Дом Нины. Verbal via visual

Старый дом и его призрачная хозяйка
рассказывают свою историю. Слова возникают из
фотографий, сделанных авторкой в старом полузаброшенном доме, где когда-то жила дендрологиня
по имени Нина. Видеоряд провоцирует
повествование, чужие воспоминания "считываются из ноосферы" методом "автоматического говорения" (по аналогии с
методом автоматического письма).
Но тогда, летом 2020-го, они не были записаны. Расшифровка по видео (с минимальной правкой) сделана мною только сейчас, в 2024.



Татьяна Виноградова

ДОМ НИНЫ

Вспомнить то, чего не было. Чего быть не должно, но…
Пятидесятые, сороковые… Сад ещё юн, дом ещё нов.
Сдвиг. Во времени. Но что есть время?
Я – не я. Я – та старуха, что здесь жила и умерла… Нет. Я
– та Женщина, красивая и молодая, амбициозная. Я люблю
деревья. Я – Нина. Я склонна к одиночеству. Мне хорошо в
моём саду. Сад, сад: туи, тополя пирамидальные, огромный
старый дуб – мои любимые. А ныне – сныть везде. Но что
такое «ныне»? Я – Нина. я погружаюсь в прошлое, как в сны,
сто раз увиденные и наизусть знакомые, домашние, родные…
Я – Нина. Я посадила дерево, и не одно, и у меня есть дом,
вот этот, маленький. Сполохи воспоминаний. Точнее,
отпечатки чувств…
Пришла. Ещё одна. Я вижу ясно, оттуда – нет, отсюда:
пришла в мой дом, о чем-то думает, пытается коснуться озера
памяти, глубокого и темного, своими несовершенными
словами, как щупальцами… Мне неприятно. Не трогай! не
приближайся. Не смей!.. ДА, это мой сервант, мои часы и
вазы. – Не смей, сказала! – У них своё и время, и
пространство. Своё! Да, заключённое в стекле… нет, в янтаре!
Да, хрупко всё. Разбить, разрушить не составит труда. – Не
трогай! Не твоё. 
Какие странные мгновенья. И свет, и тень… Спасенья нет
от времени. Я подхожу к окну. Скрипит прогнивший пол. Я
открываю створки. Я сижу, сижу склонившись за столом.

Кто это «я»?! – Неважно. 
Я подхожу к окну,  открываю створки присохшие…
Сколько мёртвых ос! Они повсюду – между рамами, на
подоконнике – десятки, сотни мертвых страшных ос!.. 
Я открываю окно. – Нет, не окно: мембрану с
пронизывающим, белым, невыносимым и прекрасным светом -
и слышу жужжанье, и вижу - люпины в солнечных лучах!

В солнечной воде струятся заливистые птицы! Сразу –
пронзительная синева, и солнце…

Нет ни возраста, ни времени вообще, ни места, и этого
посёлка тоже нет, нет ничего, лишь солнечное, теплое
прикосновение к щеке – и рядом сладостно жужжит оса,
живая, не страшная совсем. Она меня не жалит, в отличие от
времени.

Стол надо протереть. И табуретку. И пора полы мести, и –
что ж это я, совсем тут заработалась. И календарь поправить
надо на стене, - вот, почему-то он отклеился, а там на нем –
деревья. Такие прекрасные, могучие, мои. Я понимаю их. Но
этот свет, он слишком ярок.

Жужжание из басовитого
становится почти что ультразвуковым… Всё растворяется в
люпиновом невыносимом свете. Наверное, вот так, примерно,
пчелы видят ультрафиолет. А интересно, видит ли оса
фасеточными, мозаичными своими глазищами вот этот
дивный, ультрафиалковый, ультралюпиновый, нам,
человекам, недоступный?.. 
Я поднимаю голову, встаю из-за стола. Свет из окна – он
меркнет, меркнет, меркнет... И – россыпь мертвых ос. 
 
