Глава 6

То, что водка достоверный феномен, снимает наши печали и облегчает нашу жизнь, спору нет. Её не лапать и не бить по е@лу, её вдыхать надо. (Перед тем.) Если мы её пьём, наше завтра светло. Светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера, точно? Жизнь вытянула у Шипы столько струн, неоднократно разбивая ему лоб у ломанных линий его и чужих судеб, хватило бы до луны, желтого посоха в чёрно-синюю твердь ночного воровского неба, которое открывается золотым ключом вечной босяцкой надежды! Свобода... Ослепнув от синих ламп арестантской боли, он много страдал, за глаза, полные ей, навсегда полюбила жена, шагал по кровавым лужам, загоняя шары других в лузы-могилы, такой бильярд. (Некоторые шары вылетали в параллельные миры.)

На луне водки нет, перед своей самой последней темой старый преступник решил немного выпить, чтобы согреться и лучше двигаться, он и в молодости отличался тем, что пьяным мог сильнее ударить, дрался лучше, чем трезвым, а ударов не чувствовал совсем, выходил на автомат, есть такие. Вообще люди есть разные, в орчатальской тюрьме в советские времена в Тбилиси, ДПНСИ, дежурный начальник самого большого следственного изолятора заходил в карцера с перстнем на руке, с печаткой, золото, чёрный оникс.

- Самый большой Вор, - говорил он, -  тут я! Милицейски курди. – «Уголовник...» Шипа много думал на эту тему наедине со своими мыслями, почти всегда. Конечно, с точки зрения обычных законопослушных граждан его место было в коридоре смертников или на пожизненном, Шипа с этим соглашался, то, что он там не оказался,  чистая случайность.

Физически очень крепким он не был, какая разница, иногда чем крепче телом, тем  дурнее, сколько в зонах молодых и горячих! (Особенно спортсменов.) Духовно был, никакие оценки других не могли повлиять на его внутреннее непрерывное молчание, самоощущение, ни люди, ни ситуация, если не хотел с кем-то говорить, быстро отходил, прощался, с кем не считал нужным общаться не сразу, чтобы не вменили в вину, не предъявили, зеки любят равенство, разбегался а постепенно, продуманный. Говорил мало, а делал много, так повелось, люберецкие всегда приглашали его и Ляпу на свои криминальные суды, редко Цыгана, того больше солнцевские.

- Папа, почему авторитеты убивают друг друга? - спросил Шипу в детстве сын. - Особенно после того, как кто-то к ним придёт? Они же авторитеты? Делают одно и то же, надо быть друзьями! - Дети чистые сердцем цветы добра.

- Потому что с другой стороны такой же, - ответил папа, - авторитет. Тигр должен быть один. - Потом сын захотел жениться.

- Смотри, - Шипа подошёл к ящику письменного стола, достал котлеты, приготовили с Ляпой на игру. Поедут в казино, будет держать для него в кармане фишки, у них был

условный язык, понимал один Шипа. Два раза поправит бабочку кореш, он ему раз в карманчик новый кругляшок, катает дальше, пока их в Москве не перестали пускать везде. Он положил на стол первую десятку.

- Голова твоей любимой, зелёная. - Потом перпендикулярно слева и справа две других, - руки. Ниже две наискось под правой и левой. – Ноги, получился человечек. – Между косыми пачку вниз параллельно верхней. - Её самое главное место! Влагалище. Понял? Чтобы жениться, нужны деньги! Я тебе сначала квартиру куплю привести туда хозяйку. - Молодая модель скоро стала вдовой, сын поехал выбивать чьи-то долги в Питер, обратно поезд привёз мешок, что и как, не сказали. Вернее, сказали, что чеченцы, как ментам верить? Молодая, свободная во всех отношениях девушка быстро вышла за другого, сотрудника областной прокуратуры. (Третий бизнесмен будет.)

Вёз его по последнему адресу нелёгкой жизни к каменному монастырю Цыгана, иначе этот архитектурный ансамбль из отёсанных гранитных плит вперемежку с неотёсанными дубовыми досками под названием «мой дом, моя крепость», штурм которой обошелся бы врагам дорого, не назовёшь, молчаливый охранник по кличке Серб, служил в Югославии, воевал за эту ранее полностью дружественную нам страну. Серб курил, молчал и ехал, идеальный исполнитель, вовремя притормаживал. Зачем спрашивать, и так ясно, Цыган должен умереть.

