По дороге заехали в Художественный театр...

Вы меня непременно сожгите, пожалуйста...
***
Мой друг я все таки умру,
Возможно даже очень скоро,
Не начинай о вечном спора,
И ложь не превращай в игру.

О прошлом я уже не  плачу,
Оно не более чем дым.
Мне жизнь досталась наудачу,
Но я давно был молодым.

И вот теперь мне чаще снится
Те, с кем я был еще знаком,
Не хочет сердце больше биться,
Душа мертвеет холодком.

И каждым днем мне радость реже,
И больше никаких безумств,
Теперь восторгами не брежу,
Остался жалкий ворох  чувств.

Я прост в своих скупых желаньях,
Все как то стало скушно мне,
Я много знал в своих скитаньях
Мне много виделось во сне.

Когда мои глаза закроют
Не трать не время, не слова,
Боюсь меня живым зароют
О Гоголе жива молва.

Он так боялся этих бредней,
А правда это или нет
И перед каждою обедней
Просил у Господа совет.

Я не хотел бы тлеть в могиле,
Мне пеплом как то проще быть,
Пусть память остается в силе,
О прочем можно и забыть.

Но знаю я чрез долги годы,
Меня прочтут, меня поймут
И жизнь я вырву у природы,
Ведь не напрасен был мой труд.

Пусть не услышу я ответа,
Не выпал жребий мне такой,
Я буду не достоин света,
Я только заслужил покой.

«По дороге в крематорий заехали в Художественный театр. Вся труппа и служащие ждали его у подъезда. Затем проехали к Большому театру — там, у колонн, стояло много людей — тоже ждали его. Я думаю, он не удивился бы. Я думаю, он знал: что бы ни приключалось с ним в этих театрах, его любили там искренне». Урна с прахом писателя была захоронена на Новодевичьем кладбище.