Цугцванг 8

8 СЕРИЯ

1999

Городская филармония, концерт близится к завершению. Дива вздымает грудь, смычки содрогаются, дирижер дергает палочкой в припадке. Тагиров (лет 55) сидит в ближайшей ложе, смотрит в бинокль, который тут не требуется, но его занимает блондинка (лет 35) в такой же ложе напротив, через сцену, он открыто целится в нее, поправляет окуляры, кажется, может взять ее за нос и поцеловать в полные губки. Блондинка с мушкой на щеке, вылитая Мерлин Монро, отвечает улыбкой. Она в своей ложе не одна, он тоже. Не дожидаясь криков браво и оваций, Тагиров покидает ложу в сопровождении охранников, которые напоминают воспитанных горилл, посетивших зачем-то Оперный театр. Наверняка, они считают фанатов музыки дикарями. Тагиров выходит в фойе, собираясь пройти вокруг сцены, и сразу попадает под блики фотокамер. К нему бросается администратор.
- Рустам Ахметович! Драгоценный вы наш! Прошу за мной. Как вам понравился концерт?..
Тагиров указывает охранникам на администратора, который разве что хвостом не виляет. Бизнесмен надеется на романтическое приключение, это все мешает.
- Цветы отнесите! Куда скажет. Ждите в машине.
Администратор видит его замешательство, пытается поймать за рукав.
- Что вы, что вы! Рустам Ахметович, такая честь. Стол накрыт в банкетном зале, специально для вас, спонсор вы наш драгоценный, – администратор успевает кланяться и улыбаться журналистам, которых сдерживают охранники. – Вас ждут, артисты народные, мэр обещался подъехать, телевидение…
- Некогда, уважаемый. Я тут пройду вокруг сцены? Мое почтение! Завтра пришлю менеджера и юриста, бумаги оформят. Дела! В следующий раз. – Тагиров скрывается за дверью, ведущей в артистические уборные, назойливый администратор и телохранитель ныряют за ним. Вдруг – перст судьбы!? – навстречу попадает та самая блондинка, за ней следует уголовник, которого Ломброзо непременно отправил бы на гильотину. Наверно, телохранитель, нанятый блондинкой в качестве пугала. Тот держит на руке женскую шубку. Видимо, она свой человек, или чья-то знакомая, сидела в лучшей ложе и предпочла не толкаться среди публики.
- Саша! – подзывает телохранителя, который все еще с букетом, никак не может вручить администратору и отделаться. – Дай сюда.
Тагиров выхватывает букет и протягивает проходящей мимо блондинке.
- Примите, пожалуйста, в знак восхищения.
- О, майн гот! – она останавливается, словно только сейчас заметила. 
Блондинка тут же передает цветы уголовнику, шарит рукой в сумочке, протягивает визитку и, одарив благосклонной улыбкой, скрывается в дамской уборной, телохранитель встает на стороже в дверях. Администратор, дождавшись окончания романтического эпизода, все еще надеется уговорить. Тагиров не слушает, рассматривает визитку на английском языке, в котором он вовсе не силен.
- Это кто? – он смотрит на уголовника с дамской шубой в руках, администратор понимает.
- Очень богатая особа, проездом по России, НКО. Миссис Ланж! Ингрид Ланж. Богатая американка, раздает гранты юным талантам, деятелям культуры. Она проездом на Дальний Восток, потом, кажется, в Китай или Японию, посещает достопримечательности.
- А это что за хмырь с нею?
Уголовник злобно смотрит. Не любит музыку, это точно.
- Рустам Ахметович! – администратор всплескивает руками, но говорит тихо. – Откуда мне знать? Наемный шофер, слуга. Кто-то должен охранять красивое тело. Окажите честь, хоть на пять слов! Не обижайте артистов, вас уважают. Пресс-конференцию можем организовать, отзывы в прессе, они сами дадут интервью, телевидение ведет съемку, очень эффектно. Отечественный меценат раздает автографы вместе с деятелями культуры.
- В следующий раз, сегодня некогда, извините!
Не слушая более увещеваний, Тагиров в сопровождении удаляется через служебный ход, садится в лимузин, сразу достает телефон, и первым делом набирает номер с визитной карточки.



Поздний вечер. Кортеж из двух машин заезжает во двор многоквартирного дома. Тагиров в черном лайковом плаще с белым шарфом на шее, в шляпе с полями, в сопровождении вооруженной охраны заходит в подъезд. Охранники объясняются с консьержем, проверяют лифт, лестничные пролеты. Тагиров пешком поднимается на второй этаж, звонит в дверь, открывает блондинка в вечернем платье, смотрит на сопровождение в лице вооруженных битюгов.
- О, – она говорит по-русски с сильным акцентом. – Целая депутация! Я не готова принимать гостей. Мистер Тагиров? Букет не повод для визита с друзьями.
Тагиров забирает у охранника пакет с вином и фруктами.
- Миссис Ланж, извините. Меры безопасности, – он слегка рисуется. – Проверьте, быстро. 
С пистолетами наготове двое заходят в квартиру, бесцеремонно отстранив хозяйку.
- Это что, полиция? – она ошарашена. – Манеры есть плохо.
- Служба охраны, – Тагиров поясняет. – Сейчас уйдут, потерпите.
Охранники возвращаются через несколько секунд, прячут пистолеты.
- Чисто.
- Все, ребята! Свободны. Двое в машине, утром позвоню.
Охранники уходят, не попрощавшись. Тагиров изображает мафиози, который не лишен галантности, но не привык церемониться. Если согласилась на встречу и пригласила домой, чего изображать даму высшего света, богатая американка или нет, значения не имеет. Тагиров сам закрывает дверь, снимает плащ, перед зеркалом трогает седую укладку на голове, и в сопровождении растерянной хозяйки проходит в апартаменты. Ему все понятно с первого взгляда. Он осматривает будуар, парфюмерный бардак, широкую кровать с металлической спинкой. Тагиров усмехается, опускается в кресло, ставит пакеты в ногах, смотрит на хозяйку с укоризной. 
- Съемная квартира, мадам. Это бордель? – он вовсе не иронизирует.
- Вы ведете себя плохо. Мне составили лучшее мнение! Вы есть публичный человек, я доверилась. Первое мнение обманчиво. Вы бандит! Вам требуется уйти, я вызову полицию.
- Никого не вызовешь. Ищешь приключений, в гостинице не кайф, муж узнает, сняла квартиру, – Тагиров открывает пакет, выкладывает на столик большую коробку конфет. – Давай без церемоний. Ты мне нравишься, достаточно. Чтобы понимала. У меня сеть бардаков, казино, отели, рестораны со стриптизом, удивить невозможно. И тоже проблема! Жена старая, на тот свет собирается, а ты в моем вкусе, с острым душком. Пить я буду вино, – он выставляет бутылки. – Есть виски, французское шампанское. Что будешь? Огни отелей так заманчиво горят. Я же вижу, профессионалка. Гонятся за тобой? Вижу, наша гражданка, из Прибалтики. Кому ты должна, сколько? Все решим. Раздевайся.
- О! Майн Гот!
Впечатленная речью мафиози, блондинка быстро соображает, включает телевизор, находит музыкальный канал, и сразу переходит к действию по назначению, начинает кружить перед ними и медленно, вызывающе раздеваться. Он не ошибся? Мужское самолюбие приятно удивлено. Тагиров кажется себе крутым мужиком. Удачно получилось! Есть бог на свете.



