Глава 13

Если кому-то в преступном мире отсекли голову, значит, она не так много стоила. Когда дерьмо случается, в нем виноват тот, с кем оно случилось! Цыган скатился в пучину различных непредсказуемых и неуправляемых преступных действий, за что и поплатился. Похороны должны были состояться в воскресенье в новогиреевской церкви между концом шоссе Энтузиастов и улицей Саянская на конечной остановке автобусов и троллейбусов, по-местному «на кругу». Круг, доложу я вам, не квадрат, он вечен, он всегда круг. Мы все выходим из точки «а» и в неё возвращаемся.

Церковь стояла в живописном месте не далеко от МКАДа,  бело-зеленое строение было скромным, но изящным, сюда часто могли приходить, не боясь быть замеченными и не привлекая к себе внимания, крупные преступные авторитеты поговорить по-хорошему, при ней кладбище, маленькое, чистое и ухоженное, попрошаек сюда не пускали, у ворот постоянно находился кто-нибудь из братвы. Окружали храм частные гаражи, она постоянно там тусила.

С утра вереницы дорогих авто из Измайлово, от Ждановской, из Подмосковья потянулись к окружающим церковь проездам, милиции не было. Да и с чего ей было бы в выходной там быть? В тех местах ее вообще никогда не было, даже когда грабили «Мак Дональдс», она не приехала. По Зеленому проспекту из Перово подъезжала мансуровская братва, то, что занималась компьютерами вместе с Завадским, от Цыгана ничего не осталось, гроб был закрытый, воля семьи покойного.

- Подводник, - оскалил золотые зубы в отвратительной усмешке Ляпа. - Нырнул, забыл кислород и не вынырнул. - В общем, верно.

- Затворник, - сказал Антон и перекрестился, не заставляя никого это делать, верил сам, любые знания должны когда-нибудь уступить место вере. (Верую, ибо абсурдно!)

- И при жизни был нелюдим святой, - подхватил Дуфуня Вишневский, цыганский барон. Он снял со своей цепи одно звено и продал, чтобы оплатить похороны, всех цыган он считал святыми, настоящие арийцы ромалы. - А где Шипа?

- В Турции с женой, - сказал Ляпа, сделал почти до пустоты расслабленной рукой неопределённый жест в небо, - не вернётся.

- Везёт, - сказал Архип. Они с Зайцем сегодня были типа дружинников, смотрели за порядком, входные билеты марки и номера машин. Постепенно во дворе церкви от приехавшего народа совсем не стало места, он запрудился, почернел, четверо, Ляпа, Антон, Лёша Фетисов, Фис и Андрей Ивантьев, Дрюня, Челюсть занесли дубовый прямоугольник, сужающийся к низу внутрь к алтарю, внутри, сгорая, гасли свечи, дьяк старательно не брал зажигал новые. По его виду было ясно, верхних нот давно не берёт.

Широко расставив ноги и заложив руки за спину, на манер конвойного стоял Миша Коржов, за ним на полушпагате, взявшись за спинки стульев, тянул задние бёдра сам Кирилл Мартынов, Вася Мамонтов, только что из КПЗ, наголо бритый, наркотики и вьет-во-дао страшная смесь, тихонько давил на него сверху, расслабляйся.

- Расслабляйся, пока не почувствуешь пустоту! - Знаменитая китайская писательница Саньмао покончила с собой не из-за любви, а из-за своего высокого мировоззрения, когда умер ее муж-немец, умница и профессор, вышел на яхте в море в шторм и не вернулся, некому было ее понимать, остальной мир она сама давно бросила.

Олени с Павликом приехали на своей «девятке», которую припарковали за триста метров от сверкающего на солнце шпиля с крестом и символом падающей башни у подъезда дома напротив этого учреждения православного культа, поставили на охрану, пошли через зелёный газон, их остановил Заяц.

- Сегодня сюда нельзя! Идите.

- Это ты мне запрещаешь, муровцу? - Младший Олень резко вынул из внутреннего кармана красный ламинированный вездеход, проход везде. - Я в Кремль хожу каждый день, чучело.

- Бабки брали,  идите станьте на ворота! - Рожа, возвышающаяся на голову над другими, подхватила. (Архип.) - Че смотрите? Помогли бы?

-  Бабанечки, фисташечки, бля, фиалки, - похожий на обезьяний рот братка кривлялся, из него на чёрную рубашку летела слюна. - Филочки, лавэ! - Бандитская логика, не были бы связаны с нами, как бы пришли сюда и тут оказались.

- Ну, ты сам… - Головогрудый Паша, почти такого же роста, как Архип, констатировал настоящий промах говорящего. - Давай, Олень! - Младший сверкнул глазами, полез в карман ушитых джинсов, чтобы обтягивали, достал из него кастет, надел и вполсилы тюкнул боковым Зайца в плечо, тот поморщился от боли.

