Наилучший напиток

НАИЛУЧШИЙ НАПИТОК
Ли Аптон

Как эпилог: был франжипани, апельсины,
Затем покрепче что-то, минералка
В старинном глиняном кувшине,
Что найден в романтических руинах.

Но прежде: словно пила из ручья -
Воды прозрачной в гальке кварцевой журчанье.
Ну как бы это объяснить? Напиток чувства обострил -
А пьют его на брудершафт, при полном и взаимном пониманьи.

Едва подумаю я о напитке том - и сердце нараспашку,
Как будто море обдаёт туманом брызг;
Когда пила, то показалось,
Что в небесах парю свободно и без крыл.

Миф об Икаре: он ужастен,
Его нам повторяют без конца -
И те как раз, кто не отведал ни глотка.
Поэтому они не знают: напитков лучше просто не бывает.

В нём скрыт сосновый бор, прозрачность неба
И аромат в костре растаявшего снега;
Как только шалью синева над нами загустела,

И нежно нас обоих обняла, тут тот комок, что в горле,
Вдруг пропал - как грусть былая,
Как та печаль, что нам от предков перешла.

May 20, 2016
Черновик: 19 июня 2016 года
Lee Upton is the author of «Bottle the Bottles the Bottles the Bottles» (Cleveland State University Poetry Center, 2015).

The Best Drink
Lee Upton

The afternotes: orange, a little frangipani,
and then something harsh and mineral:
an old jug rutted out of the ruins of a lost chapel.
But first it was like drinking spring water
lathed by rocks fatty with quartz.
No, it’s inexplicable,
even the way that drink spared our feelings.
That drink liked loneliness and appreciation, lingering appreciation.
Just thinking about that drink creates a kind of yearning
that douses you like sea spray.
I drank that drink and was convinced my body
was flying of its own accord, and why not?
The myth of Icarus is an ugly story
retold and retold and retold
by someone resentful who wasn’t able to drink
the best of the drinks we ever drank.
There was a clear sky in that glass and shaggy pines
and a bit of snowmelt doused in a fire,
and soon a blue shawl drew itself from the rim
and brimmed over us both, and something caught
inside our throats and was released—some old grief.
A grief that, possibly, didn’t even come from us. Or even from our ancestors.