Десерт для брата

Яблочный или черничный? Вот в чём вопрос, и Валера промучился над ним минут пятнадцать. Он помнил, что Исмаэлю нравится, когда Валерка целует его шею за мочкой уха, и когда Валера проталкивает ему в рот большой палец, и круговые движения Валеркинова языка вокруг отверстия заднего прохода - это всё Исмаэлю нравится совершенно точно, и Валера это знал так же крепко, как таблицу умножения, имя первого президента России и перечень нечисти из старых американских фильмов ужасов.

Но запомнить, какой пирог - яблочный или черничный - предпочитает Исмаэль, было решительно выше его сил. Так что в конце концов он взял каждого по куску и двойной кофе. Ночка у них сегодня выдалась та ещё - в последний раз Валера так орал на американских горках в Диснейленде, когда ему было пятнадцать, а Исмаэль - тот просто распластался по кровати и издавал агонизирующие стоны. Поэтому Валерка его пожалел.

Исми славно потрудился этой ночью; они оба славно потрудились, сперва поужинав в дорогом ресторане, а потом продолжив это событие в номере отеля, результатом чего стала усыпавшая пол штукатурка, которую они отбили спинкой кровати, и Исмаэль, уснувший мёртвым сном. Когда Валера проснулся утром, он всё ещё спал, зарывшись носом в подушку, и явно не собирался в ближайшее время идти за завтраком.

Валеркин посмотрел на него немного, потом чмокнул в растрёпанную макушку и пошёл за завтраком сам. То-то мелкому будет радостного удивления - продрать глазки и увидеть на столе свой любимый пирог, за которым даже идти не надо. То есть... Валерка надеялся, что это его любимый пирог, потому что, подъезжая к отелю, вдруг засомневался, а не напутал ли он вообще всё и не предпочитает ли Исмаэль клубнику.

Кофе почти не остыл, и пластиковый стаканчик всё ещё обжигал пальцы, что было здорово - Исмаэлю совершенно точно нравится горячий, а не холодный кофе. Валера поднялся по лестнице на полусогнутых, стараясь не скрипеть половицами - и разочарованно вздохнул, услышав за дверью их номера звук движения. Всё-таки проснулся... ну, ладно, сюрприз это не испортит.

Валерыч толкнул дверь ногой, тут же придержав её плечом, и тихонько зашипел, когда кофе опасно плеснулся в стакане - но не пролился, слава Богу.

- Что, соня, продрал глазки? А я тут сгонял за завтраком, - весело сказал Валера, обернулся и замолчал.

Исмаэль стоял перед кроватью спиной к двери. Он был полностью одет и торопливо укладывал что-то в спортивную сумку, стоящую перед ним на смятой постели, которую он, вопреки своему обыкновению, не застелил. При звуке голоса старшего брата он обернулся так резко, что чёлка упала на глаза. Он нервно оправил её и облизнул губы неловко-вороватым движением, знакомым Валерке слишком хорошо. Так он делал - и так отводил глаза, - в детстве, когда тайком рассматривал отцовский обрез, Валеркины порножурналы или хорошенькую соседку в экстремально коротких шортиках, выгуливающую своего пса на газоне напротив. Почему-то Исми был убеждён, что за всё это ему непременно влетит.

И почему-то сейчас это Валеру совсем не позабавило.

Он стоял, загораживая дверь, со стаканом кофе в одной руке и пакетом пирогов в другой, и переводил взгляд с Исмаэля на спортивную сумку и обратно. Из сумки торчал рукав любимой рубашки братика в полоску. Похоже, он побросал вещи кое-как. Как будто очень торопился.

- Исми? - всё ещё улыбаясь, спросил Валера. - Куда-то собрался?

- Чёрт, - сказал Исмаэль и, закусив губу, повторил ещё раз: - Чёрт.

Потом отвернулся и заправил в сумку полосатый рукав.

- Я собирался оставить тебе записку.

- Записку? Какую, нафиг, записку? Что-то случилось?

- Нет... Ничего особенного. Я просто...

- Ты просто что?.. Чего замолчал? Да выкладывай уже, ну! Исмаэль, ты же знаешь, чтобы ни случилось, я...

- Валер, не надо, ладно? - резко сказал Исми. - Тут нечего обсуждать. Просто я решил уехать.

