***

на электричку. Вроде не домой. Мы с сестрой ищем вип-вагон старого образца совковских времён. это как бы игра. Играем на фофан. Я проиграл. И ещё не раз проиграю. Ещё ни разу не выиграв. Усаживаешься, кидаешь вещи на эту липкую полку. Она шутит, что мы в кабине самолёта. И вправду. Разные рычажки, крутилки, старый когда-то бывший столик пришпоренный, как свобода, на ржавые саморезы.
-18.25!
Отправление. Надеваю наушники, и вправду как пилот этой тарантайки. Но, пожалуйста, только не главный пилот, только не единственный пилот. Неудобно пытаюсь засунуть куда-то свои длинные культи, облокотить башку, спрятаться от палящего солнца. Я делаю это один.
"Белобрысая!",-говорю. Уткнулась в книгу. Когда-то ненавидел книги, потому что не умел их читать, не хотел их читать. Все с важным видом рассуждали там о чём-то, читали между строк, искали СМЫСЛЫ. Но меня утомляли их изощрения ума, и жуткие названия всех этих книг вызывали скептическое равнодушее. Но сейчас даже об этом страшно говорить.
"Нетакуся!Быдло!Тупорылый!"
или какие там ещё титулы могут за это присвоить не знаю даже.
Цыгане бегали из вагоны в вагон, я предъявлял студенческий, и всё вокруг было за бортом моей кабины. Зной сменился пронизывающием лезвием ветра из всех открытых форточек. Жара всё-таки. На принцип не стану надевать кофту. Наверное где-то в глубине, наверное, в кончиках пальцев хочется, чтоб мне продуло шею, заклинило, и я стал горбатится ещё больше, чтобы ростом быть похожим. Похожим на НЕЁ. До этого момента я всё придумал в полудрёме. Но снова проснулся именно на ЕЁ станции. Я подумал, что это знак, для того чтобы взять это уродский телефон и начать писать. Пассажири циркулировали по толстой кишке вагонов, выходили, как сами поняли что, изредка заходя. Не оставляя совсем  ничего. Разве что кроме волос на этих пыльных, но уже родных креслах. Вот, какая то девочка вышла. Вышла на ЕЁ остановке. Хотелось бы спросить знает ли ОНА эту девочку. Городок-то маленький. А эта девочка оставила златокудрый волос на кресле. Он выводил меня из себя, дёргался на ветру. Я всё ждал, когда же он улетит. Такой маленький и такой надоедливый. Хотел написать стих, знаете. Как видите, перехотел.
А скоро прибытие. Сестра оживилась и начала поправлять все рыжачки строго перпендикулярно, идеально выверяя прямой угол. Хотелось помешать ей. Но негоже над больным смеяться. Всё это время я даже не думал поднимать голову, отчаянно пытаясь не романтизировать своё состояние. И зря. Задумавшись о том, как круто бы я смотрелся со страдающим видом, смотря в потолок и одновременно проделывая этот старый фокус, я ткнул пальцем моей вынужденной попутчице. Указывая на потолок. Не смогу описать расплывающуюся в улыбке мою рожу, да и её тоже. Там была надпись. Не хочу говорить какая, но такая, что я сразу же снял это мгновенное единовременное счастье для НЕЁ*.
Пара кадров: надпись, лес в окне, мой взъерошенный хохолок. Пора выходить. Напоследок я перевернул все рычажки вверх тормашками. Пока сестра не видит, разумеется. И мой славный полуторачасовой, уже так приевшийся полет закончился. И я был не один. Потому что спал. Потому что во сне видел ЕЁ. Потому что писал ЭТО. Прочтите, это коротко. Иначе когда-нибудь добрый дедушка леший подберёт все мои выброшенные в окно электрички слова и вырежит их на всех российских берёзках.
Пойду расставлять знаки препинания и править ошибки.
На платформе пахло шашлыком.




*На потолке была надпись, еле заметная, белой краской. Хочется думать, написанная парой влюблённых так, что один посадил на плечи, а другая писала.
"НАВАЛЬНЫЙ2018"