Артём Голубчик. Житие. Эпизод VII

Труд оценён, дошёл их глас,
     опубликован.
В ЦК одобрен и для масс
     рекомендован.
Почин штудировать их труд
     поставлен в планы
первичек. Он для них Талмуд,
     святей Корана.


А где же славы миражи –
     предел желанья?
Изволь: большие тиражи,
     переизданья.
От центнеров брошюрок тех
     трещат прилавки.
Едва ль знаком такой успех
     Дюма и Кафке.


Заметки пишут про него,
     есть фото в ТАССе –
востребовано мастерство
     словесной вязи.
Не зря ж с конца и до начал
     он в самом деле
пять лет бабашки изучал
     и нонпарели.


Найди подобных молодцов
     без сил напряга!
В статьях – без малого Кольцов,
     в речах – Плевако.
А спич заказывает босс
     ему отныне,
и шутит: «Ты, мля, виртуоз,
     как Паганини!»


Так пожелаем всяких благ
     и наслаждений!
Голубчик не без благ и так,
     поощрений
и привилегий – их кулёк:
     авто – «копейка»,
своя квартира, на паёк
     балык и шейка.


Зимою в Пльзень, весною в Брно,
     а летом в Варну…
Трудился много, честно, но
     везде ударно.
Зачем ножонками сучил?
     Что – сил излишек?
Уму и разуму учил
     меньших братишек.


Наивных, любящих уют,
     и страсть беспечных.
А в миссии такие шлют
     лишь безупречных:
идейно стойких, что под вид
     гранитов скальных,
и кто душою не кривит –
     почти кристальных.


Как прихотливы и сложны
     судьбы капризы:
чтоб выездным стать, вам нужны
     крутые визы
тупых чиновных дураков,
     майоров в штатском,
что нервы треплют будь здоров
     допросом адским.


Майор, часов не торопя,
     ведёт беседу
и мило шутит, теребя
     твою анкету.
Майор, конечно, искушён
     в словесной пытке.
Ты наг пред ним. Ты обнажён
     почти до нитки.


И зябко ёжится душа.
     Аквамаринный
майорский взгляд острей ножа
     от гильотины –
насквозь пронзает, до корней.
     Как взрыв базуки
всесокрушим. Он пострашней
     зубов гадюки.


Расспросит. После подойдёт
     с другого бока.
А ты дрожишь, как будто от
     электрошока.
Напрасно врать. Да и юлить
     неосторожно.
В анкете что-то утаить
     едва ль возможно.


Но верьте: наш герой далёк
     от искушенья.
Поведал вдоль и поперёк
     происхожденье:
родных – кто жив и даже нет –
     сдал лист не куцый,
и рассказал, что делал дед
     до революций.


Как белым головы рубил
     дед в Первой Конной,
ну а потом руководил
     какой-то домной.
Как встретил бабку, полюбив,
     у ДнепроГЭСа...
Анкета: повесть, детектив,
     поэма, пьеса!


Ну, деньги дед хранил б/у –
     рубли, керЕнки...
Ну, был за то ОГПУ
     поставлен к стенке...
Дензнаки жечь он что, дурак?!
     Не плюй в колодцы.
Кто знал в то время, чем и как
     всё обернётся?


Во внуке дедушкина стать:
     запаслив тоже.
Порода! Но майору знать
     о том негоже.
Кто бережёт словес добро –
     живёт богато.
Известно: слово – серебро,
     молчанье – злато!


Поди, майора убеди,
     что ты не мерин...
Но всё у парня позади,
     сто раз проверен.
Электровозы так в депо
     не выверяли:
в длину, на вес и даже по
     диагонали.


Заглянем же глазком одним
     в его анкетку:
«Могу с товарищем таким
     идти в разведку.
Создать умеет для врагов
     идейных климат
невыносимый», – вот таков
     майорский вывод.


«Умён и прям. В секретах нем».
     Отнюдь не просто
быть безупречным аж по всем
     майорским ГОСТам:
«Найти к Голубчику подход –
     в ближайших планах.
Рекомендую для работ
     пока в соцстранах».


