Гений и злодейство

Когда авторы говорят, не путайте моего лирического героя со мной, - это всегда или не имеющая ничего общего с реальностью нелепая графомания, или чистой воды лукавство, если текст действительно стоящий. Ведь стих или проза, если это, конечно, настоящее искусство, - самый точный и беспощадный документ, свидетельствующий и об авторе, и об его окружении, и об его времени. Нет, за поэтическими строками не спрятаться. И вот в связи с этим у меня возникали такие мысли и сомнения: «Вообще, может ли быть поэтом подлец? Ведь врожденная музыкальность, сила ума и наблюдательность никак не связаны с моралью. Сама эстетика, по природе своей, противоречит этике, она воспевает молодость, силу и красоту, которые зачастую глухи, черствы и жестоки к слабости, уродству и старости». Допустим, есть одаренный, трудолюбивый негодяй. Может ли такой стать гением? Или незыблема пушкинская аксиома? Я думаю, она с натяжкой вяжется с такими поэтами как Байрон, Бодлер, Рэмбо, Ницше. Многие из гениев, как известно, были признаны специалистами психиатрии душевнобольными, а ведь злые и темные черты в человеке можно рассматривать и как душевные недуги.  Я даже не стану упоминать «злодеев»-музыкантов, тем более современных (из мира того же джаза и рок-н-ролла) – а ведь Пушкин примерял свою истину как раз к музыкантам («Моцарт и Сальери»). Скорее всего, здесь противоречие между классическим представлением о художнике (Пушкин) и модернистским (например, образ гениального, но порочного саксофониста в новелле «Преследователь» Кортасара). И та, и другая точки зрения, видимо, имеют право быть.  Эти свои сомнения я заключил в стихотворный текст, смысл которого для меня самого пока еще очень спорный.

А может ли поэтом быть подонок,
Поскольку плодотворны так в стихах
Злодейства из скандальных газетенок,
Ночные мысли, зависть, боль и страх?

Как раз такой вот автор интересен,
И грешность должен видеть он насквозь,
И чуять, как в себе, всю эту плесень –
Все это сладострастие и злость.

Поэзия зовет не только к далям,
Но обнажает мрак, постыдный наш, -
Кто как не вор внимателен к деталям
И знает меру кто как не торгаш?

Ну да, подонок не возвысит чувства,
Добро и зло ему одна игра,
И все же для детальности искусства
Потребны и такие мастера.

Если Достоевский так убедительно нарисовал Верховенского, Смердякова и Свидригайлова, не была ли вся их мерзость мерзостью души самого Федора Михалыча? Ведь он так живо и вкусно изобразил подонков и отщепенцев, что они стали во всем мире культовыми фигурами, которыми восхищаются, на которых молодые люди даже желают походить. Откуда же он знал так отчетливо и детально обо всем этом?  Вот для меня очень важный вопрос психологии творчества. На который я пока что не имею ответов. Как автор может представлять дьявольские бедны, если сам он в этих безднах не побывал? И какая может быть прекрасная поэзия без этих омерзительных инфернальных бездн?