- Могу с тобой сходить, - сказал он, когда приехали. - Постоять рядом? - Шипа допил чекушку «Посольской», кинул пустой пузырёк под  своё сидение и вышел из машины.

- Не надо, я один! - Он шел и светился. (I did it my way.)

- Может, не поедешь, - почему-то спросила перед тем, как он сел в машину Мария, обычно она молчала.

- Я быстро, - сказал Шипа, - давай в аэропорт. Завтра прилечу!

- Только никого себе тут не находи. - Мария пошла по направлению к такси, удивительно модная для своего возраста, выглядит на пятьдесят, а не на семьдесят. Шипа ждал, обернётся или нет, не обернулась.

В отличие от очень худого Шипы, предпочитавшего в любое время года в любых обстоятельствах классический тренировочный с полосками, хотя от спорта он был всегда далёк, болтавшийся на нём, как на вешалке, на дородном Цыгане были элегантный дорогой белый костюм в чёрную шахматную клетку, красная рубашка и зелёный галстук в синюю крапинку, Шипа окрестил его клоунским, бельгийской фирмы «Крават». Брюссель Цыган любил,  шоколад и пиво. Восточные мужчины с годами становятся более интересными и живут долго, если счастливы,  с тёмными волнистыми волосами до плеч, зачёсанными назад с помощью прозрачного геля, подсмотрел у де Ниро, Вор в законе был поистине импозантен, даже монументален, этакий Кобзон! Сейчас запоёт...

Он сидел напротив только что приехавшего гостя с абсолютно лысой головой, лоб которого избороздили крупные морщины от долгих тягот и лишений многолетних пересылок и тюрем, контраст отнюдь не был абстрактным. Угрюмое продолговатое лицо собеседника Цыгана, взгляд больших глаз пронзителен, и холёное из салона хозяина, было видно, что Цыган тратит на себя очень много денег. Его восемь отсиженных, заезжал на кичу частями и коротко,  чтобы случайно не зафраериться и тридцать восемь Шипы совсем не шли в сравнение, где-нибудь на сходке в Анталии и слушать бы никто не стал, на сходки Цыган не ездил, основные вопросы братва решала без него, отговаривался, я занят. Надо же кому-то следить  за общаком? Недовольные или исчезали, или молчали, связываться с богатым коллегой не было охоты, купит и их суды, некоторые Цыгана люто ненавидели:

- Вор должен воровать и сидеть в тюрьме, а не в каждый день в приемной мэрии! Что случилось с понятиями? – Перестройка! Бабло побеждает зло. Надо сказать, впрямую Цыган ничего не нарушал, не такой дурак, давал денег, если просили. Но шёл в параллельном потоке, отличном от других, жил своим умом до поры до времени. Сколько веревочке не виться, конец будет, в один прекрасный день перешёл дорогу Ляпе, понял это, когда афганцы из банды Боцмана начали шерстить его ларьки, склады и павильоны на Арбате, выкидывая оттуда даже муниципальных полицейских, Ляпа за него не вписался. (А Цыган в Арбат.) Кое-как немного помог армянин Атос, укачал непонятки с Розовым, дать аудиенцию Цыгану майор отказался, чего только тот ему не предлагал, деньги, женщин, понял, отныне он один. Ну и пусть! У него такая бригада, поищите, Рыжий, Женя... Обращайтесь!

Супермайор хотел встретиться не с ним, а с Ляпой на предмет Киллера, таких «цыган» в коридорах своего ведомства, сидящих на стульях в наручниках под охраной оперов наблюдал, давно глаз замылил, опыт подсказывал, в один прекрасный день схлестнётся с Ляпой, начнут делить, почему-то знал, проиграет. Абсолютную гарантию даёт только похоронное бюро, процентов на девяносто, Ляпа более адекватный в плане оценке себя и противника, ударит первым, во всяком случае сам Розов сделал бы именно так. И не сам, кого-то бы попросил, например, Оленей.

