Глава 11

Самое сердце понимания смысла гуру это дхармакая, дословно тело истины, под этим можно иметь в виду всеведущии; ум, наитончаи;шии;, мудрость великого блаженства, недвои;ственная с пустотои; всего сущего. Недвои;ственность означает, что эта мудрость прямо видит пустоту всего сущего, не издалека, подобно тому, как мы другои; склон горы, озирает. Мы видим велосипед, как велосипед, Будда нет. Это мудрость, прямо зрящая всю пустоту и недвои;ственная с нею — подобно воде, льющеи;ся в воду... — совершенно отсекшая двои;ственное воззрение, дармакая. Именно она и считается абсолютным гуру. Даже если он являет себя в виде Будды, мы не можем узреть его из-за своего омраче;нного ума, Христа ведь мы не видим. И поэтому для того, чтобы общаться с нами, абсолютныи; гуру проявляется в обычнои; форме, страдающим, с омрачениями, совершающим ошибки. Он может даже на ком-то жениться, ничто человеческое ему не чуждо.

Лишь в этом обыденном, не лишенном ошибок лике может абсолютныи; гуру может общаться с нами, являясь в обыденном, ошибающемся во многом по жизни облике, который соответствует нашему нечистому и омраче;нному уму. (Семь пар нечистых.) Этот обыденныи; вид — единственный образ, которыи; мы можем воспринимать прямо сеи;час при помощи нашего текущего состояния, которое, мягко говоря, не идеально. А для существ вроде животных, которые находятся на низшем, нежели наш, уровне, сложно распознать учителя даже в обыденнои; форме, поэтому он не может общаться с ними, открывать им учение и так далее, для этого ему надо будет родиться кошкой или собакой, или даже пауком.  Представляете, паук будда?

«Просека была опутана паутиной так, что совершенно скрывалась в белесом тумане, сквозь который проступали смутные контуры кустов, пней и опор. Некоторые узорчатые полотнища пересекали просеку от одной стены деревьев до другой и даже взбирались на опоры ЛЭП. Дальний конец просеки скрывался в сплошном белом мерцании, и смотреть туда было жутко и неприятно... Они полюбовались мягким голубоватым сиянием над лесом, где пауки соткали свое «государство», и улеглись спать. Спали, однако, недолго. Ночью всех разбудил сильный грохот.» В той или иной степени хронобур действует на всех нас. Раз так, то надо понимать, что обыденныи; образ гуру, являющии; нам и страдания, и омрачения, для нас особенно ценен  в нашеи; собственнои; жизни.

Абсолютный гуру образно маршал или Вор в законе, генерал, относительный полковник или положенец, чтобы стать генералом, надо быть хорошим солдатом или учеником, последователем, паствой, уметь учиться, те, кто действительно умеют, учатся на ошибках других. В китайских шахматах сианти («сянци») фигура «солдат», которая переходит реку, может двигаться только вперёд, а не назад, солдатам назад дороги нет. Когда кто-то нас принял в ученики, например, в военном деле, он гуру, когда мы называем его «гуру», нужно иметь в виду абсолютного, пить с ним водку «Абсолют» в прямом смысле и переносном. Он же условный; гуру, при помощи которого абсолютныи; гуру нас направляет, проявляется в виде Будды. Итак, Гуру Будда, имеется в виду их единство. Надо стараться постоянно держать это всё в уме.

- Кому ты поклонишься, - спросил великий индийский чудотворец Наропа тибетского переводчика Марпу, вызвав перед собой в небе божество. - Мне или ему?

-  Ему! - изо всех сил закричал будущий великий в экстазе преданности. Слезы ручьём катились по его щекам. – Как я счастлив!! Вас я вижу каждый день!!!

- У тебя из-за этого не будет детей, твой род прервётся, -  печально ответил наставник. - Божество представляет учитель. - Когда мы взираем на Гуру в единстве таким образом с преданностью, наш ум становится умом и;оги, превращается, до того мы видели Будду и Гуру отдельными друг от друга. Не породишь ум йоги, как будешь метко стрелять? Это невозможно! Почему? Явления влияют друг на друга подобно тому, как пламя может сжигать вещи, а вода увлажнять, они возникают зависимо одно от другого, когда нажимать на курок будет абсолютный учитель, он может это делать, не целясь, воззрение на пустоту можно рассматривать и как атомную бомбу, в нём вообще нет ничего, ни нас, ни вас, ни их, один вкус, всё существующее является проявлением пустотности. Да допишет автор, который не существует со своей стороны, этот роман, который не существует со своей стороны, до правдивого финала, который не существует со своей стороны, помолитесь за него, он тоже сильно страдает.

