Телефонные звонки
В очередной раз прозрачную тишину рабочего пространства нарушил телефонный звонок. Тамара Андреевна берет трубку.
- Мама, можно я буду у подруги ночевать? – слышится ещё совсем детский голос её тринадцатилетней дочери Саши.
- Нет, нельзя! Ещё чего выдумала, - ответствует мать.
- Ну почему-у-у-у? – канючит Саша.
- Нельзя! - не отвечая на вопрос твердит Тамара Андреевна. – Ты не пойдешь к подруге, я сказала!
В ответ слышатся мольбы и какие-то нестрашные угрозы. Мать в ярости. Она кричит в трубку:
- А-ЛЕК-САН-ДРА!!! ТЫ СЛЫШИШЬ, АЛЕКСАНДРА? ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! СИДИ ДОМА!
Дальше мне делается страшно, потому что голос всегда спокойной женщины, вполне уравновешенной и обходительной с окружающими, вдруг наполняется небывалой силой и пугающими нотками. Мне донельзя жаль маленькую девочку Сашу, пусть она и не права, и мне вовсе не хотелось бы оказаться на ее месте…
Понятно, что мама, наверное, хочет уберечь свою дочь от негативного влияния подруг, но зачем добиваться этого криком? Ведь можно так и сказать: «Я волнуюсь за тебя, и хочу, чтобы ты сегодня ночевала дома со мной».
- Всё! Я всё сказала, - в завершение грозного потока слов крикнула Тамара Андреевна и, не дав закончить начатую было дочерью мольбу, отключает телефон. И тут же спустя пару минут прежним спокойным голосом продолжает общаться с коллегами.
Я же, до сих пор под впечатлением происшедшего, всё ещё чувствую внутренне напряжение, даже страх. Резкая перемена в человеке поразила меня невероятно. И этот резкий громкий голос, эти категоричность и нежелание слушать перечеркнула в моем понимании всё, что видела до этого хорошего в этом человеке.
С коллегами Тамара Андреевна всегда обращалась хорошо, можно было даже подумать, что тепло и по-доброму. Она ко всем людям обращается с ласковой интонацией в голосе, в уменьшительно-ласкательной манере, применяя такие формы обращения: «мой хороший», «девочка моя» и тому подобное. Конечно, у меня создалось впечатление, что Тамара Андреевна – человек очень душевный и добрый. Потому такой контраст в обращении и шокировал меня.
И снова звонит телефон. На этот раз у Марии Владимировны. Обреченно вздохнув, она плетется на зов. –
- Алло! – Раздражённо и резко говорит она в трубку.
Звонит её дочь. Лена учится в городе за сто километров от родительского дома, и вот теперь она просит разрешения у мамы приехать домой на выходные.
- Нельзя, - сухо и непримиримо отвечает Мария Владимировна, - Сиди у себя в общежитии. Нечего кататься. Хотела жить отдельно, вот и живи.
Слышатся жалобные мольбы Лены. Ей за пару недель вдалеке от родителей заскучалось и хочется домой.
- Всё! – обрывает свой монолог мать и бросает трубку.
- Разориться можно, если она будет каждую неделю ездить туда-сюда, - поясняет Мария Владимировна коллегам.
Через пару минут Лена звонит снова.
- Что опять надо? Я занята! Не звони мне! – кидает мать в трубку грубые и твердые, будто камни, слова.
Мария Владимировна представляет собой весьма любопытную картину. На первый взгляд может показаться, что она вежливый и тактичный человек, умеющий поддержать беседу и выслушать собеседника, но приглядевшись, становится понятно, что за всем этим скрываются большая хитрость и корысть. Слова, сказанные в разговоре, могут обернуться против тебя, а беседы порою похожи на допросы. Мария Владимировна женщина бережливая до скупости. Ей жаль денег для дочери, жаль бензин, потраченный на дорогу, жаль те продукты, которые придется скормить дочери. Иногда мне кажется, что она совсем не любит свою Лену, потому что слышу в её адрес весьма нелестные отзывы. Я бы совсем не хотела, чтобы моя мама чужим тётям рассказывала обо мне в такой манере.
Больше Лена не звонит. А я представляю, как шестнадцатилетняя девочка грустит одна в огромном чужом городе. Может быть, ей просто хочется увидеть папу с мамой, почувствовать, что они рядом, ощутить сердцем, что снова дома. И жалко мне эту Лену.