«А белый лебедь на пруду качает павшую листву…» Музыка гремит. Тагиров открывает глаза, выныривая из непроглядной темноты. Голову ломит, глаза не смотрят. Где он? Телевизор, звучит шансон. Настольная лампа освещает столик неярким светом. Силуэт голой женщины. Она сидит на пуфике, широко расставив колени и подавшись грудью вперед. Выгнутая спина, черный паук над копчиком острыми лапками цепляет ягодицы. Тело принадлежит девушке, а вот точеная головка, на треугольнике голых плеч, напоминает капюшон кобры. Женщина кисточкой поправляет макияж перед зеркалом, парик брошен на столике, как сбитая грузовиком болонка. Тагиров лежит на смятой постели, голый. Тело прикрыто простыней, одна рука пристегнута бархатным наручником к спинке кровати. Он морщится от головной боли, и никак не может сообразить, что за уголовница сидит перед зеркалом, бесстыдно раздвинув ноги. Где он вообще, как здесь оказался? Память отказывается восстановить события. Он дергает рукой, и понимает, что под бархатным наручником спрятана реальная сталь. 
- Ингрид, – всплывает имя. – Отцепи меня, выпить надо.
- Очнулся? – она говорит без акцента, кончиком высунутого языка облизывает губы, словно кобра язык показала. – Как себя чувствуешь? Долго спал котик.
- Клофелин подсыпала?
- Какой ужас! – она не обижается, и освобождать от наручника не спешит. – Есть средство, вызывает бешеную эрекцию, правда сон потом долгий. Тебе понравилось? Ничего не помнит. А был такой страстный, даже меня завел! – Она смотрит через зеркало, откладывает помаду, удовлетворенно себя разглядывает в отражении, берет парик, встряхивает, растягивает на пальчиках с длинным маникюром, водружает на свою змеиную голову, поправляет виски. Уголовница на глазах превращается в привлекательную особу, волне симпатичную. Тагиров не спешит радоваться, сучит пятками.
- Развратница, – бормочет он. – Отстегни наручник! Где ключ?
- А деньги мои где, – она встает во весь рост обнаженная, нимало не стесняясь, как сатана в женском обличье, выразитель крутит бедрами, поворачивается, демонстрируя тело. Она в розовых туфлях, больше ничего не одето. Паук на заднице при поворотах жадно шевелит лапками, словно прядет паутину. Женщина вполоборота водит ягодицами, наблюдает за реакцией. Тагирову становится лучше, неплохо бы выпить. И вдруг он слышит голоса и смех, сердце обрывается. Где, на кухне?!
Это вам не Белый Лебедь на пруду. Тагирова пробивает холодный пот. Черная змея страха прыгает в сердце и свивается клубком. От мафиози под простыней не остается следа, в кровати лежит пожилой мужчина, попавший в смертельную западню. Он сам сюда приехал, напросился! Двое охранников сидят в машине, но телефон в плаще. Он пристегнут наручником к кровати и совершенно бессилен, в квартире бандиты, вымогатели! Она подсыпала что-то в вино, он напился и уснул. Наркотик. Пока пребывал в забытье, она запустила в квартиру сообщников. В филармонии был не телохранитель!? Это западня.
- Сколько? – тихо спрашивает он, пытаясь не умереть в кровати. – У меня есть деньги!
- Я знаю, – налюбовавшись на себя в зеркале, блондинка накидывает шелковый халатик, затягивает поясок, ладонями приподнимает грудь. – Посмотри кино. Сейчас позову ребят.
- Не надо никого звать, – он почти плачет. – Не надо ребят! Сколько?
Он понимает, что легко не отделается, выбраться надо любым путем, любыми обещаниями, потом подключится службы охраны. Меркулов, в конце концов! Какие аппетиты у этой банды, представить невозможно. Тут Тагиров понимает, что ситуация гораздо хуже, чем он полагал. Ингрид включает видеомагнитофон, телевизор рябит. На экране возникает стоп-кадр, изображение этой самой кровати, вид сверху.
- Видишь зеркало? На потолке. Там видеокамера.
Над кроватью большое зеркало. Блондинка включает видео, пошла запись. Он узнает на экране лицо с выпученными глазами. Голова торчит из-под выгнутой женской задницы. Он соревнуется с пауком в лобзании ягодиц. От ужаса Тагирова начинает рвать на полушку, он успевает наклониться к полу, лишь бы не видеть телевизора, зеркала над головой, змею в халатике.
- Федя!! – блондинка переключает видео на шансон. – Мальчики, вы где?! Клиент проснулся. Поинтересуйтесь за мое наследство, он ваш. Мальчики! – стуча розовыми каблучками, она идет на кухню. А самое страшное было впереди. В комнату заходит старый вор Щепкин (лет 70). Тагиров готов был ко всему, только не к этому пенсионеру! Бред, действие наркотика, такого не может быть в принципе, слишком страшно. Ни во сне, ни в пьяном угаре. Или он умер!? Вслед за Щепкиным заходит уголовник из филармонии, этого быть не может, но так и есть. Тагиров закрывает глаза, полагая, что смерть была бы для него самым удачным выходом из ситуации. Увы! Мечта несбыточная.
- Кино посмотрели?
Щепкин опускается в кресло, поправляет очки, разглядывает жертву на кровати.
- Вот и встретились, Тагиров. Узнал? Меркулова не достать, к нему нет претензий, мент есть мент. А вот с тебя спрошу! Вариантов нет, мы тебя зарежем. Меня интересует Ломов Борис и Валерий Петрович, по кличке Драма, знаешь? И 75 миллионов. Вдова на тебя жалуется. Я сейчас в тюрьме, решил тебя навестить, отпросился. – Щепа качает головой. – Масть не исправить. Коммерсант ты гребаный, – он кивает подручному. – Шона! Залепи ему дуло, чтобы не поддувало. Будем кастрировать. Далее по списку, крови побольше, чтобы прессу пощекотать. Олигарх в гостях у любовницы умирает позорной смертью. Покровитель искусств, а на самом деле вор. Мошенник под маской бизнесмена. Ты сейчас канарейкой запоешь, как фонды растаскивал, куда деньги переводил. И опубликуем, чтобы знали, какой ты падла. Рудник приватизировал, золото вывозишь самосвалами? Нефтяные вышки! А мы твои яйца сейчас приватизируем.
Шона отдирает от катушки ленту широкого скотча, в другой руке кухонный нож, делает шаг к постели, глазки мерцают огоньком садиста. Тагиров бьется в истерике, тихо верещит.
- Федор Михайлович! Пощади! Все расскажу, любые деньги. Федор Михайлович! Не губи. Выбора не было, это Меркулов! Какой Боря? Драма!? Я не знаю их. Кто это? Люди Меркулова, да?
- Зайдем с другой стороны! Меня интересует Леонид Ермаков.
Наступает пауза, бандиты ждут, пока жертва начнет соображать. Тагиров вспоминает.
- Бывший муж одной женщины. Секретаршей в милиции работала. Помнишь Барина?.. Полковник Краснов.
- Краснова помню, зажмурился лет 10 назад. – Щепкин недоверчиво хмыкает. – Интересно. А при чем тут полковник Краснов? Шона, остынь. Покури на кухне, мы тут побеседуем, со старым приятелем, зону топтали в юности.