- Вы че творите? - Архип пошёл на Пашу. Олень, стоящий сзади друга, положил ему руки на плечи, оперся, наклонился по всем правила тэ-квон-до, носком ботинка смазал в щеку Архипа, боковым, получилось сильно и хлёстко, тот не покачнулся, свирепо стёр с лица грязный след, кожа начала набухать, наливаться красным. Люберецкий бы не изменился в нем, даже если бы его привели маратовцы на гильотину.

- Драка? - Антон подбежал ко всем, принял боевую стойку. Трое на трое. Заяц на младшего, на Пашу Архип, ему этот со средним юридическим.

- Ну говорите, раз пришли… - Ляпа с неожиданной проворностью встал между муровцами и своими, - а то сейчас к вам поедем! - Паша кивнул, другой разговор. Знает, вызовут ОМОН из Лыткарино, принимают зверски.

- Кто убил Цыгана? - Лица трёх офицеров стали честными, приехали за этим.

- Господь, - сказал Ляпа, в выцветших зрачках которого отражались купола. - Все под ним ходим. - Олени пошли к выходу быстро, Паша отстал, побрел следом, такая масса. Рукой великана он вершил то, где мог, людские судьбы.На дорожке гравий побурел от времени и дождей, Паша носком огромного кроссовка ударил по камешкам, они разлетелись в сторону, того у подъезда вчера он не бил, не калечить. 

- Встретимся ещё с вами… - Розов всегда просил направлять дела его подследственных в Савеловский суд, его там уважали. У судей всегда было в кармане доброе слово для питомцев майора.

Были и Андрей с Олей, ее глаза сверкали подобно небесно-голубым лилиям, и она бросала взгляды искоса, точно падающие звезды, таща за собой за руку ребёнка, Катманду стало светлым воспоминанием. Заяц поцеловал ее в белые щеки с розоватым румянцем, Архип отметил чистыи; цвет лица:

- Ты очень привлекательна, Оля…

- Мое горло изящно и плавно сужается, - ответила она. Потом ударила изображаемую лютню, сопровождая звуком колец на пальцах, привезла из Непала. (На каждом пальце по колечку.)

-  «Моя белая, круглая грудь упругая, высокая и полная», - вставил Андрик, из Гомера. Читал папа.

- Гомер был серьёзный человек, - сказал Антон. - О твоем папе потом. А груди у тебя нет. Болтаешь не по делу!

- Когда-нибудь и я умру, - сказал мальчик и потупился.

- Конечно, - обрадовался Ляпа. - Как там в Индии?

- Лучше дома! - Он уже встретился с Дюшей и маленьким Антоном. Сказал, убили много человек, пришлось уехать, ещё с ними там был Папа, страшный бандит, богатый, похожий на Пабло Эскобара.

- Круче, чем Кобзон? - обалдел Дюша.

- Много круче, - с видом знатока многозначительно кивнул Андрей. Потом все дружно жевали непальскую нугу, гуркская кос-халва, сладкая. Пища богов…

- О! Вся банда в сборе наконец-то, - воскликнул Архип, «роллс-ройс» Цыгана въезжал в ворота, за рулем Манерный. Естественно, вырядился, коричневая шёлковая рубашка, бабочки, запонки, кепка-восьмиклинка, только что не смокинг. - Андрей! Бита! Кент! Студент! Француз… Леший! - Аристократический «роллс» остановился в сантиметре от входа в саму церковь. Пацаны грубо нарушали правила безопасности, в машине фактически была вся бригада, одна бомба… Впрочем, зачем? Она… Распалась!

Первым вылез Бита, почти такой же здоровый, как Архип и Паша, но более подтянутый, сухощавый, у входа заревело, непонятно, почему, на мотоцикле приехали Голова и Киян, старшие измайловские. Может, молодость вспомнить захотелось! Бита сидел справа от Манерного, вышел, поздоровался. Почти следом за Женей, он не успел снять шлем, вкатила «М5 турбо», гоночная «бмв», за рулём Молодой, ну вот теперь точно.

Как только Студент узрел божий свет из шикарного салона, сразу узнал Олю, когда-то сдавал ее мужу вступительные, правда не в Литинститут, а на факультет журналистики русский язык и литературу, поэт, тогда сам только что вылупившийся, поставил крепкому шестнадцатилетнему абитуриенту бурсы, Студент пошёл в школу с шести лет, крепкое «хорошо», для баллов хватило.

Потом он несколько раз был у них дома в Чертаново, дружбы не сложилось, по уши влюбившись в Татьяну Лагидзе, жену авторитетного грузинского коммерсанта, учредителя на Арбате магазина «Воды Лагидзе», были нужны деньги и быстро  и (одевать Танечку в меха), по такие же уши ушёл в криминал. Он не жалел, он не копил… Узнав, что туда же пошёл и Сергей, обрадовался, будем вместе. Почему Сергея нет на похоронах, он не понял.