- Хотите чаю?
…А ещё мне было страшно. Я помню, было очень
страшно: возьмут и придут, и всё отберут… а может быть, меня
убьют… И потому я сделала тут ставни. Я не хотела, они
уродливы и ненадежны, но лучше с ними, чем без них. А в
щели било солнце, всё равно. Такое ласковое и жестокое…
Мне не хотелось вспоминать и думать. Не хотелось, чтоб
приезжали дети, чтобы говорили, мама, ну что же ты, давай,
поедешь к нам, и будем жить… Я не хочу там с ними «просто
тихо жить». Я тут хочу остаться, где мои деревья! Ну и что,
что их сейчас не видно, что сад уже враждебен, одичал, что
сныть везде, и из колодца по ночам доносятся какие-то там
стоны? И печка тоненько свистит в вечерних сумерках? А я и
не топлю её – а всё же, всё же…
О чем это тут я? Простите. Не выспалась. Устала. Вот и
заговариваюсь немного. Хотите чаю? (Нет, хорошо, что ставни есть.)

Кто это говорит? Она или я? Нина или Татьяна? Какой
тут чай?! Тут пыль и прах, и пепел, наверное, ведь печка. И
посуда… Интересно, это так тут со смерти Нины и стоит эта
посуда? И книги. «Педагогическая поэма» (обложка заботливо
подклеена)… «Ракета выходит на орбиту»… Пятидесятые,
шестидесятые, наивный оптимизм. Картинки на стенах:
Москва, Кремль, Айвазовский с Левитаном… Что видела она –
в них? Почему Кремль? Потому что, в сущности, недалеко, и
можно сесть на автобус – вот и расписание на стенке висит, -
а потом на электричку, и ехать да ехать, и Красная площадь,
и мокрая брусчатка, и плакаты с мускулистыми строителями
коммунизма, и свежее небо с живописными кучевыми и
прочими перистыми и так далее, и мороженое в ГУМе, и
редкие ещё автомобили, и счастье, счастье, счастье, разлитое
повсюду - только надо не помнить, что раньше было, надо
деревья выращивать, придумывать новые деревья для
жестоких северных условий, потому что деревья всё прощают,
всё укрывают, потому что страшно в Москве жить, потому что
в посёлке-то спокойнее - чем дальше от начальства, тем
спокойнее, конечно. 

- Хотите чаю? Нет, я тут давно живу одна, родные – те
умерли, а те уехали, ну, сами знаете. – Нет, мне не бывает
одиноко. Я люблю читать, работы много, коллеги приезжают
иногда… Деревья? Они со мною разговаривают. Не верите? А
вот потом, потом… 

Да. Наверное, это всё же она, Нина. При чем тут я – и
деревья? Хотя я, конечно, их очень люблю, и считаю
личностями, терпеливыми и мудрыми, но я же не дендролог!
Она, такая изящная, наливает чай в толстую грубую
чашку. Струя заварки золотится в солнечном луче. 
Со стены глядит модная девушка. Картинка, наверное, из
какого-нибудь журнала. Каким ветром занесло ее в этот
домик, что значила она для Нины? А может быть, девушка
была похожа на неё, ту, молодую, с каблучками по брусчатке,
с неприступным взором, с завитыми, уложенными в прическу
полосами, - и затаённой мечтой, в которой не признаёшься
даже себе, - только ночью, ночью, когда поселок затихает, и
только иногда сова в лесу угукнет, да дерево печально
заскрипит, да что-то заворочается глубоко в колодце – тогда мечта. Запретная. А после приходит страх. И кажется, что дом
опустошен, заброшен, в нем нет никого, совсем. И лишь
случайные пришельцы – сезонные рабочие или бомжи –
ночуют иногда. 

А… где же я? Где я сама? Я – Нина? А она? Незваная
гостья пришла, и смотрит, трогает, - но осторожно трогает, так
вежливо. Побаивается, видно, меня. Я Нина. Но Нины – нет?



август 2020, май 2024




фото авт.




Посмотреть на Youtube:

https://youtu.be/VHYcExnN5vg?feature=shared