Рассказы о Крысе

Рассказы о Крысе

https://vk.com/video406032472_456239881

1. Крыс и блоха.

Бежал по полю Серый Крыс. Шуршали опавшие листья, травинки сгибались под лапами. С одной из них соскочила блоха.
- Уууф! – фыркнула она налету.
- Ты кто и чего тебе от меня надо?! – недовольно обернулся на бегу Крыс.
- Я блошка. А нужно мне всего лишь немного тепла…
- А мне что за дело? И какой от тебя прок?
Крыс был явно не в восторге от того, что какая-то ничтожная блоха отвлекает его от важного бега.
- Ну, возьми меня с собой… - взмолилась блоха. – Согрей… Подвези до края поля… Лапы совсем онемели от холода, бежать не могу… Я тебя веселить буду – песенки петь…
- Ладно, сиди… - буркнул Крыс. – Только песенок не надо – я занят важными мыслями…
- Какими это? – подползла ближе к уху блошка.
- Ну, например, почему деревянная щепка не тонет, а песчинка или камень на дно идут?
- И почему же?
- Материя другая… - Крыс поднял блестящие глазки в небо. – Не мешай мне, говорю! – он раздраженно отбросил блошку от уха.
Блошка весело попрыгивала на крысьей спине. Серые, густые шерстинки грели замерзшие в осенней росе лапки…
-Эээх-ха, эээх-ха… - вырывались радостные выдохи.
Крыс обернулся, прикусил губу, но промолчал на этот раз.
Поле было бескрайнее, дорога дальняя, блошке захотелось есть… Она осторожно прокусила тонкую крысью шкурку…
- Эй, что ты там делаешь? – почесал лапой под ребром Крыс.
-Уф… - повалилась на бок, отдуваясь, блошка. –Пью теплый красный кисель…Ик-а…
- Это же моя кровь! – Крыс приостановился, схватил лежащий на пути березовый прутик и замахнулся назад.
- Но я всего лишь одну капельку, - увернулась блошка. – Что тебе, жалко?
- Хвост с тобой! – ругнулся, отбросив прут, Крыс. Ему было некогда даже почесаться. Через четверть версты блошка снова полакомилась красной кисельной капелькой. Крыс скрипнул оранжевым зубом, и вновь погрузился в свои важные мысли. Теперь он решал важную задачу: как бы одним ржаным зернышком накормить несколько крысиных семей? Он почти уже нашел решение, как вдруг над их головами раздались тяжелые хлопки крыльев.
- Сова! Мне конец… - подумал, ускоряя бег, Крыс. – До норы еще так далеко…
- Да не беги ты, заметит… - пропищала из шерстинок блошка. – Приостановись…
Сова опускалась все ниже.Все ближе и ближе были ее черные острые когти. Все громче и громче щелкал огромный, согнутый клюв. Все больше и больше растилась по полю покрывалом ее тень…
- Уф! Уф! Уф! – уже над самыми их ушами ухало крылатое чудовище.
Крыс зажмурился.
- Эй!Уфать – моя прерогатива! –замахала лапками блошка.
- Ишь ты, насосалась из меня мудрых мыслей, малявка… - подумал Крыс, не открывая глаз.
- Ну, лети на меня, тварь крылатая, лети! – пищала блоха до хрипоты.
- Вот расхрабрилась-то, дура! – досадовал про себя Серый. – Сейчас сожрут меня вместе с ней и не успею мудростей додумать… И почему у нас крыльев нет, как у мышей летучих?..
Он открыл глаза когда все стихло. Совы не было видно. Блошки – не слышно. Крыс поспешил дальше.
- Так о чем это я думал? – он хотел почесать бок, но его никто не кусал. – Почему крысы не летают? Потому что у них нет крыльев… А почему у них нет крыльев?..
Но новая мысль на сей счет не шла – свежая кровь к мозгам не притекала…
11.10.2012
;
2. Соломинка.