У него была мысль послать их к Цыгану,  майор любил свою «Белую стрелу», пистолет без номеров в МУРе имел каждый уважающий себя опер, но не решился, к нему вело на Арбате слишком много нитей, кто знает, с кем Цыган играет в теннис? Может, не только с Тарпищевым? Начнут по-настоящему, потянется к нему, такой клубок Ариадны выплывет, что там Одиссей, не оборотни в погонах, а вампиры! Не время ещё вылезать из гроба в полдень, ох, не время! Уйдёт Борис Николаевич, кто? Вдруг Березовский? У нас страна  чудес... Плохо будет  всем!

Дал команду люберецких вообще не трогать, и измайловских. Пусть колесят по кривым переулкам старой Москвы своими крутыми тропами, кулаками-ёршиками прочищая унитаз нелегальной свободной коммерции… Ну кто-то должен! И так уже заходил к ним на Калининский какой-то странный патруль, пятеро в шляпах и плащах, на афганцев не похожи, смотрели на цены в «Спорт-баре» и «Доме книги», частных арбатских магазинах, проверяли сигнализацию, записывали в казённые тетради номера припаркованных рядом машин, грядёт ветер перемен, к которому надо быть всегда готовым.

- Держи нос по ветру! - Розов отсалютовал сам себе в зеркало пионерским салютом, хитро улыбнулся, потом выкинул «зиг хайль», от перестановки сумма не меняется, мы вне политики, защищаем закон, главное Движение, правду понимать вообще трудно, какая разница, Сталин, Гитлер. Потом сложил руки на груди в буддийском приветствии.

- Давай, говори, - сказал Цыган, - нет времени, скоро в город. - Городом в Люберцах называлась столица. - Что просил передать? Почему сам не пришёл? - Шипа посмотрел на Цыгана своими темными глазами, под взглядом которых его слава сразу потускнела, затем встал, неспешно подошёл к нему и неожиданно проворно схватил за горло, крепко стиснув стальные кисти. Мученическим голосом Цыган закричал:

- Отпусти! Отпусти, сука!! - Шипа продолжал давить, отчаянный. - Ну-у!!!

- Сам виноват! Должен быть один Вор!! Один!!! Почему на праздник не пришёл? Георг подход делал?! - Совершенно обалдевший от этих слов Цыган понял, что ему хочет предьявить уважаемый. - Ну?!!

- Я! Болел!! Отпусти!!! - Страсти накалялись не по-шекспировски.

- Хер тебе! Умри, паскуда!! Болел!!! Прикалываешься? С температурой сорок приползти был должен?! Себя выше посчитал?!! -  Самое интересное, если б Шипу потом призвали  к ответу за содеянное, на разборе он примерно так бы и объяснил, у братвы свои тонкости. Если бы дошло, нервы бы не сдали. Он  выдержал два удара Цыгана слабеющими руками в голову и корпус, трудно долбить кого-то, если можешь только выдохнуть, цацки жертвы рассекли бровь, изо всех сил ударил его в пах, его любимый, резко и зло, яйца хрустнули, потекли в портки, червь, ещё и брыкаешься, нет, чтоб спокойно дать свою шею. Ляпа всегда над ним подтрунивал за это:

- Не мужской удар! Ниже пояса… - Зато эффективный, Шипа был нигилист, какая разница, какого цвета кот, чёрный или белый, главное, чтоб мышей ловил, но не беспредельщик, не пришел бы к Цыгану без просьбы. Уличный боец! На ринге ничего бы не сумел, в раздевалке... На голову боксеру полотенце, потом локтями и коленями, повесить «на шлангочке», так у них на семипалатинской пересылке в Казахстане называли шланг от общего душа в мужицкой бане, где все моются.

- Пусть качается... - Цыган потерял сознание от жуткой боли до того, как хрустнул его кадык. Шипа перехватил хват на горле, левое предплечье сзади под затылком, правое спереди на сонную артерию, сам на противнике, выучил из дзю-до в десять, двенадцать лет, с удовольствием применял всю жизнь, давил Цыгана минут десять, пока у того кишки изо рта не полезли. Потом взял кочергу и с хлюпом сломал ему все кости, превратил тело в  мягкий хлопковый мешок, оно стало гуттаперчевым, чудом очнётся, подняться не сможет, опереться будет не на что, только умереть, старый лагерный приём. Потом расстегнул ширинку и с удовольствием помочился на лежащее перед ним безжизненное тело, сам себе удивился:

- Чо это я её так ненавижу? Эту Цыганку? - Увы, по законам старый урка был прав, фактически старый Вор давно стал коммерсантом, и не порядочным, потому после смерти женского рода. Забыл старых друзей, перестал ездить воевать, хулиганить, стал дружить с властями, от них зависеть,  отказывался не в пример им крышевать евреев, армян и чёрных, которые приходили по-хорошему, что они, не люди?