Закат пламенел на полнеба первыми тремя солнцами, на остальнуой половине вторыми, предвещая ночь, седьмое уже погасло. Глухо шумел от постоянного ветра густой лес, уже начинавшийся наполняться странными тенями, покинутый зверем, птицей и насекомыми, дома на краю деревни казались угрюмыми склепами, чутко стерегущими своих покойников, тех, кто решил здесь в них поселиться, под влиянием таинственной и мрачной атмосферы, хотелось слагать боевые песни викингов. Инна, которая никак не могла прийти в себя, налила Шаху в глиняный черепок чая из бес-травы, больше ничего подходящего для его приготовления у неё было. (Привезти грузинский, наловить отарков и заставить их загибаться на плантациях.)

- Думала, кто пришёл убить меня! Ты нет?

- Нет, - сказал Шах, обводя взглядом её новый дом. На стенах висели сохнувшие шкуры каких-то мелких зверей, по углам стояли плетёные корзины с ягодами, были и грибы, паутина. Киллер присмотрелся, никаких следов, одна. - У меня никогда не было таких мыслей, Инна.

- Оля дура!

- В тебя выстрелила?

- Ты всё-таки умер, - сказала Инна. - Ты врёшь. Иначе как бы ты тут оказался?

- Не знаю, - Шах и правда не знал, - своего трупа я не видел. Покажут, возможно.

- Значит это ты, - бывшую спортсменку прорвало, - Ты всегда так... Давай я тебя спрошу одну вещь и прекращу? Какого цвета была машина, на которой мы на детскую площадку тогда приехали? – Кроме них там никого не было.

- Красная. - Инну прорвало.

- Мне страшно, Киллер! Страх!! Я как-будто умерла и нет!!! Мне… пусто. Завтра новый день придёт, и что?! Я домой хочу!! Понимаешь?!! В Москву!!! - Инна легла всей грудью на стол и зарыдала, снайпер отложил чай, который успел оказать своё действие, не хотелось объяснять ей про то, что произошло.

- Не накручивай себя. Не поможет. Мы тоже хотели в ДРА каждый день домой. От нас не зависит. И на зоне. Посадили, сиди, значит. Тут хотя бы мы ничего не отбываем, захотела, в лес вышла. Если б можно было кричать и вернуться, я бы сам с тобой кричал каждый день. Потерял ногу кто-то на войне, всё клянёт. Нога от этого не вырастет. Ум должен быть спокойным. Смотрю, ты себе не хозяйка. Вспомни тренировки, соревнования, завтра нужно выступать, надо отдохнуть, а не готовиться, это заранее. И тут так. Теперь нас двое, посмотрим. Твоя задача прикрывать спину. - Он долго и подробно рассказывал ей о войне с Боцманом, о том, как погиб Синий, как у полковника навсегда реквизировали его самое дорогое, и прочее, Инна охала и вздыхала, про Лену из Читы сказала:

- Бля@ь, которой повезло.

- Почему? - удивился Шах.

- Лучше Оксана. Преступница, фигурка отличная. - Про третью, которая предала, не говорили.

- А где моя доля? - зло поинтересовалась Инна. - От ограбления?

- Жива твоя доля… Пойдём, покажу. - До вечера они успели добраться до пещеры Шаха.

- Ни хера себе хера, Мария Хер Ивановна, сука нахер! - От удивления лицо Инны приобрело обычное выражение пловчихи, лоб наморщился, взгляд стал осмыслен и целеустремлён. - Драть ту Люсю через, сука, три коромысла!! Золото!!!

- Золото, - сказал Шах совсем без эмоций. – Общак люберецких.

- Залежи, ну...ууу... Шахидик, я так тебя люблю, - она встала на носочки, зарылась носом в его щёку, всегда хотела быть с мужчиной, который смог украсть общак, личность в полноте, Инна слышала, и анонимных убийств у сержанта не было, Киллер всегда просил сказать всем, это он.

- Я не то, чтобы украл, - сказал Киллер, - сохранил.