- Ну, берись за мое ухо и пошли… - Крыс встал подле меня, сунув холодный, тонкий хрящ в мою ладонь.
Я осторожно сжала пальцы.
- Берись крепче – не бойся…
Тонкая соломинка чуть прогибалась под нашими ногами.
- Не думай о падении, - подбодрил меня Андар. – Смотри вперед и шире шаг! Будешь думать, что упадешь – упадешь обязательно! Чего ждешь, то и случается…
Тихий, уверенный голос успокаивал напряженную душу, как водная рябь, плещущаяся под нами о прозрачные, граненые стены.
- Даже если наклонить стакан, вода не разольется, ее может удержать тонкий бумажный листик… Помнишь опыт на уроке физики?
- Помню, - кивнула я.
- Все можно сдержать и все можно расплескать в этом мире, надо только сознавать – для чего и зачем?..
Черное, словно густая, бархатная шерстка Андара, небо, куполом раскрылось над соломенной крышей. Ветхая, приземистая избушка взирала на звездную высь всеми своими дырами и щелями… Весь огромный, многообразный мир сузился, сосредоточился сейчас на этой крохотной избенке. Одна вселенная тянулась к другой, силясь слиться с ней воедино.
В край стакана упиралась смолянистая чердачная доска.
- Спрыгивай на нее… Держу. – крысиная лапка казалась хрупкой, но держала крепко. – Не бойся споткнуться, Крыска, ползи ввысь, и достигнешь высоты…
Доска круто поднималась вверх к сквозной дыре во взъерошенной соломе.
- А теперь, хватайся за меня и держись, Ушастая!..
«Почему «Ушастая»? – подумала я налету. – Неужели у меня большие уши?!..»
- У настоящих Крыс всегда большие уши!.. – усмехнулся Андар, плавно взмахивая крыльями. – Только они невидимы…
- Почему невидимы?
- Потому что внутри, как мысли…
- Ты и вправду читаешь мои мысли…  - я держалась за тонкие мягкие волоски, с горечью сознавая, что причиняю ему боль.
- Ну, да, как и ты мои… И не думай о боли… Иногда она нужна, чтобы почувствовать себя живым… - он плавно опустил меня на пол.

---
- Крыс, а Крыс… Зачем тебе такие длинные уши?
- Как зачем?! Чтобы слышать, как вращается земля, и знать, когда она с оси сорвется…
- И что, когда услышишь и узнаешь?..
- Как что?! Дерево, вон, упадет и хвост придавит – никуда не отбежишь.
- Ну, а так?..
- В сторонку отойду, не торопясь…
;
3. Сандалия.

Я шагнула на самый дальний извилистый волос справа от меня. Он немного прогнулся под моей босой ногой. От его лакированной, чуть липковатой поверхности исходило приятное тепло, как от только что надоенного парного молока. Легкий пар нежно обволакивал стопы, и, через несколько шагов я почувствовала, что кожа пяток успокаивается и перестает чесаться.
Сандаль из мягкой козьей кожи ступила на ручеек, текущий параллельно с моим.
«А ты почему ступил на другую тропку?». Я сжала покрепче ладонь учителя.
«Рано нам еще по одной тропе идти, Крыска…». Он недовольно сдвинул брови, но сжал мою руку в ответ, и я вновь услышала в голове тихий и уверенный голос: «Ну, сказал же – не выпущу…».
Его взгляд был устремлен вдаль – на крутой пригорок, где наши смоляные ручейки поднимались и тонули в раскаленной желтой жиже. Узкие перепонки сандалий растянулись и стали на пару вершков выше подъема учителя. Широкие, обшитые золотой нитью, подошвы отставали и хлопали по его ногам. Из-под красноватой, немного сморщенной пятки виднелся угловатый, с выпученными жабьими глазами профиль.
«Андар, а кто это?» - отвлеклась я на мгновение от необычного пути.
«Это? – снова нахмурился, не сводя глаз с горизонта, Крыс. – Это – знатный плагиатор…»
«Кто?» - переспросила я, забыв значение латинского слова.
«Похититель», - пояснил Андар.
«И что же он похитил?»
«Идею».
«У кого?»
«У гения».
«У какого гения?» - не унималась я.
«Не важно…».
Я видела, что учитель, как всегда, погружен в размышления, и не настроен давать подробные ответы на мои бесконечные вопросы, желая и надеясь, что я найду их сама. Но любопытство и нетерпение щекотали и жгли под ложечкой, будто огонь пятки…
«Но, если обворованный гений, у него должна быть тьма идей!»
«И что? Это повод воровать?»
«Нет…» - согласилась я.
«И вообще, не так уж много гениев, у которых не меряно идей. Бывает одна, но истинная…»

;
4. Быррррр!