Зимний вечер, округа смеркается, во дворах зажигаются окна. Марина Сергеевна (лет 30) неспешным шагом идет к подъезду, в руке сумка с продуктами, на плече сумка-рюкзак с тетрадями. На углу дома стоит светлая иномарка, из нее выскакивает Ирина, машет рукой, спешит наперерез к подъезду.
- Мариша, привет! Подожди!
Марина Сергеевна не сразу узнает старую знакомую.
- Ирина? Привет. Ты откуда тут взялась?
- Мужа твоего ищу, Леонида! – Ирина громко смеется. – После свадьбы ни разу не заехала! Как Витя Лосев поживает, он в милиции работает, слышала. А Толик Секачев? Милка интересуется!
- Мы развелись с Ермаковым. А вы что, до сих пор в общежитии?
- Развелись!? – округлив глаза, Ирина оглядывается на иномарку. – Кажется, сын у вас? Папа сына не бросит. Алименты хоть платит?
Марина Сергеевна не знает, как отделаться.
- Сын в школу пошел, спортом занимается, некогда. Надо ужин готовить! Не приглашаю. Куча работы, тетрадки. Я учительницей работаю, в лицее.
- Ну да, ну да! Ты же пединститут заканчивала. Иняз, да?
- Зачем тебе Ермаков. Что-то случилось?
- Боря его ищет, Ломов. Помнишь? Комнату снимал у Соньки, твоей предшественницы, – Ирина призывно машет рукой. – Симпатичней Ермакова. Тот как бульдог со шрамом. Сейчас позову!
Марина Сергеевна качает головой, категорически возражает.
- Я Ермакова не видела лет шесть, не общаемся. Все, Ирина! Пока-пока. Платон голодный придет. – Марина Сергеевна делает шаг к подъезду.
- Не будь злюкой, – Ирина, заливаясь смехом, придерживает ее за рукав. – Как была комендантшей, так и осталась. Скажи Борису, где мужа искать. Трудно, что ли? Мы тут два часа торчим.
- Понятия не имею. Я же говорю, развелись давно.
Иномарка с легким хрустом по снегу подкатывает к подъезду, из-за руля выходит Ломов (лет 30) в летнем камуфляже, без шапки, с короткой прической, лицом похож на Ермакова, берет ее под локоть, сумка сползает с плеча, свесившись ниже колен.
- Садись в машину! Поговорить надо.
- В чем дело?! Отпустите меня! – Марина Сергеевна озирается в поисках помощи.
- Что происходит? – тут как тут пенсионер с палочкой. – Милицию вызвать! Я номера запомнил, три шестерки. Марина Сергеевна! Я сейчас позвоню. Поднимусь только!
- Все в порядке, – Ломов отпускает локоть. – Мы сами из милиции! Пару вопросов задать надо. Проходите, гражданин. Вас это не касается.
- Вызывайте повесткой. Дядя Коля! Я с вами.
Марина Сергеевна спешит к подъезду.
- Сука, – Ломов садится за руль.
Ирина, недовольно оглядываясь, тоже садится. Машина фыркает мотором, начинает отползать задом. Марина Сергеевна с пенсионером поднимается по лестнице, тот что-то спрашивает, она отвечает невпопад, добирается до квартиры, ставит сумки, ищет ключи в сумочке, как назло, роняет. Вся на нервах открывает дверь, быстро входит, оставив сумки на площадке, включает свет в коридоре, заглядывает в темные комнаты.
- Платон, ты спишь? Платон! Сынок?
В квартире ни звука. Она сдергивает шапку с головы, торопится на кухню, выглядывает в окно. Белая иномарка отъехала от подъезда, стоит на пригорке, горят подфарники. Марина Сергеевна снимает трубку со стены, судорожно набирает номер, слушает гудки, срабатывает автоответчик.
- Вы дозвонились до Приемной. Сообщите данные после гудка, – раздается писк.
Марина Сергеевна медлит мгновение.
- Это Ермакова. Мне нужен Кот. Срочно! Жду звонка.
Она вешает трубку, выходит в прихожую, видит приоткрытую дверь, вспоминает про сумки. Дверь распахивается навстречу. Входит Ломов, небрежно ставит сумки, закрывает дверь.
- Нужны проблемы? Мне тоже некогда. Как поживаешь?
Марина Сергеевна без сил опускается на пуфик.
- Что тебе надо. Зачем явился?
- Я тоже рад тебя видеть! – Ломов достает сигареты, закуривает, осматривается. – Вышла замуж, родила. Прошлое не волнует? Косяки за твоим мужем, с меня спрашивают. Очень серьезные косяки.
- Причем тут я? Оставьте меня в покое. До сих пор в камуфляже ходишь. Денег нет?
- Чтобы видели, не скрываюсь. Ты сдала меня? Тогда, в общаге.
- При обыске тайник нашли. Там пистолет, кулон ворованный. Куда деваться, на себя брать? Из этого пистолета убили кого-то. Посадили бы за твои подвиги. Мне это надо? Замуж вышла, за кого сказали, выхода не было. Развелась при первой возможности. Вот и все. Ермаков в курсе, что брак фиктивный, больше его не видела. Не общаемся. Отвяжитесь от меня!
- А сын?
- Тебе какая разница!
- Деньги на квартиру откуда?
- Не твое дело.
- Твой муж бандитов кидал на бабки, серьезных людей убивал. Там такие счетчики, не только меня, всех вытряхнут. Окажешься на улице. Помоги найти мужа, вот и все.
На кухне звонит телефон. Марина Сергеевна поднимается, Ломов достает пистолет.
- Не вынуждай, – он накручивает глушитель. – Ответь! Ты меня знаешь, не шути.
Он идет вместе с ней, она снимает трубку.
- Да?..
Ломов вместе с ее ладонью поворачивает трубку к себе, слышит мужской голос.
- Это Кот. Что у тебя?..
Ломов с корнем обрывает телефонные провода.
- Слушай сюда, дорогая. Против тебя ничего не имею. Скажешь, ворвались хулиганы, слегка напугали, ничего страшного. Упомянешь меня, потеряешь все и сразу. Подумай о сыне! Где искать Ермакова?   
- Дом у него в деревне, я точно не знаю, где-то за аэропортом. – Марина Сергеевна закусывает губу. – Уходи! Если хочешь жить. Сейчас приедут!
Ломов выскакивает из квартиры. Она запирает дверь, переводит дух, поднимает с пола дымящуюся сигарету, идет в туалет, бросает в унитаз, спускает воду. Смотрится в зеркало, поправляет волосы, идет в прихожую, снимает пальто. Наклоняется за упавшей сумкой с вывалившимися продуктами, вздрагивает. Щелкает дверной замок, заходит Платон (7 лет), бросает портфель в угол.
- Мам, привет! Как дела!.. Что с тобой? – он пытается что-то сказать.
Она обнимает, душит сына в объятиях, осыпает поцелуями.
- Все в порядке, сынок. Все будет хорошо? Милый мой, родной! Я приготовить ничего не успела, – скрывая слезы, она поднимает сумку, идет на кухню. – Как у тебя дела?
Платон идет следом за матерью, несет пакет молока.
- Мам, а что с телефоном?
- Схватилась неудачно. А хочешь, радиотелефон купим? Он вообще без проводов. Ты почему не разделся? Наследил тут. Марш руки мыть, я вкусненькое что-то купила! Давай быстро, раздевайся.
Сын идет в ванную, по пути сбрасывает куртку на портфель, раздается дверной звонок. Марина Сергеевна стремглав бежит в прихожую, смотрит в глазок, открывает. На пороге стоит Драма, взгляд вопросительный, рука кармане дубленки. Из-за косяка ванной, насупившись, смотрит Платон.
- Все в порядке, сынок! – не давая разглядеть посетителя, она выходит за дверь.

