Пепел и стихи поэтов

Многочисленной категорией расстрелянных в 1920;1930-е годы стали молодые поэты

Владислав Ходасевич писал в эмиграции: «Все известные поэты в те годы имели непосредственное отношение к ЧК». Итог странному сближению подвел в свое время Генрих Ягода. Он сказал: «Разведчиком (т.е. чекистом) надо родиться, как поэтом».
 
Первыми из литераторов под удар попали именно «крестьянские» или, как их называли тогда, «новокрестьянские поэты», поначалу с успехом публиковавшиеся в советской печати. Но уже в середине 1920-х критики начали громить их в своих статьях, по сути — литературных доносах.

«На раннем его творчестве, — писали критики о поэте Василии Наседкине, — лежит печать мелкобуржуазного индивидуализма», «сказывается влияние Есенина».

Алексея Ганина, бывшего жениха Зинаиды Райх и друга Есенина, арестовали в Москве 2 ноября 1924 года. Было сфальсифицировано «дело» под названием «Орден русских фашистов». По «делу» проходило 13 человек.

Но сохранились сведения, что двое из проходивших по «делу Ганина», находясь под следствием, сошли с ума. Да и сам Алексей Ганин к концу следствия был в таком состоянии, что пришлось в отношении него провести судебно-психиатрическую экспертизу, признавшую его невменяемым, а значит, не отвечающим в уголовном порядке за свои действия. Это не помешало, однако, грубо нарушив закон, расстрелять Алексея Ганина 30 марта 1925 года как главу «ордена». Вместе с ним были расстреляны поэты Николай и Петр Чекрыгины, 22 и 23 лет, поэт и художник Виктор Дворяшин, 27 лет, и поэт Владимир Галанов, 29 лет. Тела их захоронили в центре Москвы на территории Яузской больницы, подведомственной ОГПУ. Глубоковского и Александровича-Потеряхина приговорили к 10 годам Соловков. Судьба остальных неизвестна.

Гонимый совестью незримой
За чью-то скорбь и тайный грех,
К тебе пришел я, край родимый,
Чтоб полюбить, прощая всех.

Так писал в 1924 году поэт Алексей Ганин.

Еще целая группа поэтов, и крестьянских, и некрестьянских, была расстреляна в 1930 году и захоронена в общем рву на Ваганьковском кладбище, где в 1925 году похоронили самого Есенина.


«Наше время — суровое время, — пишет Троцкий после гибели поэта, — может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества… Эпоха наша — не лирическая. В этом главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин». Причину гибели поэта Троцкий видит в страшном разрыве между внутренней лирической сутью поэта и грубым неистовством революции. «Поэт не был чужд революции, — писал Троцкий, — он был несроден ей.


Большой террор

В 1936 году были расстреляны и кремированы в Донском Ричард Пикель и Андрей Мусатов. Но больше всего перестреляли поэтов летом 1937 года. Почти все они до ареста получили образование в Литинституте, возглавляемом Брюсовым; ко времени ареста, несмотря на молодость, многие были членами Союза советских писателей и людьми для читающей публики небезызвестными.

13 июля 1937 года расстреляли Симона Виталина, а 16 июля — еще семь поэтов; обвинение — «террорганизация, высказывания намерения убить Сталина». Это были поэты: Иван Васильев, Михаил Герасимов, Михаил Карпов, Иван Макаров, Павел Васильев, Тимофей Мещеряков, Владимир Кириллов.

Поэта Павла Васильева современники считали не менее талантливым, чем Есенин, и очень многого от него ожидали:

Тяжелый мед расплескан в лете,
И каждый дождь — как с неба весть.
Но хорошо, что горечь есть,
Что есть над чем рыдать на свете.