Вспоминаю себя… Меня пригласили в краевую столицу на важное мероприятие к 13 часам. Ради этого, собственно, я и проехала сотню километров в холодном автобусе. Приехала на пару часов раньше, решила погулять по городу, совершить некоторые покупки. С одним делом я управилась быстро, хотя и не без приключений. Вторым делом намерилась заглянуть в магазин музыкальных инструментов. В одном я не задержалась надолго, а вот со второго всё и началось. Вход в магазин я нашла не сразу. Он располагался в темном подвале многоквартирного дома. Проскочив мимо пышной женщины, прямо посередь коридора торговавшей всем, чем можно и нельзя, я попала в крошечное помещение со множеством музыкальных инструментов и скучающим мужчиной за столом. Он с готовностью принялся разъяснять мне все плюсы и минусы каждого инструмента, особенности их использования и ремонта. Это затянулось надолго. Покупать я ничего не собиралась, а разговаривать не была настроена, и потому не раз порывалась сигануть за дверь, но мужчина говорил так, что невозможно было прервать его, и как только я находила прореху в его монологе, желая сказать долгожданное «до свидания», он вновь отыскивал тему для разговора. Видимо, покупатели здесь – редкие гости, как снег летом.
Потеряв надежду покинуть это помещение, я наконец ухитрилась выскользнуть на улицу.
Напрочь потерявшись во времени и не понимая, сколько прошло минут или даже часов, я отчего-то решила, что ещё успею сходить на каток. До сих пор не понимаю, как это я смотрела на часы, видела 12, но думала, что в запасе ещё пара часов. Укатила я на самый большой каток, где целый час наслаждалась полетом по ледяной равнине. И только когда я уже снова села в автобус, меня вдруг осенило, что вот уже час, как прошло мероприятие, на которое я так хотела попасть. Не выразить, что я ощутила. И досаду, и горечь, и грусть, и захотелось плакать и вернуть всё назад. А ту позвонила мама и что-то начала спрашивать. Я нервно отвечала её, желая поскорее окончить разговор. Несколько раз прерывавала беседу, бросала трубку, но мама звонила снова. (Есть у неё такая привычка). Немного погодя, пытаясь найти нужную трамвайную остановку, я снова с неминуемым раздражением услышала пиликанье телефона. Я чуть не плакала. Одна, в чужом городе, с разрушенными планами, в момент, когда нужное никак не находится, да ещё и телефон каждую минуту трезвонит, я находилась на какой-то грани. Мне было очень плохо. Мама услышала это:
- Что-то случилось?
- Ничего.
- А почему голос такой жалобный?
Я что-то буркнула, кое-как завершив разговор, и почти что полетела к нужному месту. Навалившиеся на меня переживания так затмили мне глаза, что, глядя на красный сигнал светофора, я упрямо и твердо шла через дорогу. Раздался дикий лязг трамвая. И я чуть не угодила под колеса.
С тех пор я не люблю каток. На всю жизнь накаталась.
Надо сказать, что мне впервые удалось в одиночку побывать в миллионном городе, где всё для меня, провинциалки, многое непонятно и ново, многое пугает и приводит в смятение. И пусть я отвечала маме резко и односложно, но этот голос из трубки был таким родным и милым, таким домашним, что защемило сердце и ком подступил к горлу. Никогда ещё не был так нужен этот голос…
Для меня самой загадка, почему так часто родные люди, чувствуя теплые чувства друг ко другу, могут вот так бурчать друг на друга, просто потому, что раздражены.
Так вот о чём я? О том, что, разговаривая с близкими, мы не знаем, в каком они сейчас положении и что с ними будет через мгновение. Бог миловал, со мною ничего не случилось. А если бы тот разговор стал бы последним? Если бы резкие и грубые слова остались бы моей маме на вечную память, как последний подарок?...
И опять телефонный звонок. Снежана Антоновна звонит сыну Сереже. Классный руководитель жалуется, что студент опаздывает на занятия по утрам. Мать начинает с крика:
- Ты почему спишь? У тебя пары. Почему будильник не завёл?
Такого тона я никогда не слышала У Снежаны Антоновны, и голос у неё совсем чужой, страшный.
У меня есть привычка окружающих меня людей мысленно сравнивать со сказочными героями, животными или птицами. Так вот, Снежана Андреевна у меня ассоциировалась с синичкой или с мышкой. Невысокая, неприметная, с тихим голосом и звенящим смехом. А тут такая мощь!
