Собор Русских Националистов. Картина 3

Сатирическая пьеса в шестнадцати картинах о том,
как зарождался фашизм в России, была написана мною
в 1995 году по горячим следам с документальной точностью.
Все ФИО изменены.


                ПРАВОСЛАВНЫЕ, ЯЗЫЧНИКИ И СИОНИСТЫ

                Лица:

Щучкин Веденей Архипович — полковник внешней разведки в отставке, редактор оппозиционной газеты «Родина-Уродина».

Кальмарин Роман Андреевич — редактор оппозиционной газеты «Здесь русский дух».      

Минтаев Пётр Сергеевич — редактор оппозиционной газеты «Вперёд, соборяне!».

Килькин Альфред Кузьмич — редактор оппозиционной газеты «Моя россияночка».

Омаров Василий Захарович — миллионер, предприниматель, один из спонсоров СРН.

Ледяной Алексей Васильевич — полковник, защитник «Белого дома» в 1993 году, делегат с Урала, председатель регионального отделения СРН.


В номере у Щучкина Кальмарин и Минтаев. Выпивают, закусывают.

Щучкин: - Мне так и не дали выступить, а ведь я записывался. Тунцов говорит: «Я тебя вызову». И не дал слова. Проститутка! Испугались, что я им правду-матку врежу! Лидер наш говорит об объединении, а сам разъединяет. За эти два года, как он возглавил патриотическое движение, столько патриотов отсеялось, благодаря Крокодильникову. Он, что называется, потопил движение. Сегодня в зале сидели всё новые лица, и так на каждом очередном съезде.

Кальмарин: - В президиуме тоже незнакомые лица: Навага, Тунцов. Их раньше никто не видел. Монахиня…

Щучкин: - Монахиня своей речью оскорбила всех патриотов!

Кальмарин: - Она разжигает антисемитизм. И Пушкина оскорбила.

Щучкин: - Она оскорбила весь русский народ. Она работает согласно «Сионским протоколам» - разжигание антисемитизма на руку Сиону. Монахиня провокатор! Чего она там вякнула, что она агент ЦРУ?

Минтаев (шепелявит, во рту не хватает зубов): - Я в редакции недавно. Все говорят, что монахиня цэрэушница. Выступала тут как-то на офицерском собрании, так многие офицеры вставали и уходили.

Щучкин: - Она раскалывает!

Минтаев: - Жила и училась в Америке. Крокодильников привёз её из Сербии. Ей купили квартиру в Москве… Ну, монахиней тут и не пахнет! Она как вошла ко мне в номер, двух минут не пробыла — всё ясно. Баба из неё так и прёт. Ну, баба и всё тут! Ногти из-под рясы крашеные! Монахиня!.. На квартире у неё вечно оргии с казаками…

Щучкин: - Глаза у неё бешеные, не фокусируются. Наркоту она что ли жрёт?

Кальмарин: - Выступление на публике и есть своего рода наркотик. Монахиня психопатическая личность. В нашей патриотической среде вообще полно психопатов.

Минтаев: - И шизофреников.

Щучкин: - И параноиков с манией преследования.

Кальмарин: - Всё по Климову: две мании — мания величия и мания преследования. А этот Сардинкин из Православного братства, он что православный фашист? «Бей их — они не верят в Христа!» Евреев обозвал крысами…

Минтаев: - Да он на ломках. Ему везде крысы мерещатся. Человек на протяжении жизни перенёс 30 онкологических операций. Врубитесь, как его сейчас должно ломать! От всего и от всех.

Щучкин: - Ясно! Наркоман. Ну, выпьем! Слава Сварогу!

Кальмарин: - Слава Сварогу!

Минтаев: - Слава Сварогу!

(Все трое выпивают).

Щучкин (Минтаеву): - Это мы так называемся Православный собор, а на самом деле у нас все язычники собрались. У нас в Питере соборов — пруд пруди, и кругом язычники и партноменклатура.

Минтаев: - У нас в Москве в СРН тоже одни сионисты и партноменклатура.

Щучкин: - Одно не исключает другое: сионисты и партноменклатура в одном лице.

Входит Килькин.

Щучкин: - Вот как раз один из них! (Килькину) Знаем мы, что у тебя жена еврейка! Пить с нами будешь? (Не дожидаясь ответа, наливает Килькину).

Килькин: - Я не пью.

Щучкин: - Или ты с нами пьёшь, или ты сионист и отваливаешь отсюда. (Килькин ухмыляется). Что пришёл послушать наши пьяные разговоры? Роман, ты чего себе мало налил?

Кальмарин: - Да я с пяти утра вчерашнего дня на ногах. Сколько можно пить? Вчера как позвонили в 5.45 в дверь, с тех пор и не сплю…

Щучкин: - И пью… (Объясняет Минтаеву). Романа вчера арестовывать приходили. Он мне звонит в 6 утра: «Веденей Архипович, что делать?» Я говорю: «Не открывай, а когда уйдут, скорей из дома, у тебя поезд, ты едешь на съезд».

Кальмарин: - Я так и сделал. Милиция явилась в 5.45, я не открыл, угрожали взломать дверь, санкции на обыск у них не было, говорят, звоните в прокуратуру за объяснениями.

Щучкин: - А методы-то какие! Энкавэдэшные! В пять утра, когда все спят! Сволочи!

Кальмарин: - Я позвонил в 9 утра в прокуратуру. Имеется магнитная запись телефонного разговора с прокурором. Кассета у Килькина.

