Два серебряных сосуда Рассказ

Два серебряных сосуда

Рассказ

Королева в своем алькове завела обычай: щелкать по носу гипсового амура, виснувшего на торце малахитового камина у дверей, нацелившего стрелу прямо в туалетное зеркало напротив.
Королевы ходят по диагонали, королевы ходят по прямой по всей разостланной дороге… Иногда ход назад и спуск по ступеням от плахи может означать шаг к трону… И пыльный мешок на шее сменит мягкий нежный горностай мантии…
Королевы не ходят «на сторону» – они всегда на перекрестке – на самом сквозняке; и в руке ее не алая роза, а роза всех ветров…
Она была королевой, настоящей королевой, а не фигурой на доске: ее нельзя было двигать куда и кому заблагорассудится, она продумывала все свои и ходы окружающих сама вперед на несколько.
- Ваше Величество, - раскатился громовой голос церемониймейстера по будуару, ударяясь о хрустальные предметы на столике и настенных этажерках, звеня подвесками на люстре. – Прибыл маркиз де Финиций! Просит разрешения принять участие в вашем облачении…
Королева едва заметно вздрогнула, под не затянутом еще шнурками платьем пробежали, словно в не столь давние эпохи, вши, мучавшие не столько бедный люд, сколь знать, муравьи.
- Пусть войдет. – приказала она своему голосу не дрожать. – Впрочем, стой!.. Уже щелкнувший лакированными каблуками слуга замер у порога и резко развернулся к ней.
- Он с ларцом иль без ларца? – С не затаенной вкрадчивостью спросила королева.
- С двумя – серебряными, не большими – прикрывает их плащом. – Ответил беспристрастно, но также приглушенно, как и королева, церемониймейстер.
«Неужели все ж и бубенцы отсек?!.. - Монаршая особа вздрогнула опять, но теперь уж не заметно, от восторга. – Тогда пить верняге нектар из царственного лона до скончания дней – его или моих – как бог ссулит…»
Маркиз вошел и замер на пороге, вытянувшись, как струна, не уступая выправке церемониймейстера, исчезнувшего по выполнении своих обязанностей. Хотя что-то, казалось, мучило его внутри, заставляя чуть пригнуться. Сердце его дрожало и стучало, как сосуды под плащом...
«Неужели он отсёк, выполнив приказ мой?..» – Снова пронеслось в голове у королевы.
- Как вы соблаговолили приказать, - будто бы поймав мысль королевы,проворно и изящно поклонился де Финиций. И все же королева уловила проскользнувшую гримасу боли на его вдруг округлившимся лице. – Принес достоинство свое к твоим ногам, и – возлагаю...
Маркиз подошел к ней ближе и опустился на одно колено. Рука его под плащ скользнула и, расстегнув застежку, вынула из тайного кармана звякающее что-то и протянула ей…
- Он все же их отрезал, отрезал! – Завопил придворный шут Атилий, спрыгивая с пуфа у кровати. Бубенцы на рожках его, набитого дутым тафом колпака зазвонили также пронзительно отвратно, как мяукающий голос.
- Не отрезал, а отсек! – С поучительным высокомерием поправил его граф Эрмидо, перебирая жемчужные нити в миниатюрной яшмовой шкатулке: королева еще не закончила свой туалет – перед приходом гостя выбирались украшения на шею ее величества.
- Так он на коня теперь верхом не сядет долго – как он будет воевать-то да полки свои везти?! – Вздохнула с огорчением графиня де Фрюри за балдахином, оправляя рюши нижней юбки. Ей было искренне жаль Финиция: ее сокровенные места, скрываемые юбкой все еще помнили упругую напористость его отрезанных достоинств.
- Да что там воевать! – Ее величество уже его не оседлает – вот беда! А полки и нанятый полководец, аль иной вельможа поведет… - Язвительно добавила фрейлина Розалина, отрекомендованная этою весною королеве де Финицием.
- Ну да… Теперь война же… Я забыла… - Рассеяно кивнула де Фрюри.
- Ничего, за то грешить не станет больше и огорчать ее величества до слез, греховодник старый!.. – Розалина с легкостью оправила ей фижмы. – Атилий, открой окно, душно очень, али не чувствуешь, бездушный шут?..
- Любовница – не королева, но королева сердца короля! – Позвякивая бубенцами и прикусив кончик языка, шут потянулся к ставням.
