Этот невыносимый май, когда нужно отдышаться

Календарь досчитал до конца дни апреля,
Салют великих побед уже отгремел,
Родная звезда вновь загорелась,
Как вдруг, вместе с грачами, майский снег прилетел.

Налип на брюки, футболку, очки,
Заполнил собой цветение проснувшейся природы,
Дворовые дети хохоча играют в снежки,
Превращая в весёлый досуг непогоду.

И дух зимы пощечиной меня окликнул,
Когда гитарный анкер вновь потерял натяжение,
Нарушая привычную парадигму,
И разбивая в клочья выработанный механизм мышления. 

Это, и протяжный вопль серых стен,
Что сдавливали удавку,
Заглушали в молчании постукивание вен,
Мешая перечитывать вновь Кафку. 

Отсутствие кислорода мне до боли знакомо,
Но я не покоряю Эльбрус, не ныряю на дно,
Я не нашёл оснований для погружения в кому,
И тремор на струнах выглядит ужасно смешно.

За тревогой приходит паника,
За паникой не следует ничего,
И страшен миг самого осознания,
Что с каждой минутой тяжелее, отнюдь не легко.

Нужно выйти отдышаться, найти сигарету,
Но врач вроде курить запретил,
Тогда «туше!», следуя совету,
Сойдемся, что белый халат меня убедил.

Тогда выйду и рассмотрю этот странный май,
Что там цветёт у окон?
Яблоня, посаженная лет двадцать назад,
Что ветвями своими мнит твой чудный локон.

Вроде закат, а вроде и запах после дождя,
Ничего из этого мне не мешает:
В лужах увижу отражение глупца,
В горящем небе — плавление стали.

В наушниках заиграл знакомый плейлист:
Алёхин, Краминова, Земфира,
Слоняясь по улице, как заплутавший турист,
С такой компанией обошёл я треть мира.

В секунду страшно — темнеет,
Никогда не пугала меня темнота,
Но значит, что пора возвращаться,
В квартиру, что стала тюрьмой, что вроде ждала.

Значит вернусь и буду молиться в перерывах,
Что тревога и паника меня в ночи не достанут,
А то теряясь между кризисами и срывами,
Теплить любовь то всё равно не перестану.

И значит, чтобы дать бой мигрени,
Когда таблетка на таблетке уже не помогает,
Отчаянно, по волевому, наперекор своей лени,
Выйду в майский закат. Надеюсь, растаю.