Он должен был добавить что-то ещё, просто обязан. Вот только что, Валера понятия не имел, поэтому стоял и ждал, и лишь добрых полминуты спустя понял, что Исмаэль продолжать не собирается.

Он вдруг ощутил себя ужасно глупо с этим дурацким кофе и дурацким пакетом в руках. И то, и другое уже почти остыло.

- Куда уехать, Исмаэль?

Исми застегнул молнию сумки и, наконец, обернулся.

- В Тронхейм.

- В Тронхейм, - повторил Валерыч. - Исми, у тебя что, снова было видение?

- Нет! - Исмаэль редко повышает голос, но когда он это делает, у Валеры язык присыхает к нёбу. Так всегда было, когда Исмаэль кричал на папу, а сейчас он кричал на любимого и единственного брата. Но тут же успокоился и повторил уже ровнее: - Нет, ничего такого. Ничего сверхъестественного. Просто я возвращаюсь в Тронхейм и... попробую всё исправить.

- Исправить что?

Блондин отвёл глаза и неловким движением перекинул через плечо лямку.

- Пропусти, - сказал он очень тихо. - Я пойду.

- Нет, - ответил Валерка. - Не пойдёшь.

Взгляд из-под спутанных прядей - короткий, но очень злой. И он как будто дал Валере индульгенцию на всю злость, которую тот начинал чувствовать. Невозможно было дальше стоять, как дурак, перед дверью, но и отойти от неё Валерка не согласился бы за все блага мира. Поэтому он просто наклонился и поставил кофе и пакет с пирогами на пол. А потом выпрямился, зацепил большими пальцами ремень на джинсах и сразу почувствовал себя лучше. Хотя и ненамного.

- Сперва мы поговорим.

- Я не хочу об этом говорить, - сказал Исмаэль, пытаясь пройти мимо него, и Валера перехватил его плечо и сжал - не до боли, но достаточно цепко, чтобы брательник дёрнулся и остановился.

- Это просто детский сад какой-то, Исмаэль! Что происходит?! Какого чёрта ты опять убегаешь?!

- А то ты не знаешь, можно подумать!

- Нет, представь себе, вообще не представляю нахрен, что с тобой творится! Ещё ведь ночью всё было в порядке...

- Да уж, в порядке, - огрызнулся Исмаэль, пытаясь отбить его руку - тоже не в полную силу, и в этом была его ошибка. Три секунды возни - и сумка соскользнула с его плеча, грузно повалившись на пол, а рука Валеры крепко обхватила запястье чуть повыше часов. Исми снова дёрнулся - и замер. Теперь он был ближе к двери, чем Валерка, но ничуть не ближе к тому, чтобы выйти через эту дверь... выйти и не вернуться, внезапно понял Валера. Именно это он и собирался сделать. Оставив записку. Как, мать его, мило.

- В этом весь ты, - процедил Валерка, сжимая руку Исмаэля крепче. - Чуть что - прыг и в кусты.

- Да ну?! Кто бы говорил! - взорвался Исми, вырываясь наконец, и Валерка неожиданно для самого себя отпустил его. Исмаэль глядел на него в таком бешенстве, что Валере стоило труда не отступить на шаг. - Вечная улыбочка, вечное это твоё "эй, чувак", вечно у тебя всё в полном порядке, даже если мы оба знаем, что ни хрена не в порядке, что мы по уши в дерьме, если не сказать в жопе!

- Эй-эй, Исми, где ты набрался таких нехороших слов...

- Вот! Видишь?! Об этом я и говорю! Тебе бы всё только зубы скалить! Как будто всё так, как и должно быть!

"А разве нет, Исми?" - беспомощно подумал Валеркин, но вслух сказал, привычно выдавив улыбку:

- А, так дело в том, что я тебя слишком крепко трахал прошлой ночью? Ну прости, в следующий раз я буду нежнее...

- Нет, не будешь, - отрезал Исмаэль.

И поднял свою сумку с пола, зацепив краем стаканчик с кофе. Тёплая, почти горячая жидкость плеснула Валерке на ногу. Но Валера не шевельнулся. Валерик этого даже не почувствовал.