2016

«Москвич» останавливается неподалеку от летнего кафе, Драма обращается к Яне.
- Внученька, будь ласкова. Купи себе мороженого, покушай за столиком, погода хорошая, не спеши. Нам с товарищем поговорить надо. Закончим, я тебя позову. Деньги есть?
- Есть, дедушка, – Яна послушно выходит из машины, захлопнув дверку, бросив на Михайлова, сидящего сзади, благожелательный взгляд, уходит в кафе. Драма смотрит в зеркало.
- Что у тебя? Докладывай.
- Прощу прощения. А вы точно… Кот?
Вместо ответа Драма нажимает кнопку на своем телефоне. У Михайлова раздается сигнал, он смотрит на дисплей. Отключив прием, протягивает Драме папку, тот берет ее в сомнении.
- Что это?
- 5 миллионов долларов. В ценных бумагах США.
- Это я вижу. Откуда?
Михайлов молчит, очевидно, пребывает в сомнениях, Драма не выдерживает.
- Твой позывной Мишлен, я Кот, руководитель операции, ловим Джонсона, агента. Ты внедрен в систему полковника Лосева. Нужны комментарии? Мне некогда, докладывай. Откуда папка?   
- Напарник из клуба вынес. Реутов. Ему ничего не будет?
- Докладывай. – Драма оборачивается, глаза добрые-добрые, как у палача с занесенным топором. – Реутов вынес чемодан. Дальше?
- Там этих папок много. Перед смертью Тагиров вызвал жену Лосева, передал чемодан. Лосев оставил Реутова в автобусе на мониторах, сам поднялся в кабинет. Тагиров якобы застрелился.
- Якобы? – в очках Драмы прыгает заскочивший блик.
- Реутов уверен, что Тагирова застрелил Лосев. Он хороший оперативник, решил проверить содержимое чемодана. Может, сказать ему? Он не одобряет коррупцию, поможет, я уверен.
- Чему вас только учат. Что еще?
- Секачев утром в больницу приезжал, дал указание контролировать палату, без толку. Ермакова перевели в госпиталь, я доложил Секачеву. Он распорядился за вами проследить. Реутов пошел в больницу, папка в бардачке, я решил доложить Коту, а вы и есть. Глупо. Я на вокзале за вами бегал. От Лосева нагоняй, теперь Секачев ругать будет, если упущу. Он сразу вас заподозрил, в первый же день. Рабочий номер на телефоне я заблокировал, скажу потом, зарядка села. Фомич бесится в больнице! Я никому не доложился. Что делать?
Драма достает из бардачка планшет, открывает.
- Вот, смотри. Видишь, маячок? Он в машине Лосева, его «Мерседес». Он сейчас в городской резиденции губернатора, совещаются. Папку оставляешь мне, – Драма передает планшет Михайлову, папку убирает в бардачок. – Садитесь на хвост по маячку. Реутову скажешь, что работаешь на УСБ, тебе дали планшет и новые указания. Мне надо знать передвижения полковника Лосева. Куда заходит, с кем общается, контролируй контакты. Лосев должен встретиться с Джонсоном, обстановку докладывай каждые полчаса. По обстоятельствам. Моя линия защищена, говори смело. Реутову не доверяй, он может сдать тебя, сам понимаешь, пощады не жди. Без указаний не действуй, твоя задача только визуальное наблюдение. Звони напарнику, пусть забирает тебя, – Драма заводит двигатель, оборачивается. – Ты еще здесь? Понравилась девушка. Что же ты ее в палату не пустил! Кавалер.
- На связи, – Михайлов покидает автомобиль, звонит Реутову.
- Фомич! Забери меня, я в центре. Потом расскажу.
Яна возвращается, несет три упаковки мороженого в обертке, одну протягивает оперативнику.
- Это вам! – она застенчиво улыбается. – Приятного аппетита.
- Извините, мне некогда, – Михайлов невежливо отворачивается, говорит по телефону. – Летнее кафе на углу Обороны, рядом с фонтаном, – он отключает телефон. Девушка по-прежнему стоит с протянутой рукой, ждет. «Москвич» нетерпеливо сигналит. 
- Возьмите, пожалуйста! Я специально купила.
Михайлов вынужден принять мороженое.
- Спасибо. Мне надо идти. До свидания?
«Москвич» фыркает, начинает отъезжать, резко тормозит. Девушка открывает дверку.
- До свидания, молодой человек, – она оборачивается. – Созвонимся?
- У меня нет вашего номера, – вспомнив про ухо, Михайлов краснеет.
- Дедушка подскажет, – Яна наклоняется. – Да, дедушка?
- Я ему ухи вырву! – Драма кричит в открытую дверку. – Понял, Ромео!? 
Девушка садится, захлопывает дверку, на прощание делает ручкой. «Москвич», хрипло засмеявшись через глушитель, как сатана из ада, рвет с места боевым разворотом, нарушая все правила движения.
- Она красивая, – убеждает Михайлов сам себя.
 Он стоит на углу площади Обороны с мороженым и планшетом в разведенных руках, как семафор на переезде, зачарованно смотрит вслед. Холодной упаковкой трогает пылающее ухо, про которое на время забыл. Кажется, он влюбился.



Исторический центр города, каменная набережная пруда, золотые купола церквей, чугунная ограда с кружевными воротами и внутренним шлагбаумом. Государственный флаг, резиденция губернатора, только что закончилось совещание. Из административного здания выходят полковники и генералы, рассаживаются по машинам. Лосев и Секачев в числе прочих садятся в полицейский «Мерседес», первыми выезжают с территории. Глушаков (лет 55), крепкий осанистый чиновник высшего уровня, на лацкане значок члена Совета Федерации, смотрит из окна во двор, поворачивается.
- Василий Михайлович, а на самом деле, как! Что произошло в клубе?
Генерал Артемьев, щупленький старичок в форме, сидит на стуле, фуражка на столе, смотрит на губернатора холодным взором. Бледно-голубые глаза похожи на льдинки в бокале.
- Операцию проводил Лосев, управление розыска. Спецназ по 02 дернули, на сигнал среагировали. Выводы делать рано.
- Это понятно, Василий Михайлович. Экспертизы, следствие покажет, – Глушаков отодвигает соседний стул, садится рядом с генералом. – Между нами, товарищ генерал. Выборы скоро, обстановка непредсказуемая. Тагиров застрелился?
Генеральские глаза оттаивают в насмешке, льдинки плавают в лучиках морщин.
- Вскрытие покажет.
- Василий Михалыч, – Глушаков сдерживает досаду, стараясь перевести разговор в дружеское русло. – Вы профессионал, преступников ловили, когда присутствующие под стол пешком ходили. 
Генерал Артемьев улыбается.
- Будь моя воля, Константин Сергеевич Глушаков, по кличке Глушак. Я бы закатал тебя лет на двадцать, когда ты бандитом был. Кстати! Привет тебе от Петровича.
- Какого Петровича? – Глушаков хмурится.
- Он самый, Драма, Валерий Петрович. Просил передать, ты хороший губернатор. В политике я плохо разбираюсь, но, если просит, желательно прислушаться.
- Значит, Тагирова убрали. А Москва?
- Соперник застрелился, тебе какая разница. – Артемьев смотрит с укоризной, как дедушка на непослушного внука, глаза щурятся. – Замены серьезной нет. Пойдешь на третий срок, выдвигайся смело.
- А Меркулов?
- Меркулов не возражает. 
Глушаков поднимается со стула, идет вокруг стола.
- Надо подумать! - садится в широкое кресло, делает отметку. - По результатам определимся. Секачева этого, полковника приезжего. Отозвать? 
- Вопрос не по адресу, – Артемьев поднимается, надевает фуражку с высокой тульей, отчего делается похожим на гриб сморчок, глаза становятся холодными. – Два дня. Или найдем замену.
- Всего доброго, Василий Михайлович, – Глушаков поднимается, провожает Артемьева до дверей, напоследок протягивает руку. – Значит, посадили бы? На двадцать лет! Две трети прошло, уже бы вышел. До сих пор жалеете?
- Заступники у тебя хорошие. Скажи спасибо Петровичу.
- Значит, жалеете. А зря, Василий Михайлович. Если останусь, хотелось бы работать в тесном сотрудничестве. При полном доверии и взаимопонимании, – Глушаков продолжает держать руку протянутой.
- По старым делам срок давности вышел! А материалов хватает всегда, и на всех, – Артемьев двумя пальцами трогает козырек, сводит глаза на кончике носа. – Даже на меня. Честь имею!
Оставив губернатора с протянутой рукой, генерал выходит из кабинета.



