Глава 12

А вы убегаете от тёмного прошлого? Тогда нажмите тут «like» и «подписаться».

Обычно опущенными в тюрьме становятся те, кто не рассчитал, печально, там много случайных, об опытнейших профессиональных педерастах речь не идёт, жизнь дала течь, отбраковала, пошли жить параллельно, для этого не созданные, настоящими злодеями рождаются. О том, что можно попасть в заключение, не думали, а попали, а там согласились стать наташами и люсями сами за конфеты.

Опять не рассчитали, что у них будет не один мужчина, а один, потом ещё один, с друзьями надо делиться, назад дороги нет, даже если по беспределу… Понеслась их прямая кишка по кочкам, за одно и глотка, так во всех тюрьмах мира. Исправить подобное невозможно. Один раз произошло, на тебе другая проба, как убийство, отнимал жизнь или нет, хотя бы и на войне, сравнивать тут нельзя, пример, возможно, не самый удачный, гомосексуалист и опущенный разное, первому нравится любовь со своими валетами, бывало, и на стрелки с ними приезжали этакие мальчики. Тема старая и вечная.

Что он стал о них думать? Пахан подходил к своему подъезду. Братва встретила его, потом почему-то повезли к вьетнамцам, какая разница Непал, Вьетнам, ладно бы на Тимирязевскую на рынок «Салют-2», многие из торговцев на родине были в розыске, или на Савеловский в мерзкий их этот центр, в конец Дмитровского шоссе, они долго пробирались по кривым коридорам не то торгового центра, не то общежития, в конце тоннель между вешалками с китайским ширпотребом упёрся в дверь, ее открыли, внутри был ресторан.

Вульгарного вида толстая вьетнамка с ярко накрашенными губами в красной майке с надписью «One friend one bend», раз подружилась, раз наклонилась (любила сзади?), и такой улыбкой на лице, как у изображения на памятнике Хошимину на Ленинском, проводила их к столу, на нем была вся роскошь Юго-Восточной Азии, возможная вне ее… Папа аж опешил.

- Чё-то как-то много… - И рыба, и сладкая свинина, и креветки, даже собачатина. Сладкие роллы с бананами, лапша «фо», жареная соя, пельмени. Не хватало только обезьяны, посадить ее в центр, снести верхушку головы острым мачете и солить мозг, выковыривая его оттуда ложками, пока она кричит, дохнет. Посолив, покушать, умерла, есть нельзя, приятного аппетита.

- От души!

- За что? Знаешь, сколько ты нам заработал! Мы богаты. - Рейсы с вещами отрекшихся от мирского лучших сыновей и дочерей Запада приходили ежедневно, что ни борт, то
прибыль, экипажи подворовывали, конечно, но в меру, это было по умолчанию разрешено, берите и молчите.

- Понимаю, трудно от себя отпустить желания, но надо, - мягко настаивал строгий настоятель, - в них сокрыты страдания страданий! - Открывал писание. - Могу цитировать… - Рядом грозно сопел здоровый привратник.

- Кладите! (Хуi с прибором.)

- Все равно неловко, пацаны, - сказал Пахан, - я же в долях. - Он показал на здоровую сумку, набитую деньгами, закуривая. - Не на общее. - Потом долго материл непальскую банковскую систему, вырученные от продажи рупии положил в лучшем банке в Катманду на счёт, превратив их в доллары, чтобы спать спокойно, там же поменял, сильно потеряв на курсе. Девушка, разумеется, из Индии, в Непале низкопоклонство, показала пачки, убрала, открыла Пахану долларовый счёт для туриста, сообщила:

- Рады стараться, сэр! Но выдать вам эту сумму по закону, когда вы будете уезжать, можем только в непальских рупиях, вам надо будет найти, где все поменять, - к чувству победы тут же примешалось чувство досады, они что, тут все дебилы? На первом этаже банка на ступенях уже устроились на ночлег нищие, на второй не пускали. - Вывозить из страны наши деньги строго запрещено законом в любых наименованиях. Суровое наказание с конфискацией! Что-то не так, сэр? Сэр!

- А, - выдавил из себя Пахан, пытаясь прийти в себя, на Майорке и Ибице такого никогда не было, - в чём тогда смысл долларового счёта?

- В самоуважении, сэр! Если в Непале, и у вас есть любой валютный счёт, смело можете себя уважать. Есть за что! - Девушка выдала ему ужасную по дизайну местную кредитную карточку на дешевом пластике, буквы были кривые и неразборчивые, ошиблись, напечатав его имя, вышло «Rudneff», вторая «ф» почти не пропечатана, в России мошенники дома катают скипы лучше.