Впрочем, должен сразу оговориться: пыток в буквальном смысле — в средневековом смысле — не было. Были главным образом «простые избиения». Где, однако, провести грань между «простым избиением» и пыткой? Если человека бьют в течение ряда часов (с перерывами) резиновыми палками и потом замертво приносят в камеру — пытка это или нет?! Если после этого у него целую неделю вместо мочи идет кровь — подвергался он пытке или нет?! Если человека с переломленными ребрами уносят от следователя прямо в лазарет — был он подвергнут пытке?! Если на таком допросе ему переламывают ноги и он приходит впоследствии из лазарета в камеру на костылях — пытали его или нет?! Если в результате избиения поврежден позвоночник так, что человек не в состоянии больше ходить — можно ли назвать это пыткой?! Ведь все это — результаты только «простых избиений»! А если допрашивают человека «конвейером», не дают ему спать в течение 7 суток подряд (бывало и до 40 суток. —  Л. Г. ) (отравляют его же собственными токсинами!), — какая же это «пытка», раз его даже и пальцем никто не тронул! Или вот еще более утонченные приемы, своего рода «моральные воздействия»: человека валят на пол и вжимают его голову в захарканную плевательницу — где же здесь пытка? А не то — следователь велит допрашиваемому открыть рот и смачно харкает в него как в плевательницу: здесь нет ни пытки, ни даже простого избиения!.. Я рассказываю здесь о таких только случаях, которые прошли перед моими глазами…» — заканчивает свой рассказ о допросах в Лубянской тюрьме Р.В. Иванов-Разумник.


Через несколько дней после расстрела семерых поэтов, 29 июля того же 1937 года, был расстрелян Петр Парфенов, 3 августа — Линард Лайценс и Фатых Сайфи. Поэты Борис Губер, Николай Зарудин и Иван Приблудный расстреляны 13 августа. В тот же день был расстрелян писатель, критик, редактор журнала «Красная новь» Александр Воронский (ему посвящена поэма Есенина «Анна Снегина»).

С ним в один день, 13 августа, был расстрелян сын Есенина — Юрий (по матери — Изряднов), 22-летний техник-конструктор Военно-воздушной академии им. Жуковского.

К счастью, от поэтов остается не только пепел, но и стихи.

Край мой знойный, зеленый, лесной,
Буераки, курганы, откосы,
Вспоминай меня каждую осень,
Ожидай меня с каждой весной…

И когда, выходя на порог,
Ты меня не узнаешь при встрече,
Я отчалю далече, далече,
В вечно розовый сумрак дорог…

А когда в непогоду и дождь
Сизый голубь забьется у крыши,
Обо мне ты уже не услышишь
И могилы моей не найдешь…

Это Иван Приблудный, которого в 1988 году (последние гримасы страны Советов!) посмертно снова приняли в Союз писателей СССР.

Сергея Клычкова как «рупора кулацкой идеологии», принадлежавшего к антисоветской (мифической!) организации «Трудовая крестьянская партия», обвиняемого еще и «в фашизме», арестовали 31 июля 1937 года. Через некоторое время жене поэта сообщили, что муж ее осужден Военной коллегией Верховного суда на 10 лет без права переписки. «Мы не сразу узнали, что это означает расстрел, — вспоминала впоследствии Надежда Яковлевна Мандельштам. И еще добавила: — После смерти Клычкова люди в Москве стали мельче и менее выразительны». Поэт Сергей Клычков был расстрелян 8 октября 1937 года. Вместе с ним в ту ночь расстреляли еще 43 человека. Их тела привезли в Донской монастырь, но известно, что поэта не кремировали: по документам, он был «погребен» в общих могильных рвах где-то на территории Нового кладбища монастыря.

Знать, до срока мне снова и снова
Звать, и плакать, и ждать у реки:
Еще мной не промолвлено слово,
Что, как молот, сбивает оковы
И, как ключ, отпирает замки.

Но, находясь на грани голодной смерти, поэт продолжал писать. Одно из последних его стихотворений:

…Я умер! Господи, ужели?!
Но где же койка, добрый врач?
И слышу: «В розовом апреле
Оборван твой предсмертный плач!
Вот почему в кувшине розы,
И сам ты — мальчик в синем льне!..
Скрипят житейские обозы
В далекой бренной стороне.
К ним нет возвратного проселка,
Там мрак, изгнание, Нарым.
Не бойся савана и волка —
За ними с лютней Серафим!


В Томске в июне 1937 года Клюев был снова арестован и приговорен к высшей мере наказания. Его расстреляли в ночь с 24 на 25 октября под Томском. Это место массовых расстрелов на Каштачной горе теперь называют томской Голгофой.

Поэта Василия Наседкина, бывшего члена Реввоенсовета, комиссара полка и мужа сестры Есенина — Екатерины, а с ним еще одного «крестьянского» поэта и друга Есенина — Петра Орешина расстреляли 15 марта 1938 года в Москве. Но их не отвезли в Донской, как всех остальных поэтов, а захоронили на территории спецобъекта НКВД «Коммунарка».