.
“Жизнь налаживается. Покурю позже, или совсем не буду. Зачем?! Сначала душ. Освежусь, переоденусь, тогда решу, стоит ли вот так сразу, среди ночи, отправляться к морю. Рядом с отелем два бассейна с пресной водой, бары с напитками”.
Ополоснувшись, Даша вышла на балкон, за перилами которого простирался незнакомый экзотический мир.
Жадно вдохнув остывающий от дневного зноя воздух, насыщенный непривычными ароматами, она уловила запах мяса, которое явно готовили на углях, мгновенно испытав чувство острого голода.
Жизнь на территории отеля не прекращается даже ночью. Фоном была слышна музыка, голоса аниматоров, невдалеке сверкали разноцветные лазерные лучи.
“Наверняка, где-то можно поесть. Меня бы устроили… даже пара бутербродов и кофе, но лучше порция хорошо прожаренного мяса… под глоток коньяка. И что-нибудь солёненькое. Что-о-о… глупости какие-то, наверно нервы”.
И всё-таки, несмотря на мрачные мысли о настоящем и будущем, она была возбуждена неожиданными ощущениями предвкушения счастья.
“Глупости. Осмотрюсь, тогда видно будет. Купальник, однако, стоит надеть. И обязательно взять c собой полотенце”.
Дарья Егоровна сладко потянулась. Наверно чересчур энергично, потому, что испытала острую боль в плечевом суставе.
“Почувствовать себя живой бывает иногда чертовски приятно”.
Не давая себе отчёт, для чего именно, она собрала волосы в игривые хвостики, которые украсила кокетливыми бантиками.
Разложив одежду на покрывале широкой кровати, Даша придирчиво провела экспертную оценку обновлённого перед поездкой гардероба. Руки бессознательно потянулись к лёгкому полупрозрачному платью персикового цвета с глубоким вырезом на груди. В подобном наряде не стыдно появиться в ресторане, что не входило в сиюминутные планы.
“Танцы на сегодня отменяются. Одену что-нибудь лёгкое, например, короткий сарафан из мятого хлопка на тонких бретельках. Ноги у меня стройные, скрывать нечего. Украшения спрячу в сейф”.
Без супруга она приехала отдыхать впервые. Прежде даже в голову подобные эксперименты не могли прийти. Женщина без сопровождения мужчины – явная провокация.
Возраст, однако, внёс серьёзные коррективы в мировоззрение, в образ жизни, в ощущения себя в быстро меняющемся мире, и мира в себе.
Интимные отношения супругов с некоторых пор изменились, стали более сдержанными, если не сказать, бесстрастными.
Была ли она счастлива в браке?
Прежде Даша, не задумываясь, сказала бы – “да, да-да”, непременно сопроводив это восклицание темпераментной мимикой. Теперь этот вопрос поставил бы её в тупик. Ощущения благополучия, радости, счастья, при упоминании о муже, не вызывало больше выразительных чувственных эмоций.
Соколова не понимала, что происходит, никак не могла свыкнуться с мыслью о начале возрастных изменений, о том, что пора перестать искать смыслы существования в сентиментально возвышенных романтических отношениях, которые существенны, но не фатальны.
Да, она скучала без Вадима, но это скорее стало усвоенной за многолетнюю близость привычкой. Даже полноводные ручьи со временем мелеют, некоторых высыхают вовсе. Ей, по сути, повезло: семнадцать лет вместе, и ни одного эксцесса, заставившего ревновать.
Отношения выцвели, интимная близость стала рутинным, обыденным ритуалом, не перерастая в трепетно волнующее событие, питающее организм энергией счастья.
Кто знает, возможно, подобное происходит со всеми.
Тем не менее, Даша не могла смириться с явным чувственным отчуждением: ей не хватало тактильных ощущений, не доставало собственной востребованности и значимости.
“Почему Вадим позволил мне поехать на отдых одной, неужели больше не ценит, не ревнует меня?! Что если у него…“
Дарья села в кресло, закрыла глаза, безвольно опустила руки. Идти куда-либо расхотелось.
Женщина повторно заглянула в холодильник, достала минералку, выпила пару глотков коньяка, запила.
