ладья

некогда будет, конечно. вон щук привезли. в тавернах разлито вино и отменный ром. и даже песок, что скрипит на зубах, не злит. гроза не пугает, как впрочем, и гулкий гром. торговка бежит, предлагает отведать мёд. за нею торговец персидских больших ковров. на старом причале виднется птичий помёт и только ладья твоя, вроде, покинула кров?

да нет, не покинула. ветром сорвало её, в грозное море огромной волной унесло. ветер злорадно под кофтой о чём-то поёт, где-то десница ломается, то бишь - весло. где-то вода заполняет и топит в себе. тонкая щепка в пространстве недобрых стихий ждёт моряка что ладье дал когда-то обет не допустить разрушения её до трухи.

не до причалов когда вокруг песни и бред, суетный мир, кутерьма, вакханалия дней. что до ладьи... да какой может быть с нею вред? моряк замотался и вовсе не помнил о ней. зато успевал отрывать календарный листок и делать бумажный кораблик, пускать по воде. что вы?! не в море, а в луже. и думать о том совсем не хотел, что ладья его где-то в беде.

ладью били волны, ломали, терзали и жгли. да, холод, конечно, совсем не огонь, но он жжёт... бока обитатели моря прогрызть помогли. акулы топили её в сердцевине тех вод, где просто погибнуть, а выжить - шанс на миллион. крошилась ладья так, как крошится лишь один хлеб. моряк из бумажек всё строил себе вавилон и посохом выбить тщеславие пытался в скале...

он изредка вдруг вспоминал о погибшей ладье. когда-то её завещали ему дед с отцом. с досадой о совести думал, об этой судье, что истинное показать всё пыталась лицо. халатность, предательство и равнодушие плыло над морем, что ныне спокойно, совсем не штормит. оно моряка покататься на шхуне звало в бермудские сети и в сети иных пирамид.

шхуна внезапно его потянула ко дну, ветер лукаво под кофту как полоз заполз. но что-то такое ему не давало тонуть - то ли доска, то ли вовсе какой-то там холст... разбитый кусочек кормы его к суше тянул. тянул на себе как буксир, как солдат из-под пуль. моряк ощутил чувство смешанное... да, вину. а этот огрызок кормы проторял им тропу.

осколок кормы защищал от акул и медуз, от холода, ветра, дыхания пучины морской. он будто весло отводил от страдальца беду и в сердце как мог помещал такой хрупкий покой. уже у причала, на тихом пустом берегу, моряк, продолжая как жаждущий воздух хлебать, погладил корму и спросил...

- чем служить я могу? и кто ты?

- ладья, что ты бросил тогда погибать...

2 июня 2024 г.