Как же... что же... они ведь уже почти год этим занимаются. С того самого времени, как Валера забрал Исми из школы. Впервые - после неё, когда они оба выпили, были разгорячены и возбуждены, всё вышло случайно в тот раз... и совсем даже не случайно в последующие двести тридцать четыре раза. Не то чтобы Валера считал, но в среднем выходило где-то так. За это время он узнал, что Исмаэлю нравится, когда губы братишки щекочут его кожу под мочкой уха, и ему нравится прикусывать палец Валеры, раздвигающий его губы, и ему нравится чувствовать язык Валерика в своём теле. Он ни разу не говорил об этом, они вообще никогда об этом не говорили, но Валерка же знал, что Исмаэль любит всё это... просто знал.

- Это всё зашло слишком далеко, - тихо сказал Исми, и Валера понял, что они молчат, стоя друг против друг, уже очень долго. - И давно зашло. Я всё думал... что надо это прекратить, но... сил не хватало. А сейчас, кажется, хватит, так что, пожалуйста, не пытайся меня удержать. Так будет лучше для нас обоих.

- Как-то поздновато ты спохватился, не думаешь?

- Наверное. Но лучше поздно, чем... Это всё ненормально, Валер. Ты и сам это знаешь.

Ненормально, да... Наш малыш Исми всегда так хотел быть нормальным. А злые и гадкие папа с братом никак не хотели ему это позволить. Ну конечно. Странно даже, что он шёл к этой мысли так долго.

"Пусть уходит, - подумал Валеркин. - Пусть, это... это его право. Его выбор. Он же имеет право хотеть быть нормальным, как все, не убивать за деньги, не трахаться с собственным братом... Он обычный парень, а я сделал из него фрика. Пусть идёт. Конечно. Я не должен его останавливать".

- Валера! Что ты де...

"Пусть уходит, конечно", - думает Валерыч, а его руки в это самое время хватают Исмаэля за плечи и швыряют его назад, в глубь комнаты, и сумка снова слетает с плеча братца, и - Валерка знает, - больше он её уже не поднимет. Исми падает на пол возле самой кровати, ударившись затылком о её край. Удар смягчён матрацем и свесившейся к полу простынёй, но Исмаэль всё равно вздрагивает и со стоном поднимает руку к голове, а Валера наклоняется, сгребает его за грудки и рывком поднимает на ноги. Ворот рубашки братика распахнут, две верхние пуговицы расстёгнуты, и Валерка видит его ключицы, почти сходящиеся под горлом, и, думая: "Да, пусть уходит", - впивается губами в выемку между ними, всасывая кожу с такой силой, что Исмаэль вскрикивает, а Валера мысленно поздравляет его с очередным красивым засосом на видном месте. Но тебе же не привыкать, Исми, и... тебе же это нравится.

- Валера!.. Зачем ты... Я же сказал, что...

- Что, не хочешь? - хрипло спрашивает Валеркин, перехватывая его рубашку чуть повыше и одним движением впечатывая Исмаэля спиной в стену. Перед ним распахнутые глаза и распахнутый ворот, и Исмаэль, распахнутый для него настежь, как оно всегда бывает, и Валера уже не помнит, о чём думал минуту назад. Ладонь брата упирается ему в грудь, но Валерка не даёт ей времени надавить, рывком подаётся вперёд и затыкает Исми рот поцелуем, выпивая его протестующий стон. Пальцы Исмаэля сгребают рубашку на его груди.

- Валер, мы не...

- Что, тебе это не нравится? - шепчет Валерка быстро и зло, мазнув губами по его щеке, пробираясь по линии челюсти к мочке уха, зарываясь губами во взмокшие завитки волос. - Не нравится, да? Надоело?

Исмаэль не отвечает, но пытается его оттолкнуть. Попытка выходит очень неловкой, но в результате её Исми удаётся высвободить правую руку. Валерка тут же перехватывает её и прижимает к стене возле плеча братика, одновременно проталкивая колено ему между ног, и Исмаэль отчаянно стонет и отворачивает голову, и пальцы его руки, стиснутой в Валеркиной хватке, вздрагивают и сжимаются.

- В-Вал...

- И это, - шепчет Валерик, просовывая руку ему между ног и нащупывая его затвердевший член, - тоже не нравится?

Расстегнуть ширинку на джинсах братца - плёвое дело: Валерка эту ширинку знает лучше, чем свою собственную, кажется, ему даже приходится расстёгивать её чаще, чем свою, потому что они трахаются чаще, чем Валера ходит отлить. И член Исмаэля знает ладонь Валеры лучше, чем руку своего хозяина, потому что, Валерка совершенно уверен, Исми нечасто есть нужда дрочить в последнее время. Исмаэль стонет, одновременно пытаясь вжаться в стену, отстраниться от Валеры - и подкинуть бёдра навстречу его руке; он мотает головой, зажмурившись и закусив губу, и то и дело хрипло, умоляюще, протестующе выдыхает: "Валерка!", но не "Перестань", не "Остановись", не "Отпусти". Скажи он любое из этих слов, Валера бы остановился.