- Есть, - Папа скорее хотел уйти из этого дурдома, лучше б он держал деньги в рваном чулке, - в жопе шерсть! Все!!!

- Какая шерсть? - удивилась его ответу клерк. Про заднее отверстие она промолчала. - Вы там волосатый? — Вот какая лапа, показал ей руку с часами Пахан, точно волосатая. Сейчас я сниму штаны, покажу вам такой же зад. Там ещё полипы, которые надо резать, и под мышками наросты, беда с кожей началась задолго до Индии. Будете смотреть в очко?

Кредитку он положил в паспорт аккуратно рядом с фото его бывшей девушки, я тебя помню. Найти бы ее в Москве и оприходовать! Потом пришлось повторить всю эту операцию ещё раз и долго просить менялу правильно составить таможенную декларацию. А то отберут все деньги, ищи, свищи.

Папа роздал всем старым друзьям из сумки подарки, антиквариат, видеомагнитофоны, диски, игровые приставки, все, что сумел надыбать у новоявленных иностранных монахов где-то посулами, где-то угрозами. Буржуи расставались со своими игрушками в целом охотно, где-то даже радостно, загнивайте сами, мы будем просветляться! (Впереди всех.)

- Только без бани, ладно? Докиньте, если не впадло на квартиру? Сто лет не был дома, - как только показались его хрущевки, их отпустил. - Я пешком! - Водки много выпил. - Культовое пьянство. - Заодно проветрюсь.  - Завтра словимся, пройдёмся хоть по Тверской… - Если бы и он, и другие знали, что это надолго будут его последние слова.

Четверо в кепках у подъезда, один из них весьма габаритный, второй высокий и непомерно широкими плечами, привлекли внимание Руднева. Они стояли, курили и смеялись, полностью загораживая собой вход, можно было только их обойти, Папе они были не знакомы, когда, пошатываясь от усталости и банкета, Отец попытался сделать это, рассмотрел, остальные двое вроде братья-близнецы, очень похожи, один постарше. Взгляд у обоих был с поволокой, опасный, в скуластых лицах что-то азиатское, но русские, то ли с Урала, то ли с Дальнего востока. Более опасные даже, чем те двое, бандиты? Папе стало немного не по себе, в руках четыре сумки, сзади рюкзак, не повернёшься. Идти он мог медленно, еле-еле, бочком, бочком. Кто они? Пасут кого-то? В этой свечке кроме него никто не при делах, снял квартиру? На кухне, наверное, света нету, столько не был…

Папа обогнул четверку веселых, не обращая внимания на их слова, поставил сумку, которую держал в правой руке, на асфальт, стал набирать код, не успев закончить это, внезапно получил  серьёзный поджопник, пинок прямой ногой в зад, потом кто-то другой с прыжком развернулся и крутанул ему под правое ухо обувью вертушку, Папе стали всекать, и всекать профессионально: молча. Он сначала ткнулся лицом в дверь, потом завалился на бок, под ухом стала набухать здоровая шишка. Кто? За что? А, Руднев просек.

Бум! Папа получил очень звонкую затрещину огромной ладонью, его голова стукнулась об ступеньки, здоровый поднял его на прямых руках, ничего себе, за сто килограаа… Как пушинку!

- Аргххх, - туша в кепке мастерски вытряхнула его из рюкзака, откинула в сторону, туда же отшвырнули сумки, вещи крепких мужчин не интересовали. Один, похожий на оленя, дал ему в зубы апперкот, шея хрустнула, мастер! Папа умел бить сам и видел это в других. Понял, инвалидом не оставят, видимо, приказ, иначе начали бы по-другому. От сердца у него отлегло, не убьют, просто вломят. Он не вскрикнул, не пошатнулся, а грохнулся сразу, будто срубленное дерево, потом встал на четвереньки и вот тут заныл:

- Ой-ей-ей-ей-ей, ой, как больно! - Тихонько, чтобы не привлекать внимания соседей, дом был освещён. А то нападающие испугаются, еще чего застрелят.

- Хватит, хватит, - сказал один, это был Дольф, - а то коньки откинет.  - Конечно, они могли сделать так, чтобы этот парень ушёл в формат фото, добавился. С размаху пнул Пахана под дых.

