С духом Владимира Высоцкого

С духом Владимира Высоцкого

                «Дайте жизни опять!»
                Высоцкий из посмертья

В начале девяностых
Меня повёл Высоцкий
В Москву, в театр свой в гости –
Поцеловать там доски.
На сцену не пустили.
Мы сзади ломанулись.
Но неравны, знать, силы –
На распластанье улиц
Нас бросила охрана.
Мы встали, отряхнулись,
Во дворик невозбранно
На пушечку вернулись.

Сидели мы на пушке,
Стояли в подворотне –
Лил дождь на наши души
В московский день субботний.
Шли маляры, их кисти
Чудесно пахли мелом.
На нас смотрели Выси
Сквозь пальцы между делом.
Коты в крестах газетных
На запылённых окнах,
Какие-то буклеты,
Спрессованные плотно,
И узкие ступени
Наверх в малярной краске,
И лёгкое волненье,
И холодок опаски –
Как примут нас в квартире?
Она музеем стала.
Музейно стало в мире
Там, где была опала.

Большой портрет над входом.
Ремонт, но нас пустили.
О, счастье! О, свобода
Быть дома, не в могиле!
На фото лица близких.
Гитара? В реставрации.
Сколь лет прошло, но близко!
Сказал: «Хочу я к матери».
Подарков накупили,
Узнали адрес сына,
Но вспомнили – в могиле!
Прекрасная картина:
В джерси Владимир длинном,
На каблучках и с сумкой!
Ах, сумочка малинна,
Ах, Нора-недоумка!
- Прости меня, Высоцкий,
Я ж маму испугаю.
Один тут доберёшься,
Ей скажешь: «Дорогая...»
- Как я скажу? Безгласен.
- Как мне сказал, так скажешь.
Вопрос исчерпан, ясен.
О, смерть! О, жизни жажда!

Ушла я. Он остался.
С тех пор мы не видались.
Болели, сбиты пальцы,
И ссадины остались –
Протащена охраной
По жёсткому асфальту.
Досок не целовала,
Не делала там сальто
В блестящих узких брючках,
На сцену сбросив туфли.
Не верят. Жёстко учат.
И угасают духи.