32. Я собственной судьбе бросаю вызов. Гусар

       Фрагмент романа «Вдова»
           (предыдущая глава из романа «Вдова»
              http://stihi.ru/2024/05/25/2538
                «31. К Отечеству любовь – основа силы духа»)

Русь вотчиною стала бога Марса…
Вдоль тракта жгли деревни и поля.
Скотину угоняли, чтобы мясо
Не слопал враг. А пыльного былья
Французам на прокорм отдельно – вволю.
«Стратегией своею становою
Мы взяли ту, которой сытый край
В пустыню обратим», – внушал Барклай
Своим подшефным в ходе отступленья. –
Задумается пусть, зарвавшись, враг,
Что смертность велика помимо драк.
Пусть каждый супостат до отупенья
От голода и жажды сам дойдёт.
Ускорим мы такой смертельный гнёт».
            *           *            *
«Злой тезис, перспектива неживая:
Война должна кормить саму себя.
Зальётся кровью Ярость, не зевая
И все остатки Разума слепя.
Когда Великой армии вторженья,
Не делавшей для местных одолженья,
Потребны продовольствие, фураж,
До злобы фуражиры входят в раж.
В тылу гонцов-курьеров, фуражиров
И даже гарнизоны на свой лад
Бил резво партизанский корволант.
«Вражине не сыскать бравурно жира
И хлеба. Что сыскал, мы отберём.
Есть и вино французское, и ром...

Я собственной судьбе бросаю вызов.
К походным будням мне не привыкать,
Поскольку в партизанстве от сюрпризов,
Что сыплются и вкось, и вкривь, икать
Приходится до сей поры. С испугу?
Храбриться я умею, что есть духу,
Но острых ощущений – через край!
По лезвию ножа ходить – мой рай
Отныне на земле. Я – повар женский:
Готовлю блюда матушке Войне.
Так Бенкендорф в лицо смеялся мне.
На орден намекал, – про юмор Ржевский
И сам в аду боёв не забывал. –
Доеду до французов и… привал».
            .            .            .
Дорожный поворот с лесной опушкой
Тенисто свой составили дуэт.
Закрывши путь трофейной лёгкой пушкой,
Французам намекнули: ходу нет!
Напором молодецким, норовистым
Обоз французский пиками и свистом
Лишили всякой воли казаки:
«Ваш кончен произвол! И за каким
Вы хреном тут шуршите по селеньям,
Лишая жизни нашенских крестьян,
Помимо их имущества?! В честь ям,
Зачислим вас с условным сожаленьем
В покойники! Вопрос к могилам есть?
Ну, будет в них оказана вам честь».

Казак Копейкин, подмигнул гусару,
Снимавшему с себя чужой мундир:
«Ура, гусар-поручик! С пылу с жару,
Пока они на свой спешили пир,
Мы тёпленькими взяли всю их роту!
Почти не лили кровь. Сию мокроту
На совесть переложим тех селян,
Кому подарим пленных. Ни семян,
Ни фунтика муки бы им французы
Сегодня не оставили, дойди
Они до тех амбаров впереди».
«С крестьянами у нас всё крепче узы, –
Внял Ржевский. – Нам их помощь хороша.
Меж тем Копейкин пленников стращал:

«Нисколько не почтенные вояки,
Вы все отвоевались навсегда!
Для нас ничем не лучше, чем поляки,
Кому лить кровь главнее, чем еда,
Вы, нехристи-французы,   никого   здесь
Не   сможете   убить! Ваш полководец,
Ваш император вас завёл в тупик,
На гибель от казачьих наших пик.
Запрос ваш на селянский хлеб циничен,
Поскольку вы лишь   грабить   здоровы,
Насиловать и жечь. Мы не правы?
Ну, что вояки-побирушки, нынче
Полк провожал вас жалобным «ням-ням»?
Голодным сослуживцам и коням

Своим впредь вам не слать «аста ла виста»»!
Толпу большую пленных казаки
Сгоняли с улюлюканьем и свистом:
«Поскольку вы – поганки, в кузовки
Вас брать не станем, а сдадим крестьянам!
Те с вилами стоят отдельным станом…»
«Хотел сказать им о вреде войны?
Копейкин, не    испанцы    ведь они,
А русского не ведают тем паче.
Скажи им по-французски «миль пардон».
Мол, будь нас тут казачий эскадрон,
Погнали бы полон к чертям собачим,
Короче, в штаб. Но мал у нас конвой, –
Качал поручик Ржевский головой. –

А пленных больше, чем всех   нас,   братушки».
«Поручик, ты на пике куража
Болтаешь в совершенстве по-французски! –
От предвкушенья чуть ли не дрожа
(в отряде навострили тоже ушки),
У Ржевского, когда налили в кружки,
Стал спрашивать по-свойски Бенкендорф. –
Ведь ты им не внушал, что плен хренов?
С чего теперь им   кукситься   в итоге?
Ведь прежде, чем сдаваться, дурни впрок
Поверили тебе, что нас тут полк»?
«Теперь вот сожалеют. Вот тетёхи! –
Смеялся над французами гусар. –
Дуванить казакам большой хабар.

В который раз обстряпываю дельце
Под маскарад! Чужой мундир мне дал
Блеск неаполитанского гвардейца», –
Гусар переоделся, и скандал
«Изменнику» французы-фуражиры –
Лишь в первую минуту дебоширы –
Закатывать не стали: им обман
Стал ясен лишь теперь. «Шарман, шарман, –
На Ржевского с иронией горчайшей
Поглядывал пленённый лейтенант.
«Чего ты там мне стонешь флейтой! Мат
Пора тебе разучивать. Ты старший
В своей команде, а на весь мой фарс
Купился и доверился мне враз…

Внушил я, – Бенкендорфу молвил Ржевский, –
Что срочно к ним примчал предупредить,
Мол, на маршруте их таится зверский
Казачий полк и надо искривить
Всей роте путь налево поскорее,
Злодеев избежав, мол, на    заре   ей
В деревню безопасную есть шанс
Добраться для ночёвки. Этот Франц,
Пардон, Франциск меня за итальянца
Охотно принял и благодарил.
Не знал, спеша за мною, что вдали
Их ждёт засада наша. В плен сдаваться
Им, может, не мечталось… Я сыграл:
Полком казачьим всех их запугал...

С чего бы так заведомо французам
До одури бояться казаков?!
Не выглядит трусливым карапузом
Их бравый лейтенант, но двух шагов
На сделал им навстречу, ради боя…
Копейкин! У тебя лицо рябое!
Тебя    что ль испугался офицер?
Гуманных от тебя не ждёт манер»? –
Спросил у казаков гусар с улыбкой.
«Я    знаю, – местный староста Егор
Вмешался в разговор. – Они кагор
Изъяли в церкви у попа под пыткой
В Сосновке. Дочь моя в деревне той
Год замужем. Зять тамошней бедой

Надысь и поделился: осквернили
Безбожники-французы Божий дом.
Попа убили и не схоронили,
А кинули в алтарь и чередом,
Похоже, сатанинским церковь подло
Ограбили, загадили всей кодлой.
Поп в муках проклял тех зверюг-хапуг
И брал их казаками на испуг.
Приказчик барский как толмач при бесах
Подробно всё убийцам обсказал.
Те только посмеялись, мол, казак
Откуда тут в тылу! Теперь… в довесок
К пленению пришёл ещё и страх:
Французов казаки повергнут в прах»!

       (продолжение http://stihi.ru/2024/05/29/5663)