Что смертным гражданам иным
     во сне не снилось,
то политбоссам записным
     почти немилость.
Хвалебной строчки в формуляр
     одной им мало,
и что другому божий дар,
     то им опала.


Но что нарушило баланс,
     лишило дара?
Скажу. В анкете есть нюанс,
     точнее, пара:
он не женат – один укор.
     Но суть не в этом,
а в том, что малый до сих пор
     без партбилета.   


Манил ведь этим калачом
     тот департамент.
Опала вовсе не при чём –
     таков регламент:
пусть ты с военных должностей,
     пусть парень штатский,
но для начала заимей
     стаж кандидатский.


И на работе низовой
     с год попотей-ка,
изучит пусть характер твой
     парт-ком-ячейка.
Майору постучи чуток
     на всех соседей…
Тогда поговорим, браток,
     и о билете.


Рубить с плеча ему не в лом,
      нет тени лени.
И с собеседником Артём
     был откровенен.
Словес причудлива тесьма,
     там всё про босса –
в листке его не то письма,
     не то доноса:


«Да, с боссом мне не повезло,
     я весь в смятеньях,
замечен мной конкретно в зло-
     употребленьях:
мог с комсомолками блудить,
     даря им ласку,
а мог украдкой заходить
     в собор на Пасху.


Ещё желаю рассказать
     о факте громком:
когда взялись замуровать
     письмо потомкам,
в бетон на митинге честнОм,
     где пионеры,
вложил не капсулу с письмом –
     ноль семь мадеры.


Гол, как в пословице сокОл,
     мозг у калеки!
О нас что скажет комсомол
     в грядущем веке?
Мол, что партийный их собрат
     пил не по-русски:
разливов местных суррогат,
     и без закуски.


Тот трюк оценен не вполне,
     но, есть и плоше.
Простить бы можно, но по мне
     прощать негоже.
Унизь, коль стало невтерпёж,
     свой имидж лично,
но всю огульно молодёжь –
     аполитично.


В крайкоме босс для всех создал
     несносный климат!
Прошу вас рассмотреть сигнал
     и сделать вывод».
Да, это ход! И ход ва-банк.
     Я сердцем чую:
пошёл вперёд герой, как танк –
     напропалую.
   
    
И вот спустя всего дней пять
     объявлен пленум.
По слухам, он и должен дать
     ход переменам.
Тот пленум явно прошерстит
     политпространство,
и наконец искоренит
     в рядах партчванство.


Скандалов ждёте? Ну и зря.
     То миф и сказки.
Всё происходит втихаря
     и без огласки:
приедет дядя из ЦК,
     с ним вместе свита,
и ты опомнишься пока –
     уже финита.


Ведь все повязаны навек
     одной верёвкой.
И исчезает человек
     с формулировкой:
«Переведён от вас в связи
     с другой работой».
Причин не скажут, не проси,
     и части сотой.


Вот как дела решались встарь!
     …Лишь пленум схлынул,
исчез с арены Секретарь –
     как будто сгинул.
Пропал с анкетной, как дать пить,
     подобной фразой.
Слыхал, ушёл руководить
     овощебазой,


хранить картофель, лук-порей,
     солить капусту...
А кабинет? Ему, ей-ей,
     грешно быть пУсту.
Но, впрочем, нам-то что страдать
     по кабинету?
Без нас найдут, кому отдать
     партэстафету.


И вот на властном этаже
     другой сановник.
Понятно: чей-то протеже –
     друг, зять, любовник.
А кто у шефа первый зам?
     Кто тот везунчик?
Вы догадались? Это сам
     Артём Голубчик!


Не пёс он, чтоб хвостом вилять,
     но утром рано
явился первым поздравлять
     герой романа.
Расшаркался: «Такую честь
     я ждал давненько!»
Подумав тут же: «Не бог весть,
     но всё ж СТУПЕНЬКА!»