Забрел как-то один знатный Крыс в ресторан…
- Что пожелает месье? – склонился перед ним официант.
- Сыру мне… Что ж еще может желать благородный Крыс в пищевых заведениях?.. – немного возмущенно пожал плечами тот.
- Какой сорт изволите отведать и с чем? – достал из фартука блокнот и приготовился записывать официант.
- Я, признаться, в первый раз в Парижу вашем… - смущенно признался Крыс. – И с кухней вашей не вполне еще знаком… Подайте самый лучший и без ничего пока…
- Сию минуту, - поклонился официант и удалился.
Через минуту он уже разрезал перед гостем заведения странным раздвоенным ножом не менее странное, покрытое синими жилками плесени желе.
- Быррррр… - брезгливо поморщился Крыс. – Что это за дрянь?!..
- Наш знаменитый сыр Рокфор…
- Не, браток, - отвернулся от фарфоровой блюдца посетитель. – Я это есть не буду! Я, все-таки, не нищий тебе какой…
И хоть у Крыса с самого утра урчало в животе, а от заплесневевшего желе исходил приятный сырный запах, Крыс нашел в себе силы еще раз пренебрежительно фыркнуть – Быррррр!.. Подай-ка что-нибудь хрустящего… Да поживее!
- Хрустящего?.. – задумался официант.
- Дас… И эту гадость убери-ка с глаз…
- Сию минуту, - все так же не возместимо и учтиво поклонился официант и удалился.
Еще через мгновенье Крыс аппетитно хрустел свежеиспеченным багетом, облитым белой, нежной пастилой с тем же, щекочущим в носу сырным запахом. Но обращать внимание на запах не было уже ни сил, ни времени.
- Ну, вот же, - сказал, дожевывая последний кусок и запивая его красным десертным вином, Крыс. – Совсем другое дело! А то совал такую дрянь…
- Но это – тот же сыр – Рокфор, месье…
- Как – тот же сыр?!.. – испугался было Крыс за свой желудок и хотел брезгливо фыркнуть «Быррррр!..», но почувствовав мирное урчанье в животе, немного успокоился.
- Да, тот же сыр, месье… - заверил учтивый официант. – Излюбленное лакомство всех высокопоставленных особ сраны, и даже львов…
- И даже львов?.. – переспросил польщенный Крыс. – Хм… Странно, весьма странно… Но все же, надо признать, очень вкусно… - довольно облизнулся он… «Быррррр!..» - последовала вслед за этим сытая отрыжка.
15.12.2013
;
5. Хвост времени.

По ту сторону ее раздумий раздался щелчок и хлюпающий клокот. Кто-то острыми, массивными зубами жевал что-то склизкое и мягкое и длительно  заглядывал в себя.
- Уроборос снова проглотил свой хвост, - торжественно и глухо объявил Крыс. – Начался новый виток…
- Новый виток чего? – недоуменно спросила Крыса.
- Времени… - пояснил черный Крыс. – Нового времени…
- А разве время может быть старым или новым? – Крыса почти физически почувствовала, как где-то на середине ее спины сереет один или два волоска…
- Может, для живых и мудрых. – серые глаза Ушастого светились в темноте. – Для остальных оно бессменный часовой, который все стоит на месте с одним ружьем, в  промозглых сапогах....
Уроборос отрыгнул с натугой и выплюнул свой хвост на кромку бездны...
16.09.2016
;
6. Крыс и жизнь.

- Крыс, а мы с тобою где?
- Мы в жизни.
- А что такое жизнь, и где она и как ее с иным не спутать?
- А жизнь меж остом и вестом ворсинкою трепещет, и это когда ухо твое чует, как шуршит хвост того, кого ты любишь по мягкой, шелковистой мураве.
- Крыс, а ты меня любишь?
- А любить, это ползти вперед, хвостом колючки подметая, чтоб не вонзились они в того, кто за тобой...
- Так что же ты хвостом колючки не метешь, ведь ты же впереди?
- Ну, зачем же мне мести?.. Я что, дворник, что ли?! Я давно их грудью все собрал... Так что ползи вперед по мягкой и душистой мураве!..
11.11.2016 02:04
;
7. (Отрывок из повести «Нимб Андара»)