- А то милиция придёт, - захохотал похожий на оленя. Они с испытуемым действовали по законам своего общества, которое следит за тем, чтобы обычное общество нормально существовало и развивалось в коммерции. - Слушай, в мире каждый день умирает столько людей, ну убьём одного, и что? - Щелкнула раскладуха. Второй, более пожилой олень, взял шею Папы в захват.

- Пусть живет! Давай отрежем ухо!

- Кости поломаем!

- Нам сказали не калечить! А ты убивать… - Паша подошёл к хрипящему Пахану, с ноги перевернул его на живот, прыгнул в спину коленом, оно у него было такое, сваи можно забивать.  Папе показалось, на него упал слон, какие в цирке недалёко от его дома, вместе с дрессировщиком. Толстый живот Отца мгновенно стал тонкой талией, обильный ужин выплеснулся на землю.

- Фуууууу… - сказал бандит с широкими плечами. Его куртка была чем-то подбита изнутри из серии маленькие сиськи, лифчик на номер больше, снимешь, твой парень тебе оттянет, бурка, да и только! - Он с силой пнул Папу, который сильно пожалел, что отпустил братву, под зад твёрдым казаком. (Старался попасть в копчик.)

- Всё, пошли, -  младший Олень постоял… Вернулся, подошёл к Папе, присел, взял одну его ногу за щиколотку, согнул,  сорвал со ступни туфель, чуть ее не вывернув, голеностопы всегда были проблемы Папы, вечно тянул на тренировках, выбросил, потом брезгливо носок, тоже, Папе под нос, взял босую ногу в обе ладони, хрустнул. Что-то щелкнуло, Папа дернулся и неподдельно заорал благим матом, Олень сломал ему палец.

- Тихо, тихо, тихо, - по-садистски прошептал Олень. — Вот тебе мизинчик, авторский знак, мы были, - опер ласково положил его ступню обратно, - наш излюбленный приём, держи почерк. Запомнишь, потом срастется. - Он погрузил руки в лужу, потом вытер об одежду Папы. - С приездом! Удачи тебе, мужчина! Только… Не знаю, надо, не надо? Из нас бы кричал никто…  Не дай Бог ещё встретиться! - Масок на палачах не было. Папа ничего не отвечал, лежал ничком в грязь у подъезда и дышал носом, выдыхая боль, стараясь раньше времени не уйти в свет.

- Кааааак… больнооо! - Кричал и кричал, иногда надо поорать тоже, Пахан был осознан.

- Атос-джан, - из машины старший Олень набрал по мобиле армянина, не ругая младшего, - «Аврора» отстрелялась, приём! Мавр может делать своё дело. -

- Сам ты мавр, ара, - сказал Атос.

- Ара, не борзей! - Подержанная «альфа ромео» с четырьмя круглыми итальянскими глазами выехала из переулка. Из неё вышла худая фигура среднего роста в хорошем пальто с белым шарфом и кепкой на голове, в руке с сигаретой, и вошла в подъезд дома напротив, захватив с собой термос и бутерброды, Атос присел на корточки у окна между первым и вторым этажами, стал напряжено зырить в темноту, кто будет подбирать упавшего, если кто-то из дома, кто выйдет, если вызовут «скорую», за ней, бинокля у Атоса не было, стекла и днём бликуют, видно, ночью при свете фар вообще все блестит, позвонят ментам, приедут, вызовут ОМОН, объясняй потом, почему. Прощай, оружие!

Когда Атос отбывал в Армении, его позвал к себе один крупный авторитет, когда он пришёл, старый Вор читал книгу, на обложке был довольный гений.

- Писатель Хэмингуй, - сказал Атос.

- Хемингуэй, - поправил смотрящий за зоной, силён. - Так правильно.!-  Потом внимательно посмотрел на Атоса и спросил:

- По ком звонит колокол? - Атос не понял.

- Не вкурил, - сказал он. Слово «сосать» в тюрьме не употребляется.

- Колокол, - сказал авторитет, они говорили на армянском.

- Какой?

- Любой, по ком? - Только потом Атос узнал, этот сильный писатель написал такую книгу.

- Не знаю… У нас своя вера. - Имел в виду чёрную.

- Вера тут ни причём, по нам! По нам звонит колокол!! Иди в отряд, умойся!!! - Через неделю отбывающие в том же корпусе лезгины - страшный народ, воровали всех! - задушили его собственными кишками, что-то у них там не сложилось вряд ли на почве Хемингуэя, распороли живот, достали, обмотали вокруг горла. Чтобы так сделать, исполнитель должен быть не из слабонервных. Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокрёнка. Так не многие могут организовать, факультет ненужных вещей на крытой. Узнаю тебя, Русь! Папа уже ничего почти не замечал, то погружался в огненный катарсис боли, сотрясение мозга, сломанные рёбра, то в беспамятство.