«Мерседес» летит через глухую деревню. Лосев подает рыкающий сигнал, группа подростков шарахается к обочине, провожая машину застывшими лицами.
- Надеюсь, ты нас не угробишь. – Секачев смотрит на указатель. – Далеко еще?
- Нам нужен Медвежий Угол. Это с другой стороны озера.
- Много времени теряем. Где он, этот Угол?
- Сейчас увидишь…
Машина минует очередной поворот, на подъеме устремляется в небо, с холма открывается горизонт. Несмотря на солнечный день, громада утеса висит в густом тумане. Машина летит, косогоры разбегаются, как волны по воде, а каменная громада стоит себе на горизонте, как будто даже уплывает. Лосев продолжает рассказывать.
- Я сам его обнаружил! Меркулов сообщил, Элла в реанимации. Ее подрезали, дочь пропала. Санитар единственный, кто видел убийцу. Я еще в деревне был, с участковым в морг приехали. А он холодный, на столе лежит, в изголовье бутылка из-под водки, спички вставлены, вилки самолетиком. Помнишь, Леня фокус показывал? Санитар метилом отравился. Но вилки! Я их забрал, чтобы в протокол не попали. Накануне мы с Эллой поругались. Я сказал, что Леня навсегда уезжает, проговорился. Схватила дочь, умчалась. Всю ночь не спал, под утро поехал, а там пожар, два трупа. Ни жены, ни дочери, – Лосев жует сигарету. – Меркулов Эллу нашел в военном госпитале. Спасли, неделю в коме на аппаратах, полгода в частной клинике. Ничего не помнит, кто был, кто кого резал. Депрессии регулярно случаются, все разом. Страх высоты, темноты, закрытых помещений. Клаустрофобия. На улицу нос не высунет, даже в лифт не зайдет. В квартире закроется, шторы задернет, свет включит, телефон заблокирует, водку пьет стаканами. Так и живем, от приступа до приступа. Меркулов запрашивал порт. Ермаков не улетел, зато после праздников некие супруги Ланж в Китай отбыли, якобы американцы, визы оформлены. По фото и описанию Леня Ермаков. Или Ломов! Одно лицо. Машина обнаружилась на стоянке. Три шестерки на номере, машину видели в ту ночь. Получается, один убит, другой улетел? Ломова искали, в деревню съездили, там старуха, бабка его, внука лет пять не видела, одна жила, через неделю с крыльца упала, поскользнулась, шею сломала. Несчастный случай.
- А санитар?
Лосев кивает.
- Тоже подозрительно, метиловый спирт выпил. Дядя решил, что это я Леню убил, из ревности, и на всякий случай санитара отравил. Может, тот сам отравился, только дядю расспрашивать, себе дороже. Другая версия, месть Щепы. Допросить не успели, умер в тюремной больнице, все запуталось.
Секачев открывает папку, достает кулон на цепочке, показывает.
- Узнаешь? – малахитовое сердечко качается на весу из стороны в сторону.
- Ленька подарил? Маринке. Сразу влюбился.
- Нет, Витя, тут гораздо сложнее, – Секачев опускает кулон в папку. – Вчера я запрос делал. Этот кулон проходил по делу, приметная вещица, орнамент редкий. Ювелира одного обворовали в 90-м году. Вещи нашли, кулон потерялся, в показаниях мелькал Борис Ломов.   
- И при чем тут Ермаков?
- Пока не знаю. Но связь есть! Возможно, кулон был сигналом.
- Сигналом?
- Марина кулон увидела, помнишь? Сразу изменилась, до этого никак не реагировала. Ты с Иркой целовался, а я наблюдал. Мне интересно было, со стороны, оно виднее.
- Еще бы, девственник ты наш, – Лосев усмехается.
- Зря смеешься. С чего вдруг любовь, и сразу свадьба? Ермаков не красавец. Шрам, уши рваные, одним взглядом бандитов пугал. Он женился, вошел в доверие, училище бросил. Меркулов его проверял, родни нет, квартира продана и перепродана. Никаких старых фотографий, он в школе не учился? Остались рассказы про дедушку, часы золотые, подумаешь. Гравировку заказать можно в любой мастерской. Еще Драма этот на даче! Думаю, его к нам внедрили. Он в плену побывал.
- Внедрили. Кого, куда?
- Леню Ермакова. Он в Афгане служил, в плену побывал. Думаю, его завербовали американцы. Еще до вывода войск, там темная история, с зенитным комплексом. Я к Маринке приехал, хотел часы попросить, исчезли. Маринка в ГУВД работала секретаршей, еще до знакомства в общаге. Знаешь, у кого? Полковник Краснов, его убили, она в пединститут поступила, комендантшей подрабатывала. Она человек системы. Врубаешься? Район заводской, наркотики. Ломов жил в общаге до розыска, комнату снимал. Они были похожи, только у Лени шрам был, лицо другое, уши еще. Платон не сын Ермакова! Врубаешься? Маринка сама сказала. Вспомни! Бытовые детали убеждают, азы внедрения. Мы в засаде сидим, а он про Платона рассказывает. А как стрелял? А боевая подготовка? Это не рукопашный бой. Разведшкола. Короче, я почти уверен. Джонсон – это Леня Ермаков. Ныне агент ЦРУ. Тут тебе и связь с Эллой, извини, напоминаю. И похищение дочери, все сходится. Его надо брать, лучше валить.
- Даже не думай. – Лосев притормаживает, хотя до горы не доехали, смотрит в зеркало заднего вида. Ни сзади, ни впереди машин нет, обзор в обе стороны открыт на пару километров, сворачивает на неприметную лесную дорогу, машина углубляется в чащу, останавливается. – Выходим! – он поворачивается к приятелю. – Ты чего?
Ствол пистолета смотрит ему в бок, взгляд Секачева злой.
- Решил в лесу закопать?
- Здесь поворот на Медвежий Угол, отлить надо. Мы всегда перед операцией.
- Какая операция? Меркулов ждет. Или нет? Звони ему! 
- Опять припадок начался? Сам звони, номер у тебя есть.
- Только что набирал, отключен.
- А я про что. Стреляй в друга, медаль дадут, – Лосев покидает машину, поднимает крышку багажника. Секачев выходит с другой стороны, наблюдает с пистолетом в руке, смотрит по сторонам. Лосев достает сверток, освобождает от тряпки помповое ружье, начинает заряжать. Вынимает из коробки патроны с цветными гильзами, запихивает в щель приемника. Секачев нервно зевает.
- Картечь! На дядю?
- Сам сказал, Джонсон агент ЦРУ. – Лосев передергивает затвор. – Ермаков или нет, подстраховаться не мешает, тем более, деньги немалые, – Лосев передергивает цевье, захлопывает багажник, достает из салона чемодан Тагирова, ставит на капот. – Теперь отлить. Идешь? – не дожидаясь ответа, с ружьем под мышкой отходит в сторону. Секачев прячет пистолет в боковой карман.
- Иди сюда! – зовет Лосев.
- Чего там. Красные маки распустились? – Секачев идет через засохший малинник.
- Клещей много, внимательней, – Лосев указывает рукой на дерево поблизости, ствол покарябан, земля изрыта колесами. – Напрямик не проехать, разве на полном приводе, дорога плохая. Чего он в сторону вильнул? Берем чемодан и топаем.
- А по шоссе?
- Тогда снаряжение надо, через скалы полезем? Тут пара километров всего. Можно с другой стороны, по озеру на катере. Чего время терять, дядя ждет. Потопали?
Прихватив чемодан, они углубляются в лес.

1999

Городская квартира, поздний вечер. Ермаков и Драма сидят за антикварным столиком с изогнутым торшером и встроенным внутрь баром, пьют коньяк, смотрят телевизор, предновогодний вечер. Ельцин снимает с себя полномочия. Драма выключает звук.
- Леня, ты за Платона не переживай. От меня поезжай в порт, в Москве получишь инструкции, документы. Меркулов в курсе, искать не будет. Зацепишься в Европе, там разберемся. Немного сумбурно получается, без подготовки. В деревню не суйся! Ломов может объявиться. Маринка испугалась. Эх, бабы, куда без них? По старым связям нашли.
- В доме документы спрятаны, Меркулов давал информацию на Ломова. Найдет.
- Я сам съезжу с бригадой, все почищу. Тебе нельзя, Ломов опасен. Сама ситуация опасна. Щепа тебя ищет, его инициатива, наехал на Тагирова, тот в истерике. Бизнес медным тазом. Убрать Щепу проблемы особой нет, но толку мало, за ним воры московские, все равно Тагирову крышка. Мы разберемся, но вначале тебе уехать надо. Йоге что передать?
- Ничего.
- У вас дочь, – напоминает Драма.   
- Это дочь Лосева, с Эллой не общаемся. Вышла замуж, родила. Передай привет, все. Да, Петрович! – Ермаков достает свернутый лист бумаги. – Это доверенность на твое имя. Дом в деревне терять не хочу, мало ли. Воспоминания детства. Ты его сдай кому-нибудь под дачу. Придумай что-нибудь?
- Конечно. Там сад, огород, соседи присмотрят. Подножный корм никому не мешает. И тебе подарок в дальнюю дорогу, – Драма достает из бара в столике бумажный пакет. – Это мои наработки. Ничего криминального, не парься. Устройство Вселенной, схема мироздания, Перпетуум-мобиле. Вечный двигатель! Человеческий мозг. Наука у нас в загоне, а там, глядишь, лабораторию дадут.
- Я ни бум-бум в физике, тем более в биологии, с тобой общались, не более. Спасибо, конечно, – Ермаков взвешивает пакет в руке. – Научный труд, не жалко?
- Чертежи сделаны на коленке, – Драма смеется. – Как всегда! Русская идея, немецкие технологии, американские деньги. Как с атомной бомбой. Разработают, стырим. Пока Россия пьет, она непобедима. Ельцин уходит, олигархов в стойло, жизнь наладится. Но тут ведь как? Все постепенно. Новый президент наш человек, но один не справится, нужна национальная идея. Экономику на деньгах не строят! Если во главе нажива, нет смысла начинать, все рухнет.
- Меня убеждать не надо, только народ не работает бесплатно. Я могу жить в сарае, мне без разницы, а людям нужны деньги. Как без денег? Это эквивалент труда.
- Плохо думаешь про народ! – Драма горячится, наливает коньяк. – Зачем деньги? Чтобы унитаз был золотым, а не серебряным? Чтобы икра черная, а не красная, чтобы коньяк, а не водка, жрать в три горла. Стремиться к сытости и комфорту? Дудки! Русский народ не обманешь. Мы не ленивы! Нам горы золотые пообещай, плюнем, и пойдем водку пить. А за идею шутя горы перетаскаем, даром. Сытый раб все равно раб, а мы не рабы, на этом Революцию сделали, царя сбросили, Ленина выбрали, потому что идея! Жить в напряжении сил, тогда развитие. А где деньги, неважно, семья или государство, в основе ложь и обман, проституция в лучшем случае. Если жена проститутка, красивая или страшная, все равно изменит, отравит, воткнет вилку в глаз, съест мозги. Взрывчатку в золотой унитаз бросит, сама взорвется, с крыши прыгнет! Лучше жить без денег. Это символ, он принципиален. Мужчина горы свернет за любимую, а за проститутку, жена или чиновники, работать не станет, тем более умирать. Умирают за Родину, а за деньги ковыряют в носу и думают, как обмануть жену или начальника. А если начальник проститутка, и так сверху-донизу, и во все стороны, у всех в голове деньги, какая экономика?
- Продажный командир плохо. – Ермаков кивает. - Хуже не бывает.
- Не только командир! Футболист, сантехник, доктор наук, без разницы. Диссертации покупают за деньги, это что?! Настоящие открытия делают бесплатно. Не обязательно жить бедно. Наоборот! Профессионал работает по призванию, а за деньги мошенник подсунет барахло, неизбежно обманет. Почему реформы не получаются? Потому что процветание не нужно. Проще произвести одну булку, и продать на вес золота, один к одному, как в Ленинграде. Голодный человек продаст все, штаны снимет, и купит булку хлеба. Голодный работяга дешевле стоит. Минимум затрат, максимум прибыли. Олигархам нужна война, голод и разруха, прибыль в кармане важнее страны. Зачем что-то делать? Они будут вредить. Козел не вырастит капусту, волк не пасет овец, он их режет. Если не съест, все равно задушит, чтобы голод и страх усилить. Где деньги, там нет совести. Как обманешь мужика? Он работать не будет, он будет пить. Отсюда пьянство, потому что обман. Это не лень, это многовековой опыт. 
- Веры нет в Бога. Нужна новая религия.
- Заблуждение, – Драма кивает на пакет. – Здесь все религии, Ветхий и Новый завет, ислам, православие, буддизм. Физика, биология, астрономия, пространство и время! Все вместе, на одной схеме. И ничто друг другу не противоречит. Человек и Бог одно и то же!
- Звучит интригующе. Поздравляю, Петрович! Ты гений.
Драма смеется, поднимает рюмку.
- А я сижу тут запросто, коньяк пью. Бог – это Пространство. Рисунки на полях! И они тут есть, в пакете. Разве матери нужны деньги, чтобы кормить ребенка? Деревья растут! Солнце всходит и заходит, дожди идут, разве деньги правят миром? Все работает, пока не приходит человек, и начинает искать прибыль. За деньги рубят деревья, которые росли десятки лет, сжигают в печи и думают, что произвели тепло? Уголь, газ и нефть, все то же самое. Халявы нет нигде. Если есть дары, значит, есть и Даритель? Бог не Дед мороз с подарками, а родной папа, отец, которого знать не желаем, выгодней жить без совести. Чтобы строить, нужен фундамент! А на деньгах растет только коррупция и воровство, в результате неизбежен крах. Деньги рушат экономику, из-за них войны, грабежи и убийства, преступность, терроризм. Новая философия нужна, которая всех объединит. Никакая Религия не поможет. Только абсолютная физика! Надо менять представления, разобраться в основах. Как иначе? Так и жили бы в пещерах, думая, что Земля плоская. Религия что? Евреи распяли мессию, которого ждут, конкистадоры истребляли индейцев, майя приносили человеческие жертвы. Так всюду, где бал правит религия, потому что корысть! Инквизиция сжигала ученых заживо, а крестовые походы? Религиозные войны чудовищное зло, по плодам их узнаете их. И сейчас то же самое. Жить надо по совести, остальное от лукавого. Религия гнездовище сатаны, змеиное логово. Совесть! Глас Божий, данный от рождения. В каждом человеке, а мы уши затыкаем, потом удивляемся, почему Бог нас не слышит. Живем подло, глупостями занимаемся, пора умнеть. Это же просто.
Ермаков поднимает рюмку.
- Спасибо, Петрович. Вытащил меня из дерьма. Жаль, по-человечески, вот так, мало общались. В деревню заеду, попрощаться с домом. Родина все-таки, вдруг не вернусь. А Ломов не страшен, хоть сто Ломовых. Будь здоров.
Они чокаются… Драма провожает гостя в прихожую, они обнимаются на прощание. Ермаков уходит, хозяин запирает дверь, возвращается в комнату, наливает рюмку, раздается дверной звонок. Он выпивает, снова идет в прихожую, смотрит в глазок, видит искаженное оптикой лицо Ермакова.
- Забыл что-то, – бормочет он, открывает дверь. – Боря?!
Удар кастетом в переносицу опрокидывает Драму в темноту. Вслед за Ломовым в квартиру на высоких каблуках, переступив тело хозяина, заходит блондинка, дверь закрывается изнутри.
 