Но Исмаэль повторяет только "Валер, Валера, Валерка", хотя его руки упрямо пытаются помешать братишке сделать то, чего хотят они оба.

В конце концов это надоедает Валере, он срывает с брата ремень - бесполезный, потому что джинсы и так уже спущены на бёдра, - и стягивает ему запястья, потому что его злит, что эта бестолочь отвлекает его от дела. Исмаэль сопротивляется, но даже и вполовину не так бурно, как в начале, и, когда Валерка разворачивает его к стене лицом, вжимается тазом в стену и со стоном трётся о штукатурку, хотя это, наверное, довольно больно и уж точно не очень разумно. Валера спасает положение, перехватывая член братика и надёжно защищая своей ладонью, свободной рукой сдирает с Исми рубашку до локтей, обнажая вздрагивающую спину, и целует его сзади в затылок, в торчащий под кожей позвонок, в родинку на левом плече, в лопатку, в подмышку, с силой втягивая носом одуряющий запах пота. Не переставая целовать, высвобождает свой член и вжимает его в ягодицы брата, и Исмаэль вздрагивает, пытаясь оттолкнуться от стены связанными руками, и Валера входит в него в этот самый миг, так что, вместо того, чтоб отстраниться, Исми насаживает себя на него и кричит так, как кричал десять лет назад в Майами, когда Валерка учил его серфингу, и набежавший вал захлестнул их обоих с головой.

Набежавший вал захлёстывает их с головой снова, и будь Валерий Русик проклят навеки веков, если Исмаэлю это не нравится.

Они трахаются возле стены, так яростно, так неистово, так свирепо, как никогда ни до, ни после того, и сосед за стенкой возмущённо колотит кулаком в перегородку, требуя, чтобы они вели себя потише, и послушный Исми стонет потише, а потом - снова громче, когда зубы Валеры прихватывают кожу на его шее, и Валерка чувствует себя жеребцом, покрывающим строптивую кобылу, и Исмаэль знает, что он это чувствует, и Валера знает, что Исми это нравится...

И Валерка знает, как сильно Исмаэль боится того, что ему это нравится, и как мечтает о том, чтобы ему это не нравилось, но ничего не может с собой поделать.

Когда они, наконец, кончают, Валерик вытирает ладонь, забрызганную спермой брата, о живот братика, и отводит его к кровати - почти относит, потому что ноги у Исмаэля подкашиваются, и его приходится тащить волоком. Валерка кладёт его на спину и целует его живот, слизывая капли спермы, осевшие на тёмных волосках вокруг пупка, и внутреннюю сторону бёдер - это одна из эрогенных зон братишки. Исмаэль дышит громко и тяжело, прижимая к лицу связанные руки, хотя - Валера знает - ему сейчас не стоило бы большого труда освободиться, узел затянут кое-как и совсем не туго. Валерка целует его подбородок, царапая губы о проступающие иголочки щетины - Исми так спешил сбежать от него, что забыл побриться, хотя исправно делает это каждое утро. Потом подцепляет ремень на запястьях братца и распутывает его одним движением, и рука Исмаэля тут же обвивает его шею и притягивает к себе с такой силой, что Валера сразу вспоминает: это - его брат, он умеет драться, он умеет быть сильным и злым, когда надо, когда ему это нравится...

Они целуются, уже не так быстро и яростно, как до того, и теперь не Валера целует Исмаэля, теперь Исмаэль целует Валеру, проталкивая язык ему в рот и кусая его нижнюю губу едва не до крови.

Прошло чёрт знает сколько времени, прежде чем Валерка, задыхаясь, кончил во второй раз и повалился на кровать рядом с Исми. Исмаэль лежал рядом с ним на боку, совершенно голый, безвольно откинув руку на бедро. Его глаза были напрочь залеплены волосами, но он даже не пытался их откинуть. Валера сделал это сам, чуть вздрагивая, не зная, что увидит в них, не зная, сможет ли в них смотреть. Его локоть упирался в скрученный ремень брата, отброшенный к спинке кровати.