Килькин: - Вот она.

Кальмарин: - Прокурор нам объявил, что нашу газету прикрыли. Нам шьют 74-ую статью УК РФ — разжигание межнациональной розни и 70-ую — призыв к свержению существующего строя и пропаганду войны. Параллельно с прокуратурой проверку ведёт ФСК. Нам пытаются пришить уголовщину. Мы расцениваем это как преследование за убеждения. И призываем мы не к свержению существующего строя, а даём читателю чёткое обоснование того, что как в 1917 году банда иудеев-большевиков пришла к власти насильственным путём при поддержке всех внутренних и внешних врагов России, так она и по сей день у власти. Она лишь меняет своё обличье и название, но сохраняет свою сущность. И мы, русские националисты, никогда ни на йоту не верившие ни коммунистической, ни демократической лжи, обязаны прояснять сознание народа.

Килькин: - Кое-кто считает, что ваша газета «Здесь русский дух» имеет антихристианскую, антиправославную направленность, а сами вы язычники.

Кальмарин: - Язычество и «Ветхий завет» (иудаизм) явления взаимоисключающие. Языческий значит народный. Тысячу лет церковники делали всё, чтобы придать этому слову ругательный, отрицательный смысл, но у них ничего не вышло. В нашей дохристианской вере нет ничего позорного, и мы не имеем права стыдиться мировоззрения наших далёких пращуров. Христианство же за последние две тысячи лет своего существования отбросило человечество далеко назад в смысле верного и единственно правильного осмысления своего прошлого и лишило возможности человечество нравственного и духовного совершенствования личности. И сегодня в наше тревожное время Церковь призывает к спасению через туманное воцерковление. Это когда должно противостоять бездумной и безответственной вере — Знание, мракобесию и невежеству — Сила Человеческого Разума, накопительству и ростовщичеству — бескорыстие и общинный дух, поползновению врага — яростный и беспощадный отпор!

Килькин: - Да вы атеисты!

Кальмарин: - Мы не атеисты и не враги Православия. Мы с полным правом русских людей требуем от Церкви выполнения её прямых обязанностей по защите интересов русского народа. Православие должно быть отделено от государства, а не от народа.

Килькин: - А вот Крокодильников считает иначе. Они хотят объединить Православие и государство.

Кальмарин: - Это чтобы преподавать в школе Библию? Но у нас есть Русские Веды! Это наша древнеславянская священная книга. Её надо преподавать в школах, а не ветхозаветные писания.  Огосударствление Церкви поставит русский народ на колени, в позу, при которой нас легче будет насиловать и добивать, рассчитывая, что у русского человека нет предела терпению. И религия, Православие будет воспитывать это терпение, культивировать его, поощрять и прививать. Из нас будут делать и уже делают рабов, покорных, смиренных, всепрощающих, которые должны постоянно чувствовать свою вину и каяться, каяться… Кому? Да в тех же православных церквах  тем же крещёным иудейским попам-сексотам. Вот за такую нашу позицию нас преследуют и прикрывают. Любой власти выгодно держать народ в повиновении, в наше время это будет удобно и выгодно осуществить с помощью идеи, опирающейся, как на костыль, на Православие.

Минтаев: - Мы обязательно дадим сообщение в следующем номере «Вперёд, соборяне!» о вашей ситуации.

Щучкин: - Сейчас они за всех националистов возьмутся. Необходимо организовать защиту газеты, направить письмо в прокуратуру от Собора Русских Националистов.

Минтаев: - Я передам Крокодильникову. Думаю, с письмом в защиту газеты проблем не будет, он же обещал защищать всех национал-патриотов.

Щучкин: - Вот и посмотрим, как наш национальный лидер сдержит своё слово. Ну, что, Килькин? Ты пьёшь с нами или ты еврей и отваливаешь? Я налил тебе, пей! Вот интересно, он выпьет или он всё-таки еврей? (Килькин встаёт и уходит). Ага!!! Я говорил, что он сионист! Вот чего он приходил? Чего?

Кальмарин: - Он мне кассету вернул.

Щучкин: - Ходит тут, шпионит. Что я не знаю?

Входит Омаров.

Омаров: - Архипыч, дай-ка свеженьких номеров.

Щучкин (суетится, даёт Омарову несколько номеров газеты «Родина-Уродина»): - Бери, бери, тебе сколько? Выпей с нами, Вася. (Омаров опрокидывает стакан водки). А вы гостиницу собираетесь нам оплачивать? Москвичам оплатили, и дорога у них бесплатная. А мы, питерцы, что, сами должны всё оплачивать?

Омаров: - Если вы патриоты, то должны сами за всё платить. Никто вам ничего не должен. Ни я, ни Крокодильников. Почему Крокодильников должен за всех платить? Почему я должен?

Щучкин: - Но мы же договорились! Проезд за свой счёт, а гостиницу и питание нам оплатят. Приезжаем, а с нас берут за гостиницу. Как же так? Если б знали с самого начала, не поехали б!

Омаров: - Ну, так и не ехали б!

Щучкин (жалобно): - У нас денег нет… Нам обратно не на что ехать…

Омаров: - У меня тоже денег нет!

Щучкин (угрожающе): - Ах, ты!..

Омаров: - Ну, ладно, ладно… (Пятится к двери). Можно ведь и по-хорошему договориться…

                Продолжение следует
                http://stihi.ru/2024/05/22/2493