- И не отдавай, - сказала Инна, она его услышала. - нам на пенсию! Сколько я сделала в своё время для развития большого спорта? Даже в школе как следует не училась! Что мне, до конца жизни жить в этой деревне что-ли? Вернёмся назад, создадим своё ОПГ, самое кровавое. И убьём Олю, только так, чтобы она попала сюда, я отомщу! Как это устроить? Пусть поживёт одна с голым задом, как я пару лет. Поймёт и осознаёт! – Она не знала, если Оля здесь погибнет, вернётся.

- Добрая ты, - сказал Киллер, - она же не хотела! Хотела бы, вас бы сейчас со мной было трое, я б сам её убил. Не надо, вдруг она не воскреснет? Сюда не переселиться, ты-то не умерла. Вернее, и умерла, и нет. Жизнь после. Кстати, нет у тебя в Москве ни дома, ни прописки, твою хатку прибрал к рукам прописанный там твой брат, тебя выписали, числишься пропавшей без вести. Вернёшься, придётся объяснять ментам, где была пять лет. Готова?

- Сука, - сказала Инна, - их грохнем тоже. Попросят паспорт.

- Серьезной ты стала, я смотрю, за то время, что я тебя не видел, женщиной! Истина одиночества. Ты что такая худая? - Шах подобрел.  Тот, кому не жалко собственного брата,  в его деле свой, лучше, если родителей. Его учителя - и русские, и афганцы… - не жалели никого, наоборот, со своих начинали, убивать должен лучший приятель, своих будешь долбить, чужие бояться станут. Одному привязали к кистям лимонки, закопали с головой в пустыне, оставив только руки, вынули обе чеки, стал без кистей, по ночам брал почистить зубы из тумбочек других десантников присланную из дома зубную пасту.

Сидор поощрил, выписал тем, кто проводил акцию устрашения, увольнительные на сутки, обратно пришли с горой конфискованных у духанщиков вещей,  там было всё, начиная от огромных бутылок виски на 12 литров с баз США, заканчивая видео, в казарме после отбоя крутили «Греческую смоковницу», одеяла приподнимались у имитирующих сон салабонов минимум на пару сантиметров, Беридзе кинул в кого-то сапогом:

- Отбой, бля! – В казармах ВДВ говорят матом.

После того, как похоронили Шифмана, в банк никто не пришёл, совсем, не говоря уже о том, чтобы прилететь из Израиля, это окончательно взбесило Риту. Хоть бы кто-то дернулся, полное молчание. Так боятся, видимо, потерять больше, что шифруются,  сколько у еврейских банкиров денег? Бизнес-возможности в Москве не нужны. Как же
так? Они живут в мире капитала, копейка час бережёт, время «лаврентий». Вон в частных ресторанах и кафе, где она часто пьёт кофе, бьются за каждого клиента, иногда даже навязчиво до последнего, грузят, выходит тот, этот метрдотель, начинает презентацию напитков и закусок, закажите, а тебе этого не надо, просто хочешь расслабиться, посидеть.

Никто не приезжал и из люберецких, это понятно. Многие из них в розыске, совершают движения, то эпизод, то поступок, к тому же у них убили какого-то цыгана - или Цыгана? - точно не поняла, какой-то главный, не удивительно. Раз живете такой жизнью, когда-то рано или поздно  будете или на том  свете, или в тюрьме, а как? Совершенно исчез так же и высокий, обаятельный отставник, ветеран всего, нет, и всё тут.

Наконец откуда ни возьмись, приперся Толик, выпуклые семитские глаза, явление Христа народу, в которого они не верят. А ведь Бог Сын еврей? Что так? Вся православная церковь поклоняется еврею от Афона до Эфиопии, славянские бабушки и дедушки… Хотя православная церковь уже давно орден русских тамплиеров, какая разница, еврей, не еврей, толкиенисты со средствами. Да ещё какими, дом себе отгрохали прямо на площади Восстания, громада, самые большие хоромы патриарха, среди священников много бывших силовиков, бандитов и спортсменов, чёрных поясов по каратэ:

- Обращайтесь! - Если надо, дадут крышу. Пару раз звонила пресловутая Сидоренко, давно в криминале, ах, какое горе, какое горе, наши соболезнования, спасибо, сухо ответили ей. Ещё из офиса партии Жириновского, нужна помощь, Шифман там был кем-то. Если только Владимиру Вольфовичу новый банк.

- Что произошло? - с очень глупым видом спросил Толик, кифозная спина, волосатые руки, но часы, какие часы и перстень, прямо у ширинки на поясе в футляре новая «моторолла».