“Всё ли я знаю про жизнь мужа вне дома? Сомнительно. Недаром говорят, что в тихом омуте…”
Тёплый алкоголь слишком быстро вызвал опьянение.
Ощущение, что жизнь вошла в неправильное русло, пришло недавно. Прежде она никогда не задумывалась о совокупности смыслов интимного единения, о том, кто кому, и чего именно должен, хотя причин для беспокойства, как  в любой семье, было достаточно: не в вакууме живём. Разве непонятно: если долго пристально вглядываться в бездну, бездна начнёт вглядываться в тебя.
Сознание имеет беспредельные возможности. Оно умеет моделировать, воплощать в виртуальную реальность любые события, стоит только захотеть, направить внимание и энергию на мысль или действие, которое не даёт покоя.
Результат способен ошеломить.
Дашу смущала, выводила из равновесия, вызывала беспокойство и тревогу собственная бездетность. Ужас, как хотелось прижать к груди собственное чадо.
Собственное, родное, единокровное, своё.
Образ младенца, которого она потеряла, не успел сформироваться.
Суррогатные варианты по множеству причин не рассматривались. Ребёнок, которого выносил кто-то иной, никогда не сможет стать родным.
Распределённые в далёкой юности семейные обязанности и ответственность, а точнее, взятое на себя добровольно бремя заботы о муже, не было в тягость. Ни Вадим, ни она, не имели склонности самоутверждаться за чужой счёт.
Супруг без принуждения выполнял тяжёлые физически работы, отвечал за техническую составляющую быта, совершенствовался в профессии, при необходимости не чурался разделить с женой рутинные хозяйственные обязанности. 
Даша упорядочивала архитектуру и оформление всех граней сияния домашнего очага, формировала доверительный формат отношений, развивала кулинарные и бытовые способности, во всех начинаниях поддерживала супруга.
Это ли не идиллия?
Тогда почему они сломались?!
Да, у них не было детей. Так вышло не потому, что деторождение было под запретом: причиной тому ряд драматических событий, вызвавших бесплодие.
Несмотря на бездетность, их гармоничному единству, взаимопониманию и верности, завидовали.
“Неужели сглазили!”
Впрочем, Даша не была суеверной. Причины имели иную, вполне материальную, естественную  природу. Но, какую именно?
А это оказалось тайной, покрытой завесой необъяснимых причин.
Думать о драматических последствиях отчуждения не было желания. Тем более теперь, здесь, на довольно дорогом экзотическом курорте, про отдых на котором она слышала массу лестных отзывов.
“Во что бы то ни стало необходимо очистить от скверны сознание. Море, воздух, солнце – вот и всё, что необходимо для счастья. Отдыхать, ни на кого ровным счётом не обращать внимания. Звёзды! На родной земле никогда таких ярких звёзд не было”.
Даша пошла на запах шашлыка, или чего-то иного, очень-очень вкусного, но неожиданно оказалась на прибрежной полосе.
Ярко светила луна, отражаясь зыбкой дорожкой в тихой морской воде. Слышно было, как размеренно накатывают на берег крадущиеся волны.
Дарья сняла обувь, зашла по колено в воду: ласковую, парную.
В окружающей темноте никого и ничего  не было видно.
В вышине светили незнакомые яркие созвездия.
“Красиво-то как! Вот бы точно так же структурировать семейную жизнь. Почему казавшееся столько лет совершенным неожиданно оказалось иллюзией? Вадик, почему через столько лет мы оказались так далеки друг от друга… помнишь, о чём мы мечтали? Ты говорил, что рассыпанные по небу звёзды, это карта нашего земного пути, что самая яркая звезда – “я”, что вокруг наши дети и внуки… которых нет, и никогда уже не будет.
Тогда нам казалось, что жизнь бесконечна, надо только немножко подождать. Маленькое чудо в моём чреве не успело о себе по-настоящему заявить. Меня заставили от него избавиться до того, как оно проявилось. Уже тогда что-то пошло не так. Точнее, буквально всё потеряло смысл, но понятно это стало только сейчас.