Убежденный интернационалист Шипа сегодня был доволен, всё богоугодно и зачтётся, значит, не совсем заржавел, осталась сила «ка» в пороховницах. Внезапно старик почувствовал падающий на него медленными, прохладными волнами сверху какой-то ясный свет, возвышенный, совершенно чистый и безупречный, невидимый прожектор непонятно откуда матово освещал и его, и Цыгана, и всю комнату. Свет входил в каждую пору его тела, в труп, даже в мебель, как снег, падающий в озеро, баюкал и лечил, устраняя все блоки в доме и теле, была ясно слышна его беззвучная музыка, стало безыскусно и приятно, на минуту камни в саду оказались живыми, один самый большой у входа Будда, рядом маленький Ананда, второй сказал тому:

- Так я слышал… - Ананда был великий архат, младший брат Будды.

- Ангел что ли? - Убийца расслабился по существу. - А они есть? -  Свет кончился, Шипа достал свой фирменный нож и быстро перепилил Цыгану шейные позвонки, отрезать голову, положить в пакет, привезти Ляпе, вышел в сад, с силой перекинул через забор, через несколько минут снаружи заработал двигатель.

- Серб завёлся, - послышался звук отъезжающего автомобиля, первый акт трагедии завершён, Шипа отыграл его честно не хуже Смоктуновского. Потом присел в кресло у камина, дерево в нём было хорошее, денег на антураж покойник не жалел.

- Пустить красного петуха? - Шипа знал, в свой дом больше он не вернётся, - жалко... - Он вышел в коридор, посмотрел, дверь напротив кухни была открыта, там лежали деньги, много. Старик осторожно приоткрыл дверь:

- Тююююю, сколько тут лавэ… Поди, миллион? - Доллары в мятых, мелких купюрах заполняли маленькую подсобку доверху, окна в ней не было, кладовка для солений, полки заставлены трехлитровыми банками, изумрудными от тугих пачек с лицами американских президентов. Шипа остановился, скрестил перед собой руки на груди, левой дернул себя за указательный палец правой.

- Тяни… - Синхронно пукнул. - Нормально! - Старик развлекался. Дальше кухни, в которой никого не было, только гора грязной посуды в двух раковинах, доедали копчёных угрей, привезённых из Прибалтики, он не пошёл, впереди из бытовки, комнаты охраны раздавался залихватский смех, очень лихой, шла игра.

Выход из дома на крыльцо был один только через неё, иначе не пройдёшь, жизнь не сценарий фантастического фильма. Через сад уйти было не возможно, двухметровые стены в полтора метра толщиной с битым стеклом, только с крыши на дельтоплане. Миссия по ликвидации Цыгана была полностью японской, возможной, но самоубийственной, отправлять на тот свет пацанов Шипа не хотел, да и не смог бы без скорострельного оружия, всё-таки возраст, поэтому и носил везде с собой колюще-режущее.

- Сколько меня ещё не найдут, - Шипа пошёл обратно в кабинет, - сожгу в камине, пусть играют. - Он разделся, снял с себя тренировочный костюм и кроссовки, аккуратно повесил его на кресло, кантики, в майке, трусах и носках начал со вкусом разделывать тело, время было, финка легко рубила старинный царский рубль 1909го года, толстый персидский ковёр постепенно пропитался кровью. Было б дома, подумал Шипа, пришлось бы сжечь и его и, к великому сожалению, костюм. Закончив, Шипа кучкой сложил части тела перед чугунной решеткой со стильной ковка.

— Шашлык! - Шипа знал, начнёт жечь, придут на запах, дымоход не вытянет. Он поднялся, вытер мокрые от крови руки о бархатную портьеру и включил с пульта кондиционер, минут пять постоял под потоком холодного воздуха, не хуже, чем свет. Потом подошёл и максимально бесшумно повернул изнутри ключ,  дубовые двери трудно высадить не то, что плечом, омоновским тараном. Дверной замок был смазан хорошо, Цыган любил безопасность, был на ней помешан.