- Ты бы телефончик перевесил, - сказала Рита, - излучение для мужчин вредно. - Толик, испугавшись, тут же передвинул его за спину на мягкое место. И так проблемы с потенцией.

- Шифмана убили на заседании, слышал? - Момент истины.

- Слышал, - сказал Толик, Моисеев научил его отвечать на вопросы, его лицо ничего не выражало совершенно, испугало Риту больше всего. - Хорошо, что я уволился, вовремя.

- И где ты сейчас, скажи на милость? - Этот разговор  был Рите не нужен. Толик поправил висящий на груди поверх рубашки золотой магендовид, такой же браслет.

- Нигде, сижу дома. - Похоже, он не обманывал. - Баклуши колочу.

- Жалко, - сказала Рита, она вдруг на мгновение пожалела Толика, - потеряешь квалификацию! - Девочки из отдела маркетинга скорчили ей смешные рожи. А она была?

- Зато у меня джип какой, - сказал Толик, на той стороне подвального помещения первого этажа  на улице бывший коллега припарковал свою машину, колёса заслонили девушкам свет. Вкус у него был так себе, здоровый «бронко виндзор»,  такой же, как у Оу Джея Симпсона, который на нём с Эдом Колингсом несколько часов не спеша уходил от полицейской погони, прежде чем сдаться в руки правосудия в доме своей мамы, на приборном щитке лежали 3000 $ и «магнум».

- А сейчас подъедет очень большая машина, из которой выйдет очень маленький человек, - Толик на неё обиделся.

- Ты, наверное, как обычно, бодро приехала на метро?

- Представь себе, - сказала Рита, - на зарплату.

- Зарплату, - Толик уже начал отвыкать от этого слова, - знаешь, что? - Последние слова он сказал шепотом. - Поехали ко мне? Музыку послушаем!

- Ни в коем случае, - вспылила Рита. (Лучше она станет фригидной.)

- Ладно, - сказал Толик, он привык, отказали потому, что он был еврей, - будь! - Больше Рита его никогда не видела. Потом приехал какой-то новый мужчина, с виду иностранец, проводили в кабинет Шифмана.

- Алекс из Америки, - сказал водитель, - переводить банк в режим наблюдателя. - Что это такое, Рита знала. Всем сначала дадут не рабочую оплачиваемую неделю, а потом… Так же приходить на работу, только ничего не делать, писать справки о состоянии рынка кредитных бумаг в России, Цетробанк отправил детище своего друга Шифмана в творческий отпуск на скамейку запасных, хорошо, что не в декретный.

Через месяц перестал существовать и банк Сидоренко, его купил расположенный в ЦМТ «Бэнк оф Америка», Наталье и Лене выдали огромные кредиты, Лена куда-то пропала, то ли уехала, то ли её убили, а Наташа оказалась буквально на улице, продала даже свою квартиру, ей пришлось закрывать все долги бывшего мужа и банка перед Ворами и коммерсантами, свои тоже, материально ответственная, осталась в живых только потому, что  Боцман, Один и Волчок были мертвы, Ляпа получил свою долю со всех сделок, почему-то взял не двадцать процентов, а тридцать пять, наверное, из-за положения.

По-настоящему сладко от всех этих тем стало именно Толику, они с Моисеем организовали свой собственный банк по имени «Первый», убедив клиентов ликвидированного ими банка и личных друзей расстрелянного ими босса по обналичке
работать только с ними, автор не знает, как. После чего все вышеупомянутые лица стали абсолютно индифферентны по отношению к грязным улицам Арбата, разве что прогуляться раз-другой в год по памятным мостовым, и только. Так что исчезновение Шаха в какой-то степени повлияло на изменения финансовых структур в городе, он бы такого не допустил.

- Надо уважать всех, - сказал Толик, когда пришёл на могилу бывшего шефа, на него смотрела выбитая во мраморе большая шестиконечная звезда, внутри хмурое лицо Шифмана, откуда взяли такое фото, громко каркали вороны. Он полил могилу из бутылки водкой. – Амэн! - Майор не занесли от этих бед ничего, ему было и не надо, тише едешь, дальше будешь, особенно от «того года» в Иерусалиме. Хилый, субтильный, с больной спиной, но решительный, Толик дал себе зарок, когда-нибудь он станет править миром.

Конец одиннадцатой главы