Мир в семье
Я сижу на деревянном стуле , который притащил сюда из темного угла и поставил в аккурат против деда. У деда белая борода. Она такая пушистая, ухоженная, всегда причесанная. Дедушка однако позволяет ее трогать, всегда смеется и говорит:
- Ручки чистенькие? Видишь, настоящая, не из ваты.
- А у меня такая будет?
- Будет, если не подстригаться.
- Что, с завтрашнего дня можно мне не стараться, если буду бороду растить? А зачем она тебе?
- Как зачем, с ней зимой теплее.А если стричься не будешь, коса вырастет как у девчонки, до пояса.
- Ты же дед мой, ты же не Дед Мороз. - говорил я ему, чем смешил его совершенно.
Сколько же лет тогда было деду? Столько же, как и мне теперь. Мне даже больше.
Я гордился его внешним видом. Люди говаривали, что седые старики с белой бородой, а она у деда еще с легким желтоватым отливом, и потому кажется еще белее. они и есть самые умные люди. Дед не курил и не пил. Говорил, не по годам ему это. Я верил, конечно, что он самый умный на свете, но окончательно укрепился в этой мысли, когда стал постарше. Случилось это в школе, там в коридоре, развесили портреты русских писателей. Толстой, Короленко, Иван Бунин. Мне больше всего нравился портрет Тургенева, мне казалось, на нем был нарисован точь-в-точь мой дедушка, даже друзья мне об этом говорили. Великий писатель изображен так, будто в зеркало смотришь. Борода, усы и голова были снежно-белые, брови потемней, глаза совсем темные, проницательные, и руки видимо барские, холеные. Такой близкий как дедушка, человек, внимательный и домашний.
Я стоял возле портрета и думал о своем. Мне не приходило в голову, сколько писателю лет, видно, что немолодой. Но не раз я думал, не родственники ли они, Тургенев и мой дед. Вполне возможно, ведь поселок, в котором я появился на свет, стоит уже больше двух веков. Сюда переселили крестьян из разных губерний, нижегородских, орловских, даже из Подмосковья, еще до отмены крепостного права. У наших старожилов до сих пор проскальзывают в разговоре московские словечки. В Москве «акают». У нас местные тоже говорят как в Москве: «капейка», а вот в некоторых окрестных деревнях делают упор на «о» – «копейкя», с четким "о" и скруглением на «я» в конце. Так в старину волжане говорили. А Спасское –Лутовиново где-то от Москвы недалеко. Вот откуда у меня предки. Из имения Тургеневых...
Я уже читал у Ивана Сергеевича его охотничьи рассказы. Это только кажется, что книжка об охоте, она, конечно, о людях. О том, что такое крепостное право, о котором нам на уроках говорили. Было интересно узнать про Льгов, про Касьяна с Красной Мечи. Помните «Муму»? Тяжелая история.
Писатель видел этих людей. Мне нравилось думать, что мой дед мог оказаться в родстве с всемирно известным человеком.
Ха, интересно, а у коровы во дворе какая биография? Она тоже из Льгова родом?
А прадед мой был охотником, на медведя ходил. Я не раз слышал такие рассказы. Они у деда всегда забавные, смешные. Вот один.
Прадед у нас был охотник еще тот. Ружье незаряженное на стене висело. Существует у нас такой рассказ. Раз пошел он на охоту и с собой чекушку взял. Пока шел, выпил всю и повеселел маленько. Идет, песни поет. А из-за куста медведь. Его услышал. Не успел охотник свой дробовик поднять, а медведь уже запах учуял, подходя спрашивает: – Ты что. Андрей, пьяный? Не люблю я пьяных шибко, плохой дух от них.
Остановился Андрей, прадед мой. Думает, думает - стрелять или нет. А медведь: - Отдай ружье,- говорит,- какой ты охотник! Охотники пьяными на охоту не ходят!
Хлопнул лапой по стволу, ружье-то и выстрелило. Видно, в левую ногу медведя поразило. Стал мишка после этого на левую заднюю ногу прихрамывать. А дальше-то вот что вышло вышло самое удивительное. Разобиделся мишка, заохал, Ружье отобрал, на землю кинул и переломил напополам. –Больше пьяным не приходи! - Андрею говорит, - чтобы не видел я тебя таким в лесу, а то заломаю. И с размаху так ему по заду саданул, что тот со свистом полетел и уже через три минуты дома на печи оказался. Весь хмель мигом прошел.
- А что, вправду он охотник был?
- Вправду. Добывал бобровую струю, желчь медвежью, медвежий жир. Все это больным людям на пользу.
- А ты ходил на охоту?
- Ходил я не на охоту, а на работу, - отвечал дед, - Работу с охотой не надо путать. Ее охотой не назовешь.
- А в воскресенье?
- А в воскресенье у зайцев тоже выходной. Чего их зря беспокоить...
- Дедушка, ты кого больше всего в лесу любишь?
- Белок, они безобидные. Как птички, по деревьям лётают. Хлопотливые зверушки. Трудно им в лесу. Запасы на зиму делают, к зиме у них шуба теплая вырастает.
- А медведи зачем?
- Неужто не понял? Чтобы люди зверей в лесу не тревожили.
Летом было много дел, и летом я с дедом мало общался. Я прибегал домой ближе к полночи и, не чуя ног, валился в постель. Зато зимой я больше сидел дома. Это была пора интересных книжек и долгих разговоров. Дед никогда меня не ругал. Он всегда умел так смешно и просто объяснить, что именно я не так делаю, и слова его были понятны. Отец, даже мать просили деда: - С внуком поговори! Совсем мальчонка слушаться перестал.
Дед начинал: - Слушай, милый внучок, давай расскажу тебе одну историю. Нравоучительные истории были непохожи одна на другую, но кончалмсь одинаково. Дед брал в руки гитару, она висела на стене, зачем-то дул на нее, как бы стряхивая пыль, и говорил: -А теперь сыграем, что ль? Какая у тебя песня любимая? Дед был грамотеем, знатоком старинных песен. И у меня пропадала обида. Красивого голоса у него не было, но хороший слух был. Я думал, что и голос у него был как у Ивана Сергеевича. Он запевал свою любимую песню про ямщика, иногда ему подтягивал отец. И заканчивалась песня одним: –Ну-ка, Колька, выгляни за дверь! Стужа какая! Не замерз ли на улице кто? После этого в семье наступал окончательный мир.
А летом вопрос был другим: - Выйди за дверь, посмотри, не пришел ли кто нас послушать, хорошо ведь поём! Когда я, выполнив просьбу, возвещал «никого нет», дед удивленно говорил: - Как это так? Надо стараться петь получше, Завтра лучше споём!
- Пойдем, мама звала нас к столу, - и день заканчивался удивительно хорошо...
Через долгое время я понял, зачем дед выгонял меня за дверь. А вы поняли? Дед хорошо понимал, что делал, никого он не ждал. Мне надо было стряхнуть окончательно с себя вину за содеянное. Я входил в дом уже полностью простившим самого себя человеком. Мир вокруг меня становился привычным, добрым, я уже верил, что люди не думают обо мне плохо. Все было почти по-прежнему.
Свидетельство о публикации №124052506424