Темная комната в деревенской избе, тикают ходики. На фоне занавесок силуэт мужской головы. Тенгиз (лет 25) наблюдает за подъездом к дому. В комнату заходит второй, закрывает дверь.
- Петли смазаны. Продуманный фраерок!
Тенгиз кладет пистолет на стол.
- Не шуми, Шона. Свет не включай! Сделал девку?
- Куда она денется, – Шона плюхается на диванчик, достает сигарету, щелкает зажигалкой. Небритое лицо, черные глаза-пуговки, царапины на щеке.
- Ты бы не курил. – Тенгиз беспокоится. – Что так долго?
Шона выпускает в темноте струю дыма.
- Чего добру пропадать? Баню протопила, сама разделась. Ух, стерва, вроде худая, а жилистая, чуть глаз не выдавила. Вырубить пришлось.
- Надо было застрелить, да? – Тенгиз нервничает.
В темноте на пол летят искорки.
- Не так я воспитан, мертвую бабу трахать. Поцарапалась чутка.
- Не кури, говорю! Учуять может.
- Заделаем в лучшем виде. Зачем свет выключил?
- Скоро будет! Сидим тихо, не базарь. 
- Начальник нашелся. Хату осмотрел? Цацки пошарить надо. А?
- Еще свет зажги и шарь, чтобы издалека увидел.
- А хоть бы и свет? Баба приехала, хахаля ждет. Здравствуйте, я ваша тетя! Получите пулю в лоб. А сучка-то у него злая, верткая. Понравилась. Он нужен для базара, или сразу мочить?
- Валим сразу. Тихо... Пискнуло что-то?
Они прислушиваются, молчат. Тенгиз встает, прислоняет голову к стеклу, смотрит в сторону.
- Тихо! Такси отъехало.
- Чего ты бздишь? Пушки наготове.
Тенгиз вытягивает голову, смотрит за окно. Вспыхивает яркий свет. На пороге стоит Ермаков. Зрачки похожи на двустволку. С дивана гремит выстрел, Ермакова на пороге нет. Шона удивленно таращится на свой пистолет, из горла над ключицей торчит нож. Тенгиз не успевает схватить ствол. Протянутая рука прибита гвоздем, шляпка торчит из запястья. Он со стоном опускается на стул. Второй гвоздь нацелен в глаз, затылок захвачен ладонью, не шевельнуться.
- Если ответишь, отпущу живым. 5 секунд! Ты кто? Имя! Раз, два…
Тенгиз в ужасе от неминуемой расправы.
- Тенгиз. Меня Тенгиз зовут!
- Фамилия? – голос Ермакова, как зимнее море в торосах.
- Тагиров! Тенгиз Тагиров!
- Тагиров? – гвоздь лезет под веко, струится кровь. – Глаз вытащу. Сын Тагирова?
- Да! – пищит Тенгиз. – Не надо!!
- Раз, два… – гвоздь начинает поддевать глазное яблоко.
- Тагиров мой папа! Я не вру!
- Допустим, – гвоздь немного отходит. – Кто заказал? Раз, два…
- Не убивай, да? Меня выпустили, на тюрьме сидел, под следствием. 
- Кто выпустил?
- Опер выпустил. Майор Лосев! Адрес папа дал. На него Щепа наехал.
- Щепа, – Ермаков кивает на диван. – А это кто?
- Это Шона. Тебя воры ищут!
- Вот как.
Ермаков отпускает затылок Тенгиза, захватывает шляпку гвоздя, выдергивает из стола. Выплескивается фонтанчик крови. Тенгиз тянет руку, пачкая скатерть. Корчится на стуле, прижимает раненую руку к груди, словно баюкает. Ермаков соображает.
- Папе скажешь, меня исполнил, дом сжег. Проговоришься, что я жив, забью гвоздь тебе в башку, вот сюда. – Ермаков несколько раз с силой тыкает гвоздем Тенгизу в макушку. – Ты понял? А теперь бегом! Раз, два…
Тенгиз срывается, выскакивает во двор, из проулка вылетает машина. Шона лежит на диване, изо рта вытекает черный ручеек, рука свешивается к полу. Ермаков выдергивает нож, вытирает об одеяло, труп издает мышиный писк, на подушку выплескивается водопад. Писк повторяется. Ермаков опускает голову к полу. Под диваном прячется малышка (годика 2), глаза широко раскрыты. Она видит его лицо, начинает кричать громко, как пожарная машина. Ермаков ее вытягивает ее из-под дивана за ножку, берет на руки. В свободной руке нож с испачканным лезвием. Он смотрит на часы.
- Не надо плакать, все хорошо. Тебя как зовут?
- Я! Я… Яночка, – она всхлипывает по инерции, на всякий случай.
- Все, милая, успокойся. Я не знал, что ты в гости приехала, – он поворачивается с девочкой на руках, чтобы не увидела труп на диване. – А мама где?
Девочка жарко рассказывает, захлебываясь от пережитых эмоций.
- Она в баньку пошла, я спряталась. Напугать хотела! А где мамочка?
- Сейчас, маму поищем. Посмотрим в баньке.
Дверь вдруг распахивается навстречу, врывается Ломов с пистолетом. Одновременно с выстрелом по полу катится голова.



Квартира Драмы. Блондинка сидит посреди комнаты на стуле с рюмкой в руке, спина прямая, короткая юбка не скрывает округлых коленей, она в шелковой блузке, обтянувшей безупречную грудь. Норковая шубка брошена на кровати. Драма, вытянувшись под окном, лежит вдоль батареи отопления, руки над головой скованны наручниками вокруг стояка. Он не может даже сесть, хлюпает проломленным носом, лицо перепачкано кровью. Блондинка пробует коньяк, выпивает мелкими глотками.
- Привет, котик! – она ставит рюмку на столик, облизывается. – Как самочувствие?
- Пума, – он хрюкает кровью. – Как я соскучился. А где Боря?
- Доверенность тут лежала, на домик в деревне, Исток называется. Боря поехал по адресу, скоро вернется. Лично мне плевать на Ермакова. Мне нужны мои деньги. Все равно отдадите!
- Девочка моя, солнышко лесное! Что ты? Какие деньги, возьми натурой. Я еще ого как могу!
- Не смеши мои коленки, – она закидывает ногу на ногу, выразительно гладит пальчиком колено. – Живешь один, вижу, женщин не бывает, пыль кругом. Мебель старая, ничего не меняется. Я не Пума, меня зовут Ингрид, американка. Как носик, не болит?
- Опять замужем, горе ты луковое. Подумаешь, удар кастетом. Мне топоры в голову залетали по твоей милости, ножи и пули, все из-за тебя. Красивая ты обезьяна. Нет других женщин, без тебя жить не могу. Что я говорю. Таких женщин нет даже на том свете, умирать смысла нет. Мерлин Монро в ужасе, мушка такая же. Перекрасилась? Брюнеткой лучше. Американцы любит блондинок? Дурной вкус. Раздевайся!
- А так? – она бросает парик в кресло, поворачивает голову, вздергивает подбородок.
- Кончить можно, – Драма смотрит заплывшим глазом, со стуком роняет затылок на пол. – Ты бы подушку дала, матрац постелила, а то смотреть и любоваться неудобно. А попка, а грудь, изюм в шоколаде! Я из-за тебя полгорода перебил, ядерный полигон устроил. Дрянь, приехала с хахалем, ворвалась в мою жизнь как стервятник женского рода. Пройдись, ласточка, а то сидишь как ворона. Такая красота денег стоит! Кто оценит? Силиконовая старушка на каблучках. Лет 40? 35? Выглядишь на все 100, пора на пенсию. Включи музыку, потанцуй. Боре с тобой не справиться. Сколько мужиков угробила. А я люблю, до сих пор. Жили-были старик со старухой, вытащил рыбку золотую. Рыбка ты моя. Поцелуй меня напоследок, поскрипим, на пружинах попрыгаем. Обезьянку еще не пробовал, на экзотику потянуло. – Драма шмыгает носом. – Не доводи до греха, дай ключик от наручников кованых. Где он, в сумочке? Иди сюда. Дай поцелую! Ведьма ненаглядная, старуха Шапокляк.
- Котик мой в репертуаре. Борю подождем, или сам расскажешь? Как деньги вернуть, – Пума поднимается, поправляет юбку, демонстрируя ноги, достает из сумочки аппарат с контактами. – Это шокер, предупреждаю! Как яички, выдержат? Сейчас мы их сварим вкрутую. Сколько ампер поставить? – она нажимает кнопку, проскакивает фиолетовая дуга.
- Не шути. Жизнь только начинается. Вернем твои деньги, только подскажи. Мне не хватает информации. Услуга за услугу. Как вышли на Ермакова?
- Через его бывшую жену.
- Как узнали про нее?
- Тагиров рассказал. – Пума подходит ближе, стоит с электрошокером в отставленной руке. – Я обратилась к Щепе, организовали встречу. Какая тебе разница? Ермаков похож на Борю, вычислили.
- Понятно.
- А мне непонятно. – Пума прохаживается. – Говорят, Ермаков похож на Борю, одно лицо.
- Братья, почти близнецы, только не знают об этом. Слушай, подруга дьявола. Они поубивают друг друга, отцепи наручники, или телефон дай. Предупредить надо.
- Зачем? Пусть убивают. Меня деньги интересуют. Как это братья?
- Радость моя. Обо всем договоримся, обещаю! Будут тебе деньги. Я тебя реально люблю, что нос! Сердце в синяках. Отцепи, сделаем один звонок, и займемся любовью. Всю жизнь на тебя работать буду, мир брошу к ногам. Ближний Восток на колени поставлю, сомалийских пиратов перевешаю. Посидим, выпьем на мировую. Что ты в самом деле? Ты умница, самая любимая женщина. Всех перебрал, а тебя не хватает. Ночами плачу, подушку зубами рву. Отцепи!
На столике звонит телефон. Пума снимает трубку.
- Алло? Одну секунду, – держа шокер наготове, она подходит к Драме, опускается на корточки, подносит трубку. – Джонсон какой-то. Будешь говорить?
- Кот. Понял! Где?.. В морге!? Принято. До связи.
Пума выпрямиться не успевает, он бьет ее снизу коленом под зад. Выронив телефон, она стукается головой в батарею, пытается встать, выставив шокер, трещит дуга. Точный удар, аппарат отскакивает к потолку, отлетает в угол. Драма одной ногой цепляет согнутое колено, другой подбивает щиколотку. Пума валится на него сверху. Он бьет ее лбом в лицо, локтем прижимает к полу, закидывает ногу на бедра, губы смыкаются в ненарочном поцелуе, они напоминают любовников.
- Где ключ? Борьку твоего убили.
Пума на мгновение замирает, судорожно шарит на груди под блузкой, рвет с шеи цепочку с ключом от наручников, тянется к батарее. – Я не попаду в дырочку, отпусти меня.
- Дернешься, покалечу, – он ослабляет хватку, давая минимум свободы.
Пума дотягивается, отстегивает один наручник. Драма вытягивает из-за трубы расстегнутое кольцо, освобождает вторую руку. Пума пытается сесть, он бьет ее кулаком в лицо, резко и неожиданно, так мухобойкой убивают мух. Она стукается головой, отключается. Драма пристегивает ее к батарее, поднимает отлетевший телефон.
- Кот на связи. Бригада на выезд! Ко мне домой.
Он роется в женской сумочке, достает иностранный паспорт, два авиабилета, рассматривает отметки. Пума приходит в себя, дергает скованной рукой, стонет.   
- Боря твой сын, – она всхлипывает. – Как ты можешь?
- Детей развелось, как собак нерезаных. Погубила парня. Будешь в изоляторе танцевать, за пачку папирос. Даю шанс! На кого работаешь? Мне нужны контакты. Или закопаю в выгребной яме.