Яркие, желто-белые квадраты решетки отражались на стене. Солнечные лучи пробивались сквозь щели между потными парчовыми шторами и оконными проемами, отпечатывая прямоугольники света на бледной кремовой штукатурке.
Палата-класс был почти пуст. Полтора десятка девиц-студенток занимали меньше половины второго ряда.
- Хм… - дернула меня за рукав Дивачка. – Формашка у студиек, точняк, как в наших казёнках… Только у нас – коричневая с фартушнёй…
- Ага… - кивнула я, мало что поняв из этого замечания.
- И нам уже позволено выше чашечек… - продолжала повествовать Тася, указывая взглядом на свою юбку.
- Так, так… Добра… - поддакивала я, давая понять, что сейчас не время говорить о моде…
За небольшим зеркальным столиком сидел, покручивая в руках перо, человек. Полы темно-синего сукна его камзола не доставали до полу двух-трех вершков, скрывая под собою круглый, расшитый золотым узором, стульчик. Белоснежные, слегка примятые кружева рубашки обрамляли массивную шею. Звучал тихий, немного застенчивый, но уверенный голос.
- Согласно Платону, избыток чего-либо приводит к своей противоположности. Поэтому избыток свободы, считает Платон, приводит к рабству, тирания рождается из демократии как высочайшей свободы. Сначала, при установлении тирании, тиран улыбается и обнимает всех, с кем встречается, не называет себя тираном, обещает многое в частном и общем, освобождает от долгов, народу и близким к себе раздает земли и притворяется милостивым и кротким в отношении ко всем. Постепенно тиран уничтожает всех своих противников, пока не останется у него ни друзей, ни врагов, от которых можно было бы ожидать какой-либо пользы… Ааа… Полина Николаевна, – мимолетная улыбка чуть тронула уголки губ профессора. – Рад, весьма рад снова видеть вас! Проходите в аудиторию… И вы, сударыни, прошу, занимайте свободные места…
Смущенные до покраснения щек босоногие сударыни торопливо уселись за парты. Я заняла свое место во втором ряду слева, поставив у скамьи ружье.
- С нами еще один, необычный слушатель, пан, профессор… - кивнула я на Ваську, стоявшего с Ирой у входа.
- А ему по силам будет спокойно посидеть хотя бы какое-то время?
- Думаю, да…
- Ён у меня тіхій, дэлікатный… - продолжала заступаться за своего друга Ира.
- Ну, тогда – прошу… - указал взглядом на лавки профессор.
Циркачка села с краю первого ряда. Медведь привычно лег подле нее, возложив голову на колено хозяйки.
- Итак, будут ли вопросы ко мне? – профессор терпеливо выждал, когда затихнет топот и перестанут хлопать и скрежетать парты.
- Можно? – со скамьи поднялась бледнолицая худенькая в синей атласной кофте девушка.
- Да, конечно…
- Всегда ли нужно указывать критерии, говоря о свободе?
- Всегда! И прошу заметить, что в человеческой истории этих критерий не было и нет… - он прикрыл губы, подперев неширокой ладонью лицо.
- Это значит, что индивид никогда не был и не будет свободен? – за грудным, хриплым голосом за моей спиной последовал скрип парты.
- Увы… - развел руками профессор. – Абсолютно – никогда.
- Дык навошта ж нам біцьпаноў, уздымацьпаўстанні?! – девчонка, лет двенадцати, пополнившая прошлой ночью мою группу, ударила маленьким кулачком по парте. Стеклянный чернильный бочонок зазвенев, задрожал, но остался в железных завитках подставки.
- Не забывайте обозначать рамки, говоря о свободе, барышня, - снисходительно улыбнулся профессор. – Как бы парадоксально это не звучало…
- Гэта як? – редкие, длинные ресницы девушки часто заморгали, открывая и закрывая зеленые, прозрачные глаза.
- А так, - вмешалась в разговор Перепрыжка. – Ты б маглаўчорапайсці да дому, а пайшла з намі...
- Дык усепайшлі...
- Да, верно, - кивнул Наде профессор. – Это – свобода выбора…
«Перепрыжка-недопрыжка…» - промелькнуло у меня в уме.
- Тады і ў паноўёсцьвыбар: здзекаваццанаднамі, альбоарацьзямлю...
- Будуцьянытабеараць! Як жа... Чакай... Каліпевеньсалоўкайзаспявае...
- Навоштаімараць, калі ў іхёсць мы?!..
- Высшие сословье, в большинстве своем – рабы собственной подлости… - задумчиво произнес профессор.
- Як гэта? Паны – ды рабы?!..
- Турецкий султан волен дать команду своим слугам стрелять по луне, и может приказать построить дворец…
- І вольны загадацьначапіць ошейник...- раздался вздох циркачки. – І трымаць на цепи...
- Это и есть – рабство собственной подлости. Свобода – большая ответственность и работа. А рабы не выносят, боятся ответственности. Рабы бегут от свободы. Всегда.
;
8. Вредная крысина.