- Не уходи, - пробормотал Валеркин, осторожно отводя в сторону его чёлку - крохотными прядками, чтобы оттянуть тот миг, когда увидит его глаза. - Не бросай меня, Исми. Не уезжай.

Он не знал, что ещё сказать, и замолчал, и это было так же глупо, нет, ещё глупее, чем стоять с остывающим кофе в одной руке и фруктовым пирогом в другой, загораживая спиной дверь. Так же глупо и так же безнадёжно.

Он откинул последнюю прядку, и Исмаэль открыл глаза.

- Да я вообще-то и не собирался, - сказал он и улыбнулся - от уха до уха, хитро, нагло и ослепительно, как когда-то, лет двенадцать назад, когда разыграл приступ аппендицита, а Валерка только через полчаса сообразил посмотреть на календарь и обнаружить там дату - первое апреля. После чего ещё полчаса гонялся за Исмаэлем по всему дому, угрожая вырезать ему аппендицит кустарным способом без наркоза.

Но сегодня не первое апреля. И они уже не дети. И их шутки, даже жестокие, всегда имеют причину.

- Мать твою перемать, Исмаэль, - сказал Валерыч. - Если тебе захотелось жёсткого секса, достаточно было просто сказать мне об этом!

- Ещё чего, - ухмыльнулся Исмаэль, перекатываясь на живот. - Это не было бы и вполовину так интересно.

- Сука, - сказал Валерка и со всей силы шлёпнул его по заднице, очень кстати оказавшейся под рукой. Исми захохотал и ткнулся носом ему в подмышку.

Валера с трудом перевёл дыхание.

- Если ещё раз так сделаешь...

- Второй раз ты не поведёшься, - фыркнул Исмаэль. - Придётся придумать что-нибудь другое.

- Сука, - повторил Валерка с невыразимым чувством.

- Придурок, - нежно сказал Исми и поцеловал его в плечо.

На самом деле он был совершенно прав. Надо было быть придурком, чтобы не догадаться сразу. Исмаэль ведь знал, прекрасно знал, как остановить Валеру - достаточно было просто попросить об этом. И Валерка даже сообразил бы это по ходу дела, если бы не был слишком занят сексом, одним из лучших за всё то время, что они спали вместе.

- А я-то тебе принёс черничного пирога, - горько сказал Валера.

- Черничного? - Исмаэль поднял голову и посмотрел на него с подозрением.

- И яблочного, - поспешно добавил Валерка - и осёкся, видя, каких усилий стоит Исми не заржать над ним в полный голос. - Ну, что?!

- Валер, я же терпеть не могу что яблочные, что черничные пироги! Я люблю малиновый и шоколадный. И если б ты ходил за завтраками хоть раз в месяц, ты бы это как-нибудь запомнил.

- Зато я теперь точно знаю, что тебе нравится, когда я слизываю твою сперму у тебя с живота. И когда я связываю тебе руки твоим же ремнём. И уж это-то я запомню, можешь не сомневаться.

- Я и не сомневаюсь, - пробормотал Исмаэль, невольно краснея.

И за этот лёгкий румянец на скулах Валеры разом простил ему всё.

- И вот не буду ходить теперь тебе за хавкой, раз ты такой привереда, - проворчал он. - А яблочный и черничный пирог, так уж и быть, съем сам. Подай-ка мне пакет с пола, тебе до него ближе тянуться... И кстати, ты разлил кофе, так что сгоняй-ка в Мак, если тебе не трудно.

Их Рай и Ад играть заставил в прятки,
Но жить порой опасней и сложней.
Таких нет просто слов - "Да всё в порядке"
Сгореть или замерзнуть... Что страшней?

Уже проститься, к смерти прикоснуться,
Последний с совестью произвести расчёт.
Уйти с достоинством... Пройти сквозь Ад...
Вернуться... И снова над тобою суд идёт.

И ты один опять на этой сцене.
Адвокатура, судьи, приговор
В жестокости, бездушии, измене.
Кто больше даст? Идёт весёлый спор.

А брат в смятение, с тебя глаз не сводит.
И с болью страх мешается в глазах.
В тебе тебя он больше не находит,
И снова Ваши души в синяках.

А наши души вновь гнетут сомнения,
Но верю я: "Когда тебя прижмёт,
Ты верное тогда найдёшь решение" -
"Плевать на всё, пойдём вдвоём вперёд..."