Де Финицей, слыша разговоры приближенных, большим усилием воли сдерживал себя: ему страстно хотелось мужчинам надавать пощечин, а не удовлетворенных ныне дам плетью отодрать. Но он преодолевая вновь себя, молвил тихо госпоже своей:
- Я виновен был перед тобой, но исполняя твой приказ хоть трудный, но справедливый – коль он из уст твоих исходный – надеюсь, искупил свою вину…
Королева протянула унизанные жемчугами руки… Ей нестерпимо хотелось снять инкрустированные мелким бриллиантомкрышечки и заглянуть внутрь – увидеть инструменты ее блаженства и боли, еще недавно так пьянящие ее и вызвавшие столь пронзительное отвращение, когда она узнала, что любимый тешил ими не одну ее, королеву…
Но она решила ждать, пока все выйдут прочь и насладиться возмездием с ним наедине.
- Да откройте же окно, господа!.. – Повторила капризным тоном Розалина. – Неужели вы не чувствуете, душно очень?!...
- А может, достопочтенный наш маркиз на носилках на войну пойдут?.. – Атилий с ловкостью пришел на помощь Розалине, и дутые крюки рамы в форме крокодилов с разинутою пастью сразу подались. Массивная фрамуга со скрипом двинулась на них и, в альков королевы ворвался не сильный, но свежий с запахом цветущих яблонь, майский ветер. – Может, им удобнее так будет?..– Язвил все также шут, снимая королевскую фрейлину с подоконника.
- А я бы с удовольствием и со всей проворностью своею, – ехидно отозвался граф Эрмидо, целуя ручку уж несколько стареющей Жанетте де Фрюри, подошедшей к нему, после оправления фижм,– помог нести носилки с присветлейшим маркизом...
- Мерзавец! – Наконец не выдержал Финиций, и, вскочил на ноги, преодолевая боль. – Сейчас тебя вынесут отсюда на носилках!..
Де Финицый в два шага оказался рядом с Эрмидо, и, схватив его за загривок, сорвал взбитый гребнем и рукою с частой буклею парик, сразу же, не дав опомнился, заставил отвесить себе низкий поклон тупым уколом колена под дых. Граф глухо охнул и согнулся. Подбежавший на подмогу шут Атилий был уложен на кровать ударом локтя в грудь...
Дамы, поспешившие на выручку кавалерам были прижаты обеими руками, так недавно ласкавшими их поочередно, к столбам кровати, попирающим свод с балдахином. Но пришедший в себя Эрмино навалился сзади, и, резко зажав в локте горло Финиция, повалил его на пол...
- Нет, брат мой бывший по Амурам, тебя все ж на носилках понесут... – шипел он еще сиплым голосом, – и, боюсь, не на войну...
- А я пособлю носилочки нести, хоть и росточком-то не вышел малость!.. – Завизжал Атилий восторженным голосом, оказавшись верхом на спине маркиза...
Подоспевшие дамы принялись щипать и щекотать бывшего любовника своего, причиняя ему большую боль, нежели удары мужчин...
- Будешь сторожить гарем наш, евнух новоиспеченный!..– Визжали дамы в низошедшем вдруг на них экстазе, словно кошки. – Мы тебе покажем многообразие любви! Уж мы тебя повеселим, потешим – будь уверен!..
- А-ну пошли все прочь, шальное стадо!.. – Неизвестно, чтобы стало с де Финицием, если бы не властный голос королевы.– Свое получил он от меня за вас за всех!.. Оставьте нас в покое!.. – Указательный перст королевы указал на выход. Все, будто бы очнувшись от побойной эйфории покорно встали и направились к дверям. – И на войну пойдет он, как главнокомандующий, да!.. И чести, я уверена, не посрамит он, – раздавался им вслед все тот же властный, но уже спокойный голос, – ни государства, ни моей уж...
И пошел Финицый на войну. И не посрамил ни государства, ни чести своей королевы уж! И верхом скакал не хуже и не тише любого заправского боевого офицера – как и ранее скакал! И убит был меткой пулею врага на поле сражения.
И узнав об этом королева, впала в скорбь глубокою да на целый день... А потом принялась скакать на своих резвых, молодых придворных, как возлюбленный ее с ранних сумерек до позднего рассвета, пока дела государственные не призывали на трон, к бумагам иль на выезд...
Но всю жизнь носила она на груди своей два маленьких серебряных сосуда с достоинствами маркиза де Финиция...

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия