Озаричи-лагерь смерти
Марии Ефимовны Соловьёвой (Маши),
Ныне проживающей в Казахстане.
В белорусской деревеньке ЛЯдцы
В небе появились мессерА,
Позже стали бомбы в землю бряцать,
Немчура же с каждого двора
В кучу посбивала словно в стадо
Женщин, стариков, малЫх детей,
У фашистов план созрел. Для ада
Нужен был заслон им из людей.
Гнали всех зимою. Жуткий холод
Не давал и ночью отдохнуть,
Там братишку Маши - Колю, голод
На тот свет отправил в вечный путь...
Он сжимал в руке кусочек хлеба,
Был не в силах даже проглотить...
Низкое и пасмурное небо.
На закате разорвалась нить...
Мать над ним бесшумная рыдала
(Крик услышат, сразу изобьют),
Дочка Маша маму прикрывала,
Повзрослела как-то быстро тут.
Десять лет...совсем ещё ребёнок,
Но такой уже недетский взгляд,
Старшая она из всех сестрёнок,
Трое у неё. И стар и млад
Двигались деревня за деревней,
Бесконечно долгих восемь дней,
У людей был вид весьма плачевный,
Голод собирал косой своей...
Прибыли на место назначенья,
Словно в огороженный загон,
Проволока, столбы под напряженьем,
Минные поля со всех сторон.
А внутри ни будок, ни бараков,
Стылая промерзшая земля,
Место из болотистых оврагов,
Март начало, после февраля.
Запрещалось строить им из веток
Хлипкие подобья шалашей,
С вышки фриц стрелял, и был он меток,
И огонь в запрете был. От вшей
Мучились. А кто хотел ребёнка,
У огня согреть, ну, хоть чуть-чуть,
Пулемётной очередью тонко
Получал свинцом нещадно в грудь...
Раз в неделю хлеба, как собакам,
Им швыряли, метили в толпу,
Ржали громко, коль случалось дракам.
Голод заостряет худобу.
Умерли три милые сестрёнки...
Аню, Сеню, Настю упокой...
Разродилась позже мать мальчонкой,
Не прожил и дня, её родной...
Хоронила всех детишек ночью,
(Запрещали немцы хоронить),
Вырывая глины мёрзлой клочья
Пальцами немеющими... Выть
Ей хотелось, зубы лишь сжимая,
Пять детей самой придать земле...
«Старшая кровиночка живая!»-
Для неё держалась в этой мгле.
В лагере была такая «льгота»,
Им везли тифозных на беду...
Пили воду грязную болота,
Туалет был в яме на виду,
Кто туда ходить ещё стеснялся,
Прятался под маленький кусток,
Немец над такими измывался,
Заставлял нести всё в общий сток.
А тифозных собранных повсюду
Сбрасывали внутрь со столбов,
Мёртвых и живых в большую груду...
Подминая ветки от кустов.
План врача-садиста Блюменталя,
Как «Советам» подступы закрыть,
Чтобы болезнь все силы растворяла
Контрнаступленье задушить.
Смрад гниющих тел стоял повсюду,
Двадцать тысяч душ умерщвлено
(Я такое точно не забуду)
Всё за десять дней сотворено.
Дикий план звериного значенья
Под напором Красных терпит крах,
Выжившим - рука освобожденья
И печать страданий на челах.
Не отмыть ничем такое горе,
Сколько нужно дальше людям сил...
В лагере ОзАричи в позоре
Немец свою мерзость засветил.
А сейчас пытаются загладить
Отпрыски фашистские дела,
Забывать нельзя! Не дать им гадить,
Чтобы жизнь спокойная текла.
19/05/2024
Свидетельство о публикации №124060104946