Как жить, зная, что одна из самых значимых функций организма заблокирована, что нам с тобой никогда не увидеть собственных детей. Мне-то уж точно ничего не светит. А для Вадима пока ничего не потеряно. Мне бы радоваться, ликовать по этому поводу. Ведь мы могли бы… нет-нет, это крамола – допустить, что он может иметь детей от другой женщины. Я хочу родить… хочу, хочу-хочу!!! Почему, ну почему жизнь так несправедлива?!“.
Даша села на песок, достала початую фляжку, отпила глоток, и неожиданно почувствовала тошноту.
“Перенервничала. Нечего себя накручивать. Приехала отдыхать – развлекайся. Мечтала о море – получи, распишись”.
Захотелось вдруг раздеться, броситься в море голышом, как когда-то давно, сосем в другой жизни, с Вадимом.
Море в ту ночь было на редкость тёплым. Чарующий дурман восхитительной, пикантной интимной близости, путал мысли. Желание испытать нечто неповторимое, неожиданное, щекотало нервы.
Вадик предложил купаться голышом.
Прикосновения в воде возбудили, вызвали непреодолимое желание слиться воедино.
То, что происходило дальше, сложно описать словами. Это был праздник плоти.
Кровь приливала к лицу, она пылала. Дыхание сбилось. Сладкое напряжение заставило обхватить мужа ногами.
Супругам не было необходимости высказывать мысли вслух, они понимали друг друга без слов.
Сознание несколько раз покидало её, несмотря на то, что Вадим не двигался в ней, как обычно, просто поддерживал её тело на плаву.
Внутренний интимный генератор создавал бурлящие потоки энергии, которые расплавляли сознание, унося в мир грёз.
Сегодня всё было иначе. Тем не менее, Даша размечталась, не заметив, как сбросила с себя одежду, как забрела в воду по грудь.
Некогда испытанное интимное напряжение органично слилось с реальностью. Было настолько хорошо, что спустя несколько мгновений женщина почувствовала реальные экстатические конвульсии.
И тут же услышала мужской голос, – let me join you, madam. You look so adorable in the moonlight, completely naked, so touching, so fragile... such... romantic, trusting, sensual. (Позвольте к вам присоединиться, мадам. Вы так восхитительно выглядите в лунном сиянии, абсолютно нагая, такая трогательная, такая хрупкая... такая... романтичная, доверчивая, чувственная).
Из этой тирады Соколова поняла лишь слова ”мадам” и “романтика”. О какой именно романтике шла речь, было понятно.
Как выйти из щекотливого состояния, она не знала.
Даша пыталась разговаривать с мужчиной языком жестов, но малейшее движение рук высвобождало из скрывающей обнажённость морской среды упругие белоснежные груди, вызывая нестерпимо мучительное чувство стыда.
Незнакомец предпочёл не церемониться: сбросил покровы и забежал в воду.
Дарья закричала.
Мужчина остановился, – don't be afraid of me. I won't do anything wrong, just take a swim together. A great opportunity to enjoy socializing. “Не надо меня бояться. Я не сделаю ничего плохого, просто искупаемся вместе. Прекрасная возможность насладиться общением”.
– Не подходите, прошу вас!
– Oh, Russian! My name is Mason, Mason Wilson. I understand you were shocked by my nakedness. I'm going out now, I'm going to turn around, you're going to get dressed. You'll see, I'm not scary at all. Let's sit in the bar and talk. I'm sure we'll have a lot in common. (О, вы из России! Меня зовут Мэйсон, Мэйсон Уилсон. Понимаю, вас шокировала моя нагота. Сейчас я выйду, отвернусь, вы оденетесь. Вот увидите, я совсем не страшный. Посидим в баре, поговорим. Уверен, у нас найдётся много общего).
Дарья Егоровна нервничала, но поняла, что незнакомец совсем не агрессивен.
Мэйсон отошёл на приличное расстояние, отвернулся. Этого оказалось достаточно, чтобы пулей выскочить из воды и натянуть сарафан, но надеть купальник она не решилась. Страх и гормоны мешают думать и совершать адекватные поступки.
Лишние вещи мгновенно перекочевали в рюкзачок.
