Тангейзер. Ego-Opera. Акт V

  АКТ V
  ПОД МАСКОЙ

Мне не пристало быть самим собой,
другими быть – по-своему не вышло.
Сжигать листы – швырять себя в огонь
мне не впервой, узнал не понаслышке –
какого;!.. И тут оставим прочерк.
Я стал поэтом, да, но Был не очень.
Мне не пристало...
– но договаривать для слабых и слепых,
ненаших... наших... Где!
каста ничьих?
Где настоящее, где то, что не бывало?
Мир болен. Его переполняют страны,
люди, облака,
природа, – в сути,
является собою лишь тогда,
когда бесчеловечна, бестелесна,
где атомы, не зная блажь прогресса,
невидимы и вовсе – невредимы.
Мир болен, да. А мы больны им,
поэты, не поэты – уклонисты
и так, и так.
Ещё не нигилисты.
И мир не Мрак.
И всё – имеет смысл.

<...>

... то есть об этом... не раз ещё я нареву в припеве.
Закатное солнце. Мой друг Дадзай полирует в стакане время,
оно светится, словно черный древнеиндийский бриллиант.
К горлу подкатывает полночь. Я её любовник и арестант,
адресат без прописки, гражданин без особого места жительства.
Мой друг Селин похож на гения в красном под маской жиголо,
чучело; и я идиот, мудак, кот, свернувшийся у помойки,
двадцатилетний маг, тысячелетний сотник.
И в подкорке заговор, в котором виновен не был.
Это болезнь памяти: переиначивать небыль,
перевирать искусно и сочинять вам чувства, –
это болезнь памяти, как отхода Иисуса,
висящего или всякого на маковом поле смерти,
которая одинакова, как в одинокой ленте
тик тока струящиеся оскорбления;
Иисус Христос мёртв, не пережил давления
личности, сдал в плен истории Эго;
Иисус Христос умер. И стал поэтом
поэтому, уже стал богом, десницей, ношей.
Я свернулся в углу аптеки от ломки в перемешку с ночью:
мне плохо на вид, но внутри ничего не болит, я здоровый, живой в
                ожидании облегчения.
Я покинул бы мир, но в отношении плит к покойнику – главный
                числитель время,
а его у меня не хватает. Я дописываю наперед.
Время со мной играет,
время меня не ждёт.
Время меня потрошит... я как на приеме у доктора, где просят
                раздеться.
Я снимаю свой скальп, ищу между лёгких сердце –
очень сложно найти, сохранить и смотреть сквозь пальцы.
Легче быть мудаком, например, как Аркадий Стругацкий,
или того хуже мусорком – Пастернаком или Петраркой:
в тайной ненависти ко всем претворяться зеленой весталкой,
как Маяковский – быть душным романтиком с жаждой братства,
а после, как Мариенгоф, лайкать посты начальства
и т.д. За короткую жизнь я понял, что в мире оном
трудно быть никем, намного легче остаться богом.
И как-там было у Херберта в стишке про господина Когито:
«...вызывая в конце концов
глупыми штучками
подобье улыбки...»  –
Смысл есть. И поэтому –
я включаю режим инкогнито
навсегда, и на этот раз без ошибки.
Пока в окончании праздника
декадансом ревёт весна.
Я снял маску. Под этой маской -
кто угодно, кроме меня.


(Акт I-V - 26-29 мая 2024)