Стихи, вошедшие в антологию русской поэзии 2024

Март в городе. Утренняя реприза

Снег мартовским исходит соком.
Сугробов ледяной арбуз
уже распробован на вкус
мальчишками и солнцепёком.

В прожилках воздуха искус
арбузной мякоти волокон,
сиянье детских глаз и окон,
и снега несравненный хруст.

И тема солнечной репризой
кружит, капризна и хмельна,
и в ней дрожит голубизна,
стекая с облачных карнизов,
и воздух сброженный до дна,
в ней пузырьками, сплошь, пронизан.

Март в городе. Закат

Над городом плывет закат,
расслаиваясь чайным грибом.
По улицам, подобно рыбам,
трамваи красные спешат

на икромет, к бетонным глыбам,
где тени бревнами лежат.
Там перекрёстка перекат
с его мучительным изгибом.

Икру затравленных родов
омоют дымные молоки
во славу мертвых городов.
Ликуйте, жизненные соки!
Слоитесь, чайные грибы!
Рождайтесь, рыбы и рабы!

Март в городе. Час-пик

То мрак, то морок. Это Март.
Вечерний город. Ворох дыма.
Прощай завод!.. Затяжка «Примы» -
трамвай! Час-пик. Сигнал «на старт».

Весенняя горячка гриппа.
В пресс-форме насморк, потный пар...
Апоплексический удар -
трамвай в час-пик тоски и хрипа.

Стук, скрежет, давка, толчея,
Дверные рушатся плотины,
изъюзганные вдрызг, вконец.
И ледяная чешуя
кипит подметками ботинок,
и воздух синь, как спирт-сырец.

Весенний птичий базар

Кричат грачи: Привет! Привет!
Мы за тобой из  детства!
Скорей седлай велосипед,
доставшийся в наследство!
Он годы сможет обнулить,
с ним в детство можно смыться,
где чучело зимы сожгли,
и воробьи синицам,
с утра, от солнца захмелев,
у нашей первой школы
чирикают, что на селе
народ живёт весёлый -
с ладошек кормит их весной,
чтоб неба синь не сглазить
и что воробушек иной
такое… напроказит!..
Что хилый сельский воробей
для тутошних  стервятник! -
Чирик! - стащил - и не робей!
Там, что ни двор,  – курятник!
Синицы свищут и поют.
Весна вокруг творится!
Ручьи повсюду солнце льют
и небом  не напиться!

Сумерки. Весенний дождик

Дождинки в сумерках сеет ветер.
Вечер ёжится словно озяб.
А Утро солнце зарёю встретит,
сонную Землю на руки взяв.
И расцветут из дождинок маки.
Алые маки нашей зари.
Я под окном подаю тебе знаки...
Тихо окошко дождю отвори.

После дождя

Мгновенье - и...
в дрожащей дымке,
в потоках света и воды
берёзы, расплескав косынки,
летят в воздушные пруды!
Пожаром солнечным объяты
кипят разрывы дымных туч,
и брызнув радугою, луч,
блаженствует в траве измятой!

Фортепианный этюд. Импровизация

Пятница. Игра в пятнашки.
Клавиш слаженный аккорд.
Пальцев лёгкая протяжка,
звуков строящийся хор.
Звонкое многоголосье
птиц, трамваев и ручьёв.
Снег совсем обезголосел.
Славит племя галочье
скаты крыш - с них небо льется!..
Свист синиц на проводах...
Голубь... Солнце... Кот крадётся...
Замирает сердце: - Ах!..
Промахнулся!.. Промахнулся!!!
Два прыжка: - Ааккорд!.. Аккорд!!.
День тобою улыбнулся.
Я тобой ужасно горд!

Восход

Вода прозрачна и легка.
В рассветной млечности истока
на ней лежит щека Востока
от сна припухшая слегка.
Исполнены движенья вод.
В предутренней рассветной рани
ночной дымится небосвод.
Как хрупок этот нежный всход!..
Не обломить бы... не поранить.

Подсолнух

Солнце к подсолнуху из-за плетня
тянется, как из колодца
тянется, кольцами цепи звеня,
бадья с ободьями солнца.
Утро заденет бадьёй за венец
донышком - и отзовётся
донным ознобом ночной студенец,
зарёю солнце прольётся.
Воздух пропитанный солнцем взойдёт,
станет колосьями света.
В тёплую землю зерно упадёт.
Солнце. Подсолнухи. Лето.

Осенняя октава

Язычник - колокол звучал
зверинной нежною октавой.
Он в поднебесьи одичал.
Осенний гон ему по нраву.
И клекоча, он источал
Всепожирающую лаву.

Вскипает медь, в ней льётся речь
главы отторженной от плеч.

Ночные голоса

Жестянке ржавой водосточной
свой голос дождик подарил,
чтоб кто-то с ней поговорил
своей бездонной тёмной ночью,

светлея чтоб, поговорил.
Пустой жестянке водосточной
случайный дождик полуночный
свой голос - взял и подарил.

Свои дарите голоса
и уходя, не уходите,
даруйте, царственно дарите,
как музыку без адреса,
свои земные голоса
и говорите, говорите...

Созвездье  одиночеств

Ночные веют голоса.
На самой кромке дня и ночи
осенний колокол клекочет
в распахнутые небеса.

За полчаса до полуночи
на листьях выступит роса
и эти мокрые глаза
зажгут созвездье одиночеств.

Как листья, мы к друг-другу льнём
и губы-в-губы горечь пьём.
Пьянея, гибнем от тоски
на самой кромке дня и ночи.
О, как мы холодно близки!
Как безнадежно одиночим.