Мужчина повернулся к Даше лицом, засиял, открыв объятия, словно собрался её обнять.
Женщина испытала непередаваемое ощущение дискомфорта от наготы под сарафаном, которое весьма неприятно щекотало и без того напряжённые эмоции: ей казалось, что Мэйсон знает, что под тонкой тканью сарафана тело ничем не защищено.
Дарья опустила глаза, как нашкодившая школьница, но чувство опасности заставило оглядеть незнакомца, чтобы составить о нём представление.
В его взгляде не было ни капли стеснения. Видимо, он был привычен к женскому смущению.
Мужчина протянул к ней руку, сжал ладонь, и потянул за собой.
Слово “бар” Даша поняла, отказаться от предложения не посмела.
Мэйсон привёл её в то место, откуда доносился запах жареного мяса.
Незнакомец бесцеремонно занял столик, усадил Дарью, заказал кучу всего, ни на секунду не прекращая говорить.
По непонятной причине, возможно, так действует запах еды, чувство страха испарилось.
Даша отрезала кусочек мяса, положила в рот. Вкус был непривычный, но вполне сносный.
– Glad to meet you! I would like to know your name. Would you like to drink some wine? (Рад познакомиться! Хотелось бы узнать ваше имя. Выпьете немного вина?)
Впрочем, мужчина чувствовал, что она ничего не понимает, потому сопровождал слова действиями. На Дашиной тарелке оказались кусочки сразу несколько блюд, в бокале плескалось искристое вино.
Дарья как бы плыла по течению, её странным образом ничего не беспокоило.
Мэйсон вёл себя так, словно знал наперёд, что есть, что будет. С ним было на удивление спокойно.
Это была не обречённость, скорее фатализм: пусть случится то, что должно случиться. Возможно, именно так Провидение подталкивает к неким действиям, способным изменить жизнь. К лучшему или худшему – неважно.
Съев несколько кусочков мяса и чего-то ещё, запив это глотком белого вина, Даша почувствовала недомогание. Ей вдруг стало настолько плохо, что нечем было дышать.
Женщина резко вскочила, скрючилась, схватилась за живот, и выплеснула из горла поток рвоты.
Мэйсон что-то грубое кричал в адрес заведения, дал Даше вытереться, начал выяснять отношения с администрацией, когда женщину вновь накрыло приступом дурноты.
“Вот и всё”, – подумала Дарья, “нужно было прилететь за тысячи километров, чтобы расстаться с жизнью. Наверно это тоже выход”.
Мэйсон кинул на стол несколько купюр и потащил Дашу куда-то, словно пушинку взяв на руки.
Очнулась она на кушетке. Человек в белом халате бесцеремонно ощупывал её грудь, опустив для этого лямки сарафана, под которым не было нижнего белья. Мэйсон с обеспокоенным выражением лица внимательно наблюдал за действиями врача.
– I may be mistaken, but there are reasons to congratulate you, sir, your woman is pregnant, you will soon become a pope. For greater reliability, I can conduct an express analysis, although, according to the condition of the breast, and the presence of toxicosis, it is safe to say this. (Могу ошибиться, но есть основания поздравить вас, господин. Ваша женщина беременна, скоро вы станете папой. Для большей достоверности могу провести экспресс-анализ, хотя, по состоянию груди, по наличию токсикоза, можно с уверенностью это утверждать).
– Что он говорит, почему я здесь?!
– You shouldn't worry, Daria... Egorovna, you're going to have a baby. A baby, you know! (Тебе нельзя  беспокоиться, Дарья... Егоровна, у тебя будет ребёночек. Ребёночек, понимаешь!)
– Бэйби, ребёночек… у меня… этого не может быть, я стерильна.
Мэйсон показал жест “О-кей”  и расплылся в улыбке, делая вид, что качает на руках малыша.
– Мне нужно позвонить! Очень срочно позвонить. Где мой рюкзачок! Ах, да, вы же ни черта не понимаете по-русски. Где мои вещи, – Даша сделала движение, будто одевает рюкзак на плечи.
