Речь о речи II

В каждом гареме имеются евнухи.
В Питере пушка палит, как у Чехова.
Место и время толкают на некое
действо, само по себе холостое,
чтобы, шарами белея навыкате,
в данной на вырост рубахе, при выходе
с посохом наперевес превеликое
рвение выказать ради постоя

слово-калика могло. И старание,
головы нам задирая заранее,
страсть совмещает, ровняя окраины,
с кроткой мольбою, как образ и койку.
Что бы ни произошло, эту преданность
надо хранить, раз она заповедана.
Речь понимая почти логопедами,
все мы картавим на возгласе "горько!"

Иночество и разгул. Как сообществу,
лексике тоже неймётся и ропщется.
Наперебой, словно Бобчинский с Добчинским,
Речь Посполитая, вольная шляхта
liberum veto кладет на претензии
недругов. Любо ей чваниться вензелем,
сейм баламутить, над тем, что полезнее
делу, куражиться с равным размахом.

Та же гордыня коробит и крылья им.
Все, кто участие в таинстве приняли,
двойственны стали: взнесенным сродни или
диким кентаврам времен кифаредов.
Ангелам мало двух ног. А нечистая
вон вырывается с гиканьем, высвистом.
Вымысел свойственен речи. Поистине
только молчанье свободно от бреда.

Образ и звук поглощает рассеянность.
Если бахвала заткнуть, все навеяно
вдохом и выдохом, с книжки, подклеенной
в детстве, до точки в любом эпилоге.
Речь - нечто выморочное; и тем более
смысл дорожить обиходом, угольями,
местом вблизи очага, разносолами,
мирной беседой и псом на пороге.

В клетке из слов - в подлежащих, сказуемых,-
следуя за интересом, по сути мы
видим то прутья, а то между прутьями,
где появляясь, где прячась на время.
Чтобы сплотить, подогнать их, как палубу
заподлицо, чтоб доска не гуляла под
грузом живым, по длине бери фабулы
мачту и парус со снастью яремной.

Ветер взвивает листву без эпитета,
а приглядеться - все так удивительно.
Пыль устремляется в поиске зрителей
быстрой беззвучной короткометражкой.
Пыль лишена несущественных признаков.
Вспыхнув на солнце, пылинки, как присные
света, уже не дублируют сызнова
пыль, что вживается в роль промокашки.

        2016