Оставался сад.  Ничего нельзя было сделать, большие прямоугольные окна во всю стену во французском стиле «пол-потолок», белые шикарные рамы с пуленепробиваемыми стёклами. Шипа запер все фрамуги кроме верхних, для этого была бы нужна лестница, и выход в сад на щеколду, эта не выдержит, потом плотно задернул занавески. Почему Цыган не поставил вторую бронированную? В саду вертолёт? Свет Шипа не выключал, станет видно, а так, может, играют в карты... Арестант с ощутимыми сроками за плечами с помощью обычной газеты разжег огонь, камин дал тягу, пламя заискрилось, тихонько загудело, задудело, затрещало, брёвна большие.

- Главное чувство меры, - сказал Ляпа, потихоньку их ворочая и подкидывая, - огнём можно согреться, а можно сжечь весь дом! - Где-то читал, есть такие микроскопические существа вроде насекомых, невооружённому глазу не видимые, которые в огне моются, единственный способ для них смыть с себя грязь, очистится. Наверное, подумал он, есть такие, которые живут в огне? Как-никак.

- Сначала уголь, потом шашлык, возврат залоговых акций законным владельцам, - пока дрова в камине прогорали, уголовник прошёлся взглядом по библиотеке, залежи книг, очки с собой не взял. Он сел на корточки и стал класть на раскалённые почти добела куски древесного угля части тела, то и дело отходя охладиться под работавший на полную мощность кондишен, который тоже был хорош! Огромная японская ледяная бомба, тумба с большой мощностью и шкалой не на +16, как в обычных квартирах, а сразу до ноля, реснички, в стране Восходящего солнца такие встречаются в больших ресторанах.

Цыган иногда морозил перед ним несговорчивых проституток, не хочешь делать, как говорю, за волосы под душ, оттуда  под струю ледяного воздуха сюда «играть в Карбышева». Был такой советский генерал, которого фашисты обливали холодной водой, выводили на мороз, загубили, не согласилась только одна, беззвучно шипела проклятья синими губами, как партизанка, не буду глотать, Цыган понимающе хмыкнул и отпустил:

- Ну ладно. Езжай домой к маме! Выйди замуж за хорошего человека. - Примерно через час от него ничего не осталось. Шипа довольно прилёг в старинное кресло, утонув в обивке, и закрыл глаза отдохнуть, скоро начнётся, через пятнадцать минут раздался острожный стук в дверь.

Самого Шипу закопали на огороде у Цыгана, успел себя зарезать до того, как охранники с третьего этажа гранатами подорвали окна, что стало с их работодателем, все поняли, маленький золотой слиток светился красноватым на потухших углях, на которых пеплом лежали человеческие кости, часы Цыгана. Запах горелого человеческого мяса и вкус похожий на запах и вкус жареной свинины, быстро улетучился. Бригадир пацанов, сильно матерясь, выключил японский кондиционер. Позвонили дочери Цыгана во Францию, папа крякнул, договорить не дала:

- Скоро буду! - Дурочка.

Послушав гудки в трубке, братки, не сговариваясь, сели в джипы и скоро были у ворот дома Шипы, на мат в калитку никто не вышел. Света и признаков жизни не заметили, пустой. Дом внутри пустой, только потому им можно пользоваться, Лаоцзы. Если вы потеряли своего слона, отвязался и убежал, пошли искать, обнаружили в лесу его отпечатки, вы должны быть так же счастливы, как если бы нашли его самого, рано или поздно приведут к нему. Совершенно слепого и частично глухого Розова отвезли к месту гибели Цыгана.

- Какие люди уходят, и без остатка! И что, он так за себя и не поборолся? Такой «маклер»? Дал свою шею какому-то татарбазарвокзальньному? С воровскими повадками с распальцовкой?  С его хитринкой и сметкой с малых лет в Движении? Как-то не продуктивно! Хуже обычного парняга из качалки! - Во-первых, и на старуху, во-вторых, глиняные ноги, а в-третьих…. С неба долго улыбался криминалистам, приехавшим на микроавтобусе вслед за Розовым, отец Боцмана. Вокруг нас всегда есть существа, которые видят нас, а мы их нет, и хорошие, и плохие. В нашей иллюзорной земной транзитории.

Конец шестой главы