Кира

Ну вот. Сегодня первое июня. Наступает лето, а на палате заканчивается весеннее обострение. Не стало Райана (хоспис), считанные дни остались Итану и Николасу (дома) и умерла Кира, которую вчера держал за ручку, а она быстро уходила в респираторную кому и умирала у меня на палате в присутствии и окружении всех своих родственников, что собрались, сидели и стояли у её кровати. Она как-то узнала, что у меня страсть к котам, и однажды на очередном курсе химии сделала мне из поделочной глины 2ух котиков, перед этим спросив какого цвета наш идиот. Цвет угадала очень точно.

Трудность смерти была в принятии её родителями. За 10 лет борьбы с лейкемией, у тех сложилось стойкое впечатление, что что бы ни случилось, врачебная команда всегда предложит что-то ещё, и Кира справится. Это даст ремиссию ещё на месяц, может на два, а может на полгода. Она была в ремиссии когда я уезжал. И так они жили семьёй 10 лет. От ремиссии до нового релапса и новой химии. Госпиталь стал родным домом, врачи и сёстры - членами семьи, а химиотерапия и её осложнения - понятной и привычной нормой жизни. И мать и отец стали экспертами по химиотерапии и по лейкемии.

И вот, 2 недели назад мы перекрыли им столь знакомую, столь привычную для них дорогу. Дорогу жизни для их единственной дочери. Поставили перед ними блок-пост с бетонной стеной, сказали Кире, что у нас больше нет этого волшебного, гадкого, токсичного, продлевающего жизнь "чего-то ещё". Она расплакалась и попросила те выходные провести дома. Потом приняла то, что было сказано. А родители нет. И вот работа с родителями и оказалась самой сложной. Суметь мягко убрать и разрушить ложные ожидания, подготовить их, заставить поверить в происходящее и отпустить дочь. А Кира всё ещё чувствовала себя хорошо, и уже одно это не помогало и заставляло их не верить нашим словам, ставить под раздражённое сомнение наше видение ситуации, часами изучать интернет, звонить всем своим друзьям и знакомым, а мы каждый день упрямо увеличивали их ужас, отчаяние и неверие и говорили им о том, что грядёт, и грядёт скоро.

Смерть появилась в понедельник. В форме ухудшающегося вида рентгена лёгких, где белые пушистые инфильтраты стали постепенно замещать чёрный лёгочный воздух, вызывая одышку. Я пришёл к родителям и показал им черно-белую картинку на экране госпитального айпада. Реакция их была немедленна и очень понятна: Кира побьёт эту инфекцию, давайте будем выбирать и делать новые антибиотики. Они не заметили ту, кто зашла к ним в комнату вместе со мной и с любопытством глядела на них со снимка. В понедельник я показал им её, и объяснил зачем пришла и что теперь будет делать с Кирой. И вот тут они наконец начали обращать внимание на наши слова. А дальше гостья принялась за свою привычную работу и за пять дней безо всяких уговоров быстро убедила и родителей и Киру в том, что она заставит Киру прекратить жизнь в этом мире, заберёт и уведёт с собою, и скоро. В среду пушистая сливающаяся белизна уже вытеснила всю черноту воздуха из лёгких и Кира начала бежать вверх по холму, лёжа в кровати, потом сидя в кровати, потом деваться было уже некуда и дышала в таких позах, в каких могла, меняя их когда могла. От сидения вертикально стало ломить спину, шею и плечи, от кислородной маски резало уши и сушило рот. А гостья трудилась не переставая, и в пятницу в 17:00 я пришел в последний раз проверить что она видимо не страдает и не мучается, что сёстры чётко знают что и когда надо делать и попрощаться с этой бесстрашной девочкой. Мы продолжали антибиотики и переливания крови вплоть до пятницы. Из жалости к родителям. Те настаивали, чтобы мы не останавливались, чтобы дали шанс. Сама же Кира уже ясно поняла, кто её взял за руку и куда ведёт. И она смело шла вместе со своей новой гостьей к неведомую ей страну, по направлению к последнему на её жизненной дороге КПП, на котором черными большими буквами написано: Стой! Граница Жизни. Живым вход воспрещён! Умирающим вход строго по пропускам. Шла и показывала всем нам, столпившимся вокруг неё живым, как нам следует это делать.

А родители всё ещё не хотели отпускать и отдавать незнакомке свою дочь. Останови мы антибиотики и всю столь знакомую им госпитальную рутину раньше на неделе, и мы стали бы предателями, отняли бы у них надежду. А умирать надо с надеждой, что может быть и не умрёшь. Так устроена наша голова. В пятницу Кира ещё слышала и меня и голоса родных, но уже не могла отвечать и говорить. Её беспомощное тело гостья уложила на спину, сидеть больше не было сил. Частота дыхания стала падать, не оставалось сил даже на него - все три дня Кира бежала в гору, всё быстрее и быстрее, и совершенно выбилась из сил. Всё лекарства были мною остановлены, мать сидела в ногах, я сел к кровати на пол на колени и тихонько гладил Киру по ноге, а мать по руке. А потом я ушёл, попросив сестру ввести топ-ап оксикодона и после этого снять ненужную, врезавшуюся резинками в щёки маску. Оксикодон подавляет ощущение удушья при гипоксии. А Кира явно просила отпустить её с новой гостьей в её новую страну.

Родители и Кира верующие, они попросили персонал после смерти перевезти Киру в мою офисную комнату, только в ней можно открыть окна на нашем юните, и только через них её душа могла бы вылететь прочь из госпиталя и улететь вверх. Именно в этой комнате живут у меня на работе два глиняных котика, которые когда-то сделала для меня Кира.