- Сидора только не хватает, - улыбнулся Заяц. - Когда-то двигались вместе.

- Ага, и Оксаны, - вставил Архип. - И снайпера отмороженного.

- Их теперь днём с огнём, - в тон им сказал Ляпа, обстановка несколько разрядилась. Андрей Манерный, друг легендарного в определённых кругах Вора в законе, тёзки по кличке Роспись, фамилия Исаев, вразвалку подошёл к положенцу, теперь уже законному. За ним тут же пошёл крепкий Леший, подстраховать, если что.

- Может, кто объяснит такому фраеру, как я, что произошло? Сидим у Француза  на Арбате,  баб метелим, раз, телефон…  Сгорел в камине!

- Тишеее, - шикнул на него Ляпа, к нему быстро подошёл Серб, Ляпа оценил. Бывший ветеран войн в Боснии стоял и пристально рассматривал носки лакированных ботинок

Андрея, начищенных до зеркального блеска, глазам становилось больно, и на таких каблуках, что ой. В них он следил за отражением фигуры Лешего, не начнёт обходит Манерного, двигаться, не полезет ли в карман, скрытое наблюдение. - Обгорел, а не сгорел, был пьяный, головой туда заснул, промахнулся. Что-нибудь написал? - быстро спросил он Студента. - Прочти что-нибудь из последнего?

- Тогда на плакатах был Брежнев,
  На зоне сплошные козлы,
  Потом ее ночью зарежут,
  Какой-то Андрей из Москвы!

- Сразу как мы уйдём, зальёте все бетоном, ясно? - проинструктировал Антон могильщиков утром, - у покойного врагов много, разроют, выкопают, сверху монумент, хер им, собакам.

- Ясно, ясно, - попятился от него старший смены, - конечно, хер, только вы не долго, раствор стынет?

- Мы не долго, - сказал Антон, удалась афера. Через несколько минут во двор въехал джип с дружественными чеченцами, из водительской двери спрыгнул с коня Маца, за ним медленно въехал на старом-престаром «линкольне таун каре» дядя Дэйв, товарищ Цыгана по в отсидке в двадцать восемь заслуженных, старик всегда не вписывался в жизнь, когда выходил, и поэтому постоянно сидел на мели, заруливал осторожно, не дай Бог, кого заденет, вовек не расплатиться. Еле хватало на воскресный поход в баню, от общаковых отказывался гордо, я сам. За ним бодро въехал чёрный никелированный «марк восемь» с пацанами с Мазутки, центровые, Серега Бригадир через стекло сделал всем скорбное лицо, уходят Люди, резко затормозил, ему в бампер на синем «паджеро» чуть не врезался Кастрюля, истинный беспредельщик.

- Вроде в сборе, - сказал Ляпа, началось отпевание почти пустого гроба, кое-что в него всё-таки положили. Не кладовую с деньгами для Сорбонны дочери покойного, которая все время плакала, стоя внутри, их, не дербаня, положили в бывший банк Сидоренко, а небольшие блины от штанги, которые, отрывая от сердца навсегда, с недовольством отдал Архип по весу покойного.

- Теперь все, ахперы, - с большим венком вбежал в круг невольной сходки невысокого роста хитрый армянин в дорогом плаще, сзади болтался пояс, концы которого он засунул в карманы, воротник поднял, - вот, принёс!- На венке было написано «От арбатской братвы», оплатил Розов.

- А чего лента не розовая, - съязвил Манерный, Голова осадил его за рукав модной кожаной куртки, да ладно. Есть менты, а есть мусора.

- Можно начинать! - Заиграли медные духовые трубы. Пацаны из теперь уже не существующей бригады Цыгана постояли, посмотрели на отпевание, вышли. Со своей дальнейшей жизнью им предстояло что-то делать.

- Гроб пустой, -  тихо сказал Манерный. - Балаган. - Он понял это по тому, как несли, не сбавляли ход на поворотах, когда вносили.

- Балаган, - согласился Бита. - Может, он в бегах?

- Молчите, когда приедем, - сказал Лёня, до этого Француз делал вид, что ничего не произошло. - Вам чего, охота ночами на крышах лежать с биноклем, смотреть, что по нам будут решать Люберцах? Его убили, тот, кто уехал, ещё кто? А он его пустил! Они все друг друга с детства знают. А если бы был Шах? Где Юра? Где Волчок? Один? Полковник их этот, мэр замка? Сам банк где? Спортсмен Синий? 

- Ты бы ни метра не прошёл, - сказал Бита, - мы знали, как их готовили, - вернувшись, иногда они оба отводили душу на грушах в спортивном зале.

- Главное, - сказал Манерный, «роллс-ройс» стремительно понёсся, набирая скорость в сторону Москвы, начало  свою работу лучшее в мире охлаждение дисков, - что это сделали не мы.

Конец тринадцатой главы