Вадим ответил незамедлительно, словно сидел и ждал этого звонка, – что с тобой случилось, любимая?! Недаром я беспокоился. Зачем я отпустил тебя одну. Всё, молчу… говори. Хочешь, я прилечу… завтра, первым же рейсом?
Даша не ослышалась, он именно так и сказал – “любимая”.
Она сама себя накрутила. Как выяснилось, для этого была причина, но совсем не та, по поводу которой она переживала. Интуицию не обманешь. Где-то там, наверху, или внизу, кто-то ведь это всё создал – лес, небо, человека, её беспокойство заметили, и сочли несправедливым.
Даша не могла поверить в то, что всё происходит не во сне, наяву, что беременность реальна. Недаром она несколько раз чувствовала странное биение сердца, похожее на эхо, в животе.
– Прилетай. У меня для тебя замечательная новость.
– Не тяни, выкладывай.
– Не сейчас, любимый, мне самой необходимо в это поверить.
– В это!? Хочешь сказать…
– Так ты догадался!
– Скорее почувствовал. Вчера мне приснилось, как ты кормишь грудью малыша.
– Мне каждую ночь это снится. Даже не так, я всё чувствовала: тяжесть, тепло, запах, движение рук и ног.
– Извини, поговорим позже. Закажу билет до Хургады, и перезвоню. Целую, люблю!
Мэйсон проводил Дашу до номера в отеле, – I'll come in at six in the morning. Congratulations. Imagine, Dasha, I was the very first to hold your baby in my arms... together with my mother. Wonderful night, wonderful news. Can I kiss you? (зайду в шесть утра. Поздравляю. Представляешь, Даша, я самый первый держал твоего малыша на руках... вместе с мамой. Чудесная ночь, замечательная новость. Можно, я тебя поцелую?)
Дарья не поняла ни одного из сказанных слов, но это было совсем не обязательно: она готова была сама расцеловать весь мир, потому совсем не возмутилась, почувствовав на щеке поцелуй.
Остаток ночи она не спала. Бурлящие потоки эмоций переполняли тело избытком жизненной энергии. От наметившихся перспектив Дарью потрясывало. Казалось, что в движение пришли даже внутренности, почувствовавшие эпоху глобальных перемен.
Беременность в корне меняла вектор событий, которые окрыляли.
Вскоре после того, как Мэйсон оставил её одну, Вадим сообщил о том, что самолёт приземлится в аэропорте Хургады в двенадцать часов по московскому времени, что обедать будут вместе.
Ровно в шесть утра в дверь постучали. Это был Мэйсон с букетом цветов.
– I was so worried, so worried, that I couldn't sleep a wink. I have the impression that I am the father of this child, you know, Daria Egorovna, I am! It just so happens that I don't have any sisters or brothers. I am a loner in my life, which is determined by the profession of a freelancer. I am an amorous person, but free. Until that night, I couldn't even think about my family. And now... I will get married, I will definitely get married. You inspired me. How pretty you are, how sweet. I won't lie at all if I say that I fell in love. In you... and your child. Let the husband not be offended. I want to be his guardian. (Я так переживал, так волновался, что не смог сомкнуть глаз. У меня такое впечатление, что я отец этого ребёнка, понимаете, Дарья Егоровна, я! Так вышло, что у меня нет сестёр и братьев. По жизни я одиночка, что определила профессия фрилансера. Я человек влюбчивый, но свободный. До этой ночи даже подумать не мог о семье. А теперь... женюсь, непременно женюсь. Вы меня вдохновили. Какая же вы хорошенькая, какая милая. Нисколько не совру, если скажу, что влюбился. В вас... в вашего ребёнка. Пусть муж не обижается. Я хочу быть опекуном ребёнка.)
Чтобы Дарья поняла, чего именно он наговорил, Мэйсон протянул лист бумаги с переводом озвученной речи.
Его лицо выражало небывалый восторг.
 – Now we are going to have breakfast at the restaurant, then an excursion to the fabulous Palace "Thousand and One Nights", you should like it. (Сейчас мы идём завтракать в ресторан, потом экскурсия в сказочный  Дворец «Тысяча и одна ночь», вам должно понравиться.)
