он живой

во мне живут полсотни имён, тысячи стран, прочерк надгробных дат,
чужие страхи, сквозящие шёпоты, оттиски и следы,
от острых когтей рваные раны, мигающий свет в двести ватт,
рокот моторов, звоны колоколов, бьющиеся об грудь кресты,

столько прибрежного моря, что штормами касается губ,
утягивающая бездна, куда приманивает зовущая темнота,
читающие вслух псалмы, переходящие в утробный звук,
и, кажется, что-то оставленное в последней букве стиха…

во мне - тишина. молчащее, бродящее взад-вперед,
заедающее какой-то мотив, что крутится целый день в голове,
и чувство, лежащее боком, задается вопросом: «а что спасёт?»
от тикающего механизма стоящего на столе…

кажется, время - оно превратило плоть и кровь в мокрую пыль,
что спит под кроватью и пытается не дышать,
ей бы хотелось стать пустырём, где ластится ковыль,

и от этой единой искры я открываю глаза…

мир такой… хрупкий, смотрящий лазурью и веянием холодного бриза,
что стекает дождями по ранам, ловит переливами свет,

он живой, да, живой… дышит в груди и колышется на лепестке ириса,
что расцветает на склонах, где вьются венами рек

дороги и тропы необъятной и будто иной земли,
остаётся глубоко вздохнуть, ощущая, как забывает сердце
израненное болью отголоски изломанного в стихи,
и вновь слагаются в тишине эссенции терций…

да, остаются шрамы, но воды переживают штормы,
небо обретает покой, имена находят приют,
темнота отступает и касаются шумом теплые волны,
это убаюканное грозами море снова в тебе поёт…

поёт о рассветах, о необъятном и томящемся в уголках глаз,
бояться - не значит отдать себя страхам, да, и собрав осколки
из них можно воссоздать фрагментами свет, что, казалось, угас
и остаться на берегах, чувствуя, как время возрождается в легких…