Вредная, лысая,
Старая крысина
Паслась без угара
В прилавках базара.
Вредная, лысая,
Старая крысина
Грызла сыр, мясо
И денежку в кассах.
Вредная, лысая,
Старая крысина
Любила сметану,
Хурму и бананы.
Вредная, лысая,
Старая крысина
Брала у людишек
Случайный излишек.
Вредная, лысая,
Старая крысина
Однажды в корзину
Залезла, скотина.
Вредная, лысая,
Старая крысина
В ней яйца сосала,
А хвост не убрала…
Вредную, лысую,
Старую крысину
Словно веревку,
Как дернет торговка…
Бедная, лысая,
Серая крысина
Лапки сложила,
Торговку взмолила:
«Помилуй, хозяйка!
Свободу мне дай-ка…
А я что добуду
С тобой делить буду…»
Две серые хари
Живут на базаре,
Живут припевая,
Навар разделяя…
;
9. Крыс и зерно.

У Крыса было все в норе. Не хватало праздника и света, будто тучи затянули небо, и, густо золою шерстку… Не доставало воздуха ни его тонкой, чуткой коже, нинатянутой до писка хорде…
Зверь жил один. Не потому что ни с кем не мог ужиться: он был добрым, честным, справедливым, мудрым, и, конечно же – запасливым, – как все его собратья, но кусал уж больно сильно уши за безделье и глупость – качества, присущие скорее человеческой натуре, нежели звериной.
У Крыса было бездны умных и полезных мыслей. Зверям он мог еще их передать: расчесыванием шерсти, теми же покусываниемушей, и, даже через мысли, а вот млекопитающим прямоходящим – никак: знаков начертания их не знал он, а звуки из гортани их были столь ему неясны, что походили на шипение подползающей змеи, и, скорей отпугивали и заставляли убегать, нежели прислушиваться и учить их…
Замысловатые следы, нацарапанные палочкой на тонкой, напоминающей запах  свежего сыра, бумаге, петляющие тонкой нитью следы, выучить не трудно, сложней представить образы предметов и существ, таящихся за ними...
Крыс, погруженный в эти размышления, взбирался по еловому стволу, освещенному лучом луны к макушке дерева, чтобы разглядеть, нет ли где поблизости полезного предмета, который поднял настроение бы ему, и, в то же время пригодился бы в хозяйстве.
Лес шелестел и шуршал своими легкими – листьями и колючками деревьев, и, жил своею жизнью – заботами, страхами и бедами своих зверей – больших (соразмерно взгляду Крыса), и маленьких. Серые, внимательные глазки Крыса блуждали от кустика к кустику, от деревца к деревцу, всматриваясь в каждую, чем-то приметную веточку, или выступающий из земли, и, поднимающий, будто мягкую перину, мох, корешок. Но ничто не задерживало его взор необычностью своей.
Наконец, на удержавшимся в порошах и ветрах, листе бузины, Крыс приметил семя. Продолговатая, желтая, будто бы отщепившееся крошка луча, качалась на пожухлом, но всё ж еще мягком, теплом ложе, в ожидании чего-то...
Поспешно Крыс спустился со ствола, цепляясь за прожилки коры. Спрыгнул с округлого, шершавого нароста в снег, и опрометью кинулся к нагой, трясущейся осине, к которой прислонилась, будто бы желая чем-нибудь утешить, бузина...
- Не меня ли ждет оно? Не тепла ль моих лапок, не заботы ли моей?– В согревшем его сердце проблеске надежды, подумал Крыс. – Оно так долго тут лежало и не слетело в землю, не упало меж корней, не высохло, превратившись в мертвую пещинку – вон, виднеются еще зеленые прожилки в пожелтевшей кожице его... и само оно не твердое, как слюдяная крошка из песка, а проминается под коготком моим, чуть прилипая к лапке...
Крыс спрятал зернышко за щеку, чтобы больше отогреть его и побежал к себе в нору. Зерно, подпрыгивая меж острых, тонких, крысьих зубок, приятно щекотало кожу, будто бы лаская и благодаря зверька… Закаленное в жизненных перипетиях, опасностях и страхах сердце Крыса билось чаще, чем обычно в благостном томлении и ожидании чего-то необычного…
Крыс бережно зарыл зерно в норе, полил растопленным за теплыми щеками снегом, и проделал маленькую дырку вверху своего жилища, чтобы дать возможность всходу тянуться к солнцу: ведь всё питается не от одной земли и заботы обитателей ее, но и от неба – его сил, вибраций и тепла…
На утро праздника пробился из земли прямо у лежанки Крыса ни росток дерева или куста, ни цветок, и ни травинка – тонкий и упругий, как струна, луч света устремлялся к небу, и, достигая золотой головки солнца, прирастал к ней, будто стебель, с нежною, но неотступной силой притягивая к своей почве, приближая к родному лесу, и спасшему его от гибели существу весну и праздник пробуждения силы жизни…

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия

https://vk.com/video406032472_456239881