По закону сансары

Из приоткрытого окна старенькой музыкальной школы долетали сбивчивые обрывки какого-то музыкального произведения. Нежное майское солнышко перебирало своими тёплыми лучистыми руками молодую сочную листву тополей. За эти долгие двадцать лет они не могли не стать хоть чуточку выше, но почему-то казались теперь маленькими, как и весь двор возле школы: небольшая березовая рощица и старенькая панельная пятиэтажка, над которой сбоку нависали монументальные сталинские дома. Тёмные, серовато-коричневые громадины с большими сводчатыми окнами, они снисходительно взирали на шумный многополосный проспект с одной стороны, а с другой - на ту самую пятиэтажную «панельку».
Из окон «музыкалки» лилась уже другая мелодия. Стройная непрерывная игра со всеми нужными паузами выдавала руку опытного музыканта. «Лунная соната» - вспомнилось название этой вечной классики. Женя закрыла глаза.
Словно и не было этих нескольких десятков прошедших с той поры лет. Она вновь очутилась на небольшой асфальтовой площадке возле «музыкалки». Стоит душистый, цветистый, самый любимый месяц - май. Любимый, потому что ещё чуть-чуть и начнутся летние каникулы. Тогда эти три месяца казались такими длинными, нескончаемыми. Это была целая жизнь, наполненная массой событий: развлечений и приключений. На пустыре поблизости собирались всей окрестной детворой, пекли вкуснейшую картошку, потом ели её, ещё обжигающую, плохо очищенную от черной угольной корочки. А потом, приходя домой, чумазые и счастливые, оставляли повсюду следы от черных ладошек. А сколько подбитых из самодельных луков соседей стали нашими жертвами после выхода фильма «Робин Гуд».
 И там, как и сейчас, «Лунная соната» и светит солнце, окутывая растрепанные волосы девчонок в золотисто-медное облачко, которое иногда скачет, взлетает вверх и плавно парит вниз. Это девчонки, раскрасневшиеся, со счастливыми лицами играют в «резиночку». Какие только замысловатые фигуры не выписывают шустрые детские ноги, подпрыгивая через натянутые резинки всё выше и выше.
Женя, увлечённая игрой, не сразу замечает скорбную фигурку в углу площадки. Девочка лет восьми-девяти, очень тоненькая и очень бледная - частый молчаливый свидетель весёлой детской забавы. Грустная улыбка едва заметна на её бескровных губах, на полупрозрачном, лишённом румянца лице видны голубоватые тонкие сосуды. Кажется, что только в больших, тёмных глазах ещё теплится искорка жизни. Во всяком случае, когда Таня вот так, как сейчас, наблюдает за неистово скачущими сверстницами, слышит их возгласы радости от победы или огорчения от поражения, в её таких не по-детски  уставших, потухших глазах, загораются иногда огоньки. А, может, это отражаются в них золотистые, пляшущие как солнечные зайчики, девчачьи локоны. У самой Тани волос почти нет, а те редкие, что остались, имеют тусклый серый цвет и похожи на тонкие пуховые паутинки. Зато какой-то непонятный, не золотой, солнечный, а лунный, неземной свет лучится вокруг её головы.
Все дети знают, что Тане нельзя с ними бегать и прыгать, она очень устаёт и даже с трудом поднимается к себе домой на пятый этаж. До этого у неё совсем не было волос и она ходила в платочке. Волосы выпали оттого, что Таню лечили какими-то сильными лекарствами. Женя, как и другие девочки, слышала, что болезнь Тани называется лейкемия и что за этим непонятным словом скрывается малокровие, но всё равно не понимала, что с Таней. Просто все знали, что она болеет и даже может умереть. Это было именно просто знание, без анализа, без переживаний. Никто из детей ещё не сталкивался со смертью близких людей и само понятие это было какое-то туманное, неосязаемое. Так и жили.
Спустя какое-то время Таня перестала появляться во дворе. Женя иногда приходила к ней домой, чтобы поиграть. Они не были подружками, но почему-то Жене казалось это очень важным - приходить к Тане. Её семья жила в крохотной однокомнатной квартирке. Там было очень светло и очень чисто. Не было разбросанных игрушек, книжек. Всё аккуратно сложенное лежало на своих местах. Внутри этих стен и был заключён весь мир больного ребёнка, а Женя, фантазёрка и большая выдумщица, расширяла его границы и тётя Лена, мама Тани, была этому очень рада.
Прошло какое-то время. Таня становилась всё слабее, чаще лежала в кровати, и всё же Женя иногда забегала к ней после школы, но в один из дней дверь открыла заплаканная тётя Лена с чёрной повязкой на голове и сказала, что Танечки больше нет.
В этот раз Женя не бежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, как обычно. Она спускалась задумчиво, медленно ведя рукой по перилам, пытаясь осознать смысл сказанного. Что значит больше нет? Вспомнилось белое, как первый снег, Танино лицо, слабая жилка, которая билась на её хрупкой, как будто бумажной, шейке, и её улыбка, когда Женя рассказывала что-то смешное. И теперь ничего этого нет? Где теперь Таня и где все те, кто умирает?
«Матушка-земля, белая березонькаааааа....» : бахнуло многоголосым детским хором из окна, заглушая и «Лунную сонату» и вообще все звуки в округе. Женя вздрогнула, открыла глаза, и видение из  прошлого бесследно растаяло. «Жизнь продолжается. Так было до нас и так будет после нас. - подумала она. - А, может, и мы будем после нас. По закону Сансары»....

20.05.2024