«Лучше б братвой в баню поехал… Он их найдёт, и тогда… По имени они друг друга не называли, лица он запомнил… Представил их с усами, без усов, с длинными волосами, в другой одежде… В каких местах собирается на свои дни рождения милиция…?» «Сомнений быть не могло, отец его сбежавшей невесты! Решился, старый перец? Вели от аэропорта! Кто сдал? Жена поэта! Конечно? Прилетела, пошла к мусорам! Сергей попросил?» От боли паранойя Папы приняла астральный характер. «Всех под молотки! Всю!! Семью поэта!!!» Увы, если поссорился с таким, как Отец, уже им не объяснишь.

Те, кто сидели в соседней камере номер два через стенку рядом с Сергеем, были из секты дрангсонгов, мудрецов, хотя слово «секта» к буддизму вряд ли применимо, для него нужно понятие Бога и ереси, которых в дхарме  нет, только собственная природа Будды, которая везде и всегда познаётся одинаково, самоприспосабливающийся метод  отменяется. Точнее сказать, люди, которые встали на путь исправления себя и всего окружающего сущего, попасть к ним было равносильно записаться мучеником в ад кромешный для великой, высокой цели. Слово «дранг» по-тибетски значит «прямой», «сонг» «исправление», в данном контексте искривлённых тела, речи и ума. В реале, если кто-то говорил, делал и даже просто думал что-то не соответствующее стандартам добродетели уважаемого собрания арестантов в этой хате, либо у него были какие-то физические изъяны, например, искривление позвоночника, слишком худой или толстый, он немедленно подвергался насильственным формам исправления, люди должны быть прямыми и честными, Сергей окрестил их злые квакеры.

Что ещё, курить так же запрещалось, любой алкоголь, даже кофе с чаем, только вода. (Автор бы повесился.) Жертвам отрезали язык за болтовню, выбивали зубы, если они их не чистили, отрубали руки, если не мыли после параши, горбунам к ногам привязывали гири, заставляя висеть так часами на вытяжке, исправляли горб, слишком высоким специальными острыми камнями удаляли пару позвонков на шее, людям полным, с одышкой объявляли многодневную голодовку, заставляя их отказываться от тюремного рациона, истощенных насильно закармливали разными кашами, пока те не начинали задыхаться, тех, кто хитрил, юлил, двигал фуфло, говоря неправду о своих статьях или прошлом, загоняли в гарем. Половые сношения с петухами зимой отменялись, опустошает почки. Наркоманов заставляли стоять на одной ноге, пока идёт ломка, потом физически трудиться, слишком умным запрещали разговаривать, глупых и неграмотных учили читать, слишком сильных заставляли слабеть, часами лежать на койке, слишком слабых делать упражнения, не умеешь драться, обучали боевым искусством, слишком хорошо ими владеешь, устраивали темную. Привести все к гармонии, был их лозунг, убрать любой экстремизм и максимализм, выполняли они его супер экстремально.

Обязательно надо было быть верующим, атеизм карался сильно, таких быстро доводили до самоубийства. Дрангсонгов были ребята жесткие и крепкие, многие духовитые спортсмены, тибетские скороходы и борцы. С администрацией они сотрудничали полностью, мудрый приемлет свою судьбу, послал Будда где-то далеко в Пекине китайское правительство, значит, так надо. Заправляли всем этим двое, фанатично
следящие за исправлением всего не прямого, заключённые по имени Йиеле Кье, «рождённый из ума» и Ригпе Йеше, «мудрец изначальной мудрости», «йеше» по-тибетски «мудрый», себя они считали маленькими Буддами, настоящего Будду большим. (Когда-то оба были бандиты.)

- Мы его представители и дети, вы принуждаемые. - Говорили, могут с ним общаться. Дрангсонги карали любые патологии, правильно питались, не переедали, употребляли нужные сочетания продуктов, не пили и не курили, соблюдали однодневные буддийские посты раз в неделю, один приём пищи до полудня, при этом нельзя отрывать свой зад от сиденья, отвлёкся, встал, приём еды закончил, кроме мантр полное молчание,  ровно в десять вся камера ложилась спать, чистота была клинически идеальной. Иначе как транслировать благодать?