Сергей даже отвечать не успевал. Снежана Антоновна кричала, прижав телефон к уху, лицо её раскраснелось. Полетели такие слова, что даже не напишешь словами. Страшно… Гнев так меняет человека. Страшно… Самые близкие слышат самые злые слова от нас.
А вот ещё один разговор по телефону:
- Алло, сыночек, ты уже дома?
- Да, мамочка.
- Пообедал уже?
- Обедаю.
- Уроки выучил?
- Не все. По математике два упражнения задали, по окружающему миру – прочитать три страницы. По русскому языку сочинение задали. Только я не знаю, как написать. Я начал немножко, а потом ничего не могу придумать.
- А какая тема?
- Там что-то про осень. У меня ничего не получается…
- Ну, не плачь. Я сейчас приду, закончу работать скоро, и мы вместе напишем, хорошо?
- Ладно.
Этот милый разговор происходит между Евгенией Викторовной и её сыном – третьеклассником Семёном. Слушаешь, и невольно улыбаешься. Тепло и радостно, будто от подарка.
Эта женщина мила и проста в общении. Она из того рода людей, кто до старости остается наивным и простым, как ребенок, чем часто пользуются негодные люди, кто не способен хранить обиды долго и строить коварные планы, кто часто подвергается насмешкам людей, но при этом не теряет самообладания и умеет посмеяться над собой. Евгения Викторовна во время работы частенько напевает песенки из детских мультиков, и это делает её симпатичной в моих глазах. Семён - не единственный ребёнок, у Евгении Викторовны ещё два сына постарше. Мальчик растет во многом похожим на мать, так же доверчив к людям и не боится задавать интересующие его вопросы. По рассказам мамы, Семён – ребёнок внимательный и заботливый, и всё это, конечно, заслуга самой Евгении Викторовны.
Слушая эти разные разговоры, я мысленно рисую себе, что будет дальше. Время неумолимо, и те, кто были молоды и здоровы, рано или поздно войдут в тот период жизни, который схож с беспомощным детством и именуется старостью. Человек, привыкший неустанно работать, чувствовать свои необходимость и значимость, вдруг уходит на законный отдых. Он, мысленно озираясь по сторонам, ищет, кому бы ещё пригодиться, ради кого жить. И благо человеку, если в свое время он основал прочную и крепкую семью.
Представляю, как постаревшие, сгорбленные, с потускневшими глазами и ввалившимися щеками, старенькие Тамары Андреевны, Марии Владимировны и Снежаны Антоновны будут звонить своим деткам, умоляя услышать их и напомнить о своем существовании:
- Алло, доченька/сыночек.
- Говори скорее, что надо?
- Доченька/сыночек, как ты поживаешь?
- Всё нормально. Мне некогда, я работаю, - Ответит доченька или сыночек, и ещё, может, добавит: «Не звони мне!» И бросит трубку. А мама будет долго и грустно вздыхать, глядя на яркий экранчик телефона, терзаясь сомнением, - позвонить снова или не надо…
Возможно, многие меня осудят, скажут, что не имею права судить о таких вещах, скажут: «Сначала попробуйте родить и воспитать своих детей». Но, поверьте, я не имею целью кого-то выставить в неприглядном свете, сделать отрицательным героем. В первую очередь я обращаюсь к себе, пытаясь ответить на сложный вопрос, исправить недостатки в себе, саму себя предостеречь от будущих конфликтов. А те, кто попал в мой рассказ, просто пришлись показательной иллюстрацией к нему, как нужно и как не нужно поступать.
А вот Евгения Викторовна самая счастливая. Её Семён будет ей опорой и поддержкой и, наверное, не дожидаясь звонка мамы, будет первым звонить:
- Алло, мамочка. Как ты поживаешь?
- Ничего, сыночек. Живу потихоньку. Вот только приболела что-то. Горло болит, кашляю.
- Лекарства у тебя есть противовирусные?
- Да вот закончились недавно. А в аптеку сходить не могу. Встаю с кровати, и голова начинает кружиться.
- Не вставай, мамочка, лежи. Я сейчас всё тебе привезу.
И он привезет ей лекарства. И апельсины. (Они ведь так полезны для больных). Сам приедет, и это будет самым лучшим лекарством – сыновья любовь.
Свидетельство о публикации №124060304303