– Вы очень любезны, Мэйсон, но в двенадцать часов прилетает Вадим.
Даша показал ладонью приземление самолёта, – My man will arrive at twelve o'clock in the afternoon, – старательно коверкая слова, пыталась пояснить она невозможность прогулки.
– It doesn't matter, we have at least six hours left. Find out the flight number, we will meet him. Surprise. Don't refuse me, please! You have made me happy. I have to pay for my mood in full (Не беда, у нас в запасе как минимум шесть часов. Узнайте номер рейса, мы его встретим. Сюрприз. Не отказывайте мне, пожалуйста! Вы сделали меня счастливым. Я должен расплатиться за своё настроение сполна.)
– Ну что же, пусть будет так. Подчинюсь вашей позитивной настойчивости. Надеюсь, мне не придётся об этом жалеть.
По достопримечательностям города передвигались на взятом в каршеринг автомобиле. Казалось, что Мэйсон знает об этом городе всё. С ним было интересно, несмотря на абсолютную невозможность языковой коммуникации. Мужчина умел создавать настроение жестами и голосом.
Самолёт Вадима приземлился вовремя. Несмотря на утомительное таможенное оформление, ожидание нисколько не утомило Дашу, она была несказанно счастлива.
– Познакомься, это мой друг, Мэйсон Вильсон, – сказала она недоумевающему Вадиму, – не смотри так сурово, этот человек буквально спас меня. Он хочет быть опекуном нашего ребёнка.
– С какой стати! Впрочем, решай сама, Дашенька. Друг, значит друг, почему нет. Где тут такси?
– Мэйсон на машине, взял в аренду.
– Да, уж, а ты неплохо устроилась, любимая.
– Не ревнуй, нет повода. Я же сказала – друг.
– Да-да, друг, болшой друг, –   вставил реплику Мэйсон.
– Замечательно, друг. Нам бы с женой поговорить. Наедине. Не мог бы ты исчезнуть?
– Вадичек, успеем ещё наговориться. Не надо его обижать. Сначала нужно устроиться.
– Уже побеспокоился, снял на три дня семейный номер. Надеюсь, друг не будет настаивать на том, чтобы быть третьим?
– Вадим! Что за тон, ты мне не доверяешь?!
– Не знаю, Дашенька… его присутствие меня бесит.
– А моё?!
– Ты – другое. Прости, я не должен так говорить, но… сама понимаешь – третий лишний.
– Остановись! Он, – Дарья показала на живот, – тоже третий. Ты и к нему будешь ревновать?
Вадим бросил на землю дорожную сумку, сжал жену в объятиях, – прости, нервы. Мэйсон совсем не причём. Поверить не могу. Мы же с тобой так редко бываем близки.
– Сомневаешься, что это твой ребёнок.
– Нет-нет, боже упаси! Сам не пойму, что со мной.
В районе солнечного сплетения у Даши гулко пульсировало предвкушение волнующей радости, которое заставляло напрягаться, задерживать дыхание, чтобы гулкое биение взбесившихся сердечных ритмов не испугало и без того озабоченного супруга.
Терпеть лихорадочное ожидание чувственной неизвестности не было сил.
Вадим отстранился, опустился на корточки, прислонил ухо к животу жены, – ты уверена, что это именно то, о чём мы мечтали?
– Мне тоже верится в это с трудом. Была на приёме у гинеколога, он подтвердил. Приблизительно пять недель. В этом возрасте плод уже похож на маленького человечка. Я так счастлива!
– Давай улетим отсюда. Дома, сама понимаешь, даже стены помогают.
– А отпуск, а море, а положительные эмоции…
– Ты, моя единственная и главная положительная эмоция. А я – твоя. Нам ведь с тобой никто не нужен.
– Никто-никто?!
– Не придирайся к словам. Ты мне нужна, он нужен. Даша, а рожать, это больно?
– Дай угадаю. Верочка и к тебе приставала с этим вопросом? Скоро мы точно узнаем это. Впрочем, не всё ли равно. Я готова расстаться с жизнью, чтобы узнать ответ на этот вопрос. Но почему он так сильно волнует племянницу?!