Имена тоже исправляли, дали родители неблагозвучное имя, подберут другое. Идеалом языка считался мандаринский диалект китайского, не знаете, учите, пока у вас не примут текст, не вызубрите очередное задание, никакой пищи. Интеллектуалов презирали, нужна вера, от ума в Азии одно горе! (Правда.) Они все ходили на работу в прачечный цех и ещё кто куда, получали зарплату, у них были деньги, часть обязательно откладывали в кассу взаимовыручки, слишком богатых или слишком бедных у них не было, если один каравай хлеба, больше ничего нет, и десять человек, разделят на десять равных частей. Для обычных бродяг-кочевников с бескрайних горных плато попасть туда означало «чистую версию ада», нигде не пылинки, а живешь в пустоте, соблюдаешь распорядок так, кажется, тебя вовсе нет, хата была ярко-красной, освобождались оттуда почти все досрочно, те, кто выжил, конечно:

- Мы же изменились, почему вы не хотите? -  Камеру дрангсонгов тюремное начальство ставило всем в пример:

- Желают трудиться, чтобы принести благо себе и другим, осуществить свои собственные цели и желания всех прочих! - У дрангсонгов были все положенные свидания и передачи.

Тот, кого заказали Сергею, был не там, если бы это было так, достать его оттуда было бы невозможно. Вообще эта тибетская коммунистическая Спарта Сергея сильно удивила, как можно заставлять человека быть правильным или тем более сделать, если он не хочет этого сам? Очень сложно и практически невозможно, а потом, где точка отсчёта? Абсолютно здоровы тело, речь и ум только у совершенномудрых небожителей, он читал, совершенный человек не болеет. А мы обычные! Больных в той камере тоже мучали, особенно простуженных, ладно, если инфекция, бывает, частые простуды и ОРЗ.

- За здоровьем не следишь?! - Отбирали одеяла, заставляли спать на холодном полу, ангины, пейте ледяную воду, закаляйтесь, чистое сострадание. Не удивительно, что контингент второй камеры часто обновлялся, за то, что кто-то у кого-то что-то отнял или украл, самосуд, смертная казнь, иногда тяжёлая. Авторитетов во второй не было, братство, перед пустотой все равны, просили поселить к ним женщин, сделать смешанную, половое равенство, управление по исполнению наказаний не решилось. Тибетская тюрьма вещь суровая фантастически, кто там не был, имеет об этом только домыслы и представление, что это такое.

Наконец к подъезду Пахана подъехала обычная «шестёрка», в ней был Сергей, братва позвонила ему, сказала, друг приехал. Перед отъездом настоятель сообщил Папе:

- Я видел сон. Из Японии в Москву летит конь, сейчас он повис над пустой тарелкой. - И ещё: - У тебя в шкафу есть плачущий президент. - Игорь ничего и не понял.

В машине криминальные опера взахлёб обсуждали выполненную акцию, в России жизнь стоит столько, сколько надо в данный момент.

- Как Паша его поднял! Одной рукой!

- В связи с перекачанностью спортсменов штанга отменяется!

- Штангочка!

- Решил его поднапрячь! Хахахаха…

- Всё-таки как-то не хорошо получилось, мужики, - руль в руках Дольфа на мгновение дернулся, потом вернулся в безопасное положение, - человек на родину приехал, а мы ему эта… Накидали. Какое-то послевкусие от такого… чая.

- Ради Родины, - сказал большой Павлик, он уже вселился в кооператив, - ради Родины. Добро всегда вознаграждается! - Дерьмо перестаёт быть дерьмом, когда продаётся. Чем сильнее чувство ответственности, тем меньше страх. Опергруппа Розова забыло и его, и своё собственное достоинство, достоинство, главное для них стало чувство долга, раскрывать происходящие и предотвращать намечающиеся преступления любой ценой, никогда не забывать, почему они стали муровцами. Почти любой, чтобы стать петухом, разумеется, никогда речи не было.

Игровые характеристики Пахана.

Имя: Игорь
Прозвище: Папа, Отец
Рост: за 1м70
Вес: за 100 кг
Титул: Продвинутый
Аспект: Коммерция
Развитие: Неограниченно
Уровень: 1
Опыт: 0/250 выездов на стрелки без поражений.
Характеристики:
Сила: 15
Выносливость: 5
Ловкость: 10
Интуиция: 10
Мудрость: 5
Удача: 50
Сила воли: 15
Навыки: башковитый
Умения: язык подвешен
Достижения: стал своим в Южной Азии
М-да, не пусто.

Конец двенадцатой главы