2016

Машина Реутова влетает на пригорок, открывается широкая перспектива. Медвежий Угол синеет на горизонте. Михайлов отрывает глаза от планшета.
- Фомич, сбавляй скорость! Маяк не движется.
- Местность открытая, машин нет, – Реутов пальцем скребет щетину на подбородке. – Издалека увидим, успеем затормозить.
- Он в лесу, – Михайлов изучает карту на планшете. – Свернул с дороги, стоит на месте.
- Какает в кустиках, – Реутов на газ не давит, машина летит без напряжения. – Больше часа разговариваем, поверить не могу. УСБ? Сволочь ты, Стасик. Полгода в отделе, мы с тобой днем и ночью на линии огня, а ты, оказывается, шпион! Казачок засланный.
- Почему шпион? Разведчики мы. Читал? Рихард Зорге, Николай Кузнецов, полковник Исаев. Кино помнишь? Штирлиц в ставке Гитлера. Где свой, где чужой? Оборотни в силовых структурах, те же враги.
- Это кого ты сейчас перечислил?
- Вот-вот, Реутов! Старшее поколение ничего знать не хочет, только деньги на уме. Коммунисты идейные были, но они старики, а такие, как ты и Лосев, пришли к власти, сели в кресла, деньги пилите, взятки берете. Как с вами бороться? Сверху-донизу коррупция. От сержанта до генерала. Ничего, время кончилось, министров сажают, наведем порядок.
- Это я-то сижу в кресле, деньги пилю? – Реутов от возмущения стукает ладонями по рулю, даже машина вздрагивает и бежит резвее. – Вторые сутки без сна и отдыха мотаюсь. Да, в кресле! Из машины не вылезаю, к заднице прикипело, не оторвать, скоро по улицам с креслом на жопе ходить буду. Какие тут взятки? Ты меня к Лосеву не цепляй, рыба с головы гниет! Это система, Стасик.
- Министр Обороны армию изменил, а полиция никак! Кадры менять надо, чистить, перестраивать. Нельзя жить и мириться. Возьми Японию! Население немногим меньше, живут на острове, одни вулканы, нет ресурсов, а экономика!? Надо Родину ненавидеть, чтобы жить плохо. И ты еще жалуешься? Жена его не любит. А за что любить? Папку увидел, и схватился, украл! Я же знаю, ты хороший человек, – Михайлов смягчается. – Потому и пьешь, что взятки брать не хочешь, тебе обидно, не ценят дома, на службе. Не ты один такой! Зачем мириться со злом? Честных людей много, не могут помочь друг другу, взять, и навести порядок.
- Ты кто, Стасик? – Реутов косится на напарника. – Не похож ты на УСБ. На кого работаешь? Меня вербуешь, что ли. Слишком грамотный для лейтенанта.
- Сотрудник для секретных поручений. Решай, могу я на тебя рассчитывать, или нож в спину ждать. Допустим, Фомич, получишь ты 5 миллионов. Пусть не гонятся, никто не ищет. Что делать будешь? Дом купишь, два дома, три яхты, десять машин! Не противно?
- Чего противного. – Реутов хмыкает. – Образование детям надо.
- И все? Хорошо, детям поможешь, и то не факт. Посмотри на детей олигархов? Дети у них все имеют, а страна в дерьме. Из-за Лосевых, Тагировых! А нормальные дети на образование права не имеют. Жить надо достойно. Не богато, нет. Нам не надо, чтобы нос в табаке, задница в шоколаде. Перспективы нужны. Не хочу я жить, как ты, на побегушках у Лосева, чтобы когда-нибудь сесть в его кресло, и потом получать долю с торговли оружием.
- Дай тебе шанс, Стасик, через год таким же станешь, еще почище.
- Нет, не стану. Дети рождаются хорошие, а старшее поколение их портит, делает похожими на себя. Семейные склоки из-за денег, на улице драки и пиво, в школе ЕГЭ, по телевизору новости шоу-бизнеса, Аншлаг, гламурные ведущие, ми-ми-ми, массовая культура. Разве правильно?.. Подъезжаем, где-то здесь. Тормози потихоньку, а то мимо проскочим.
Машина катится по инерции. Михайлов смотрит по обочинам, сверяется с планшетом.
- Стоп! Вот лесная дорога. Здесь он свернул. Встань за кустами, позвонить надо, – Михайлов достает телефон. Реутов косится, останавливает машину.
- Стасик! У тебя другой телефон.
- Тот отключился, зарядка села. – Михайлов посылает вызов. – Кот? Мишлен на связи. Докладываю! Объект на границе областей. Свернул на лесную дорогу, не движется. Метров 50 от шоссе. Ориентиры: Медвежий Угол, не доезжая километра два. За утесом Глухое озеро. – Михайлов смотрит на Реутова. – Напарник в порядке. Какие будут указания?..
Реутов закуривает. Он похож на медведя, устроившего засаду на лосиной тропе, внешне вял и неповоротлив, однако иллюзия, в грузном теле таится мощь. Михайлов разговаривает по телефону и ничего не замечает, смотрит по обочинам.
- Принято! На связи, – отключает телефон. – Что, Фомич! Будем спасать страну? Или воровать чужие папки, и всю жизнь потом прятаться?
Реутов смотрит вдаль. Туманная дымка рассеялась, над вершиной утеса парят орлы.
- Сейчас докурю. Что делать-то надо?
Михайлов показывает планшет.
- Видишь, перемещается? Очень медленно. Наверно, пешком идет.
- Куда идти, в лесу. Грибы собирать? Не сезон. Ты говорил, маяк в машине? 
- Уточнение. Маяк в чемодане. Понял? В том самом чемодане, из клуба. Встреча с агентом на другой стороне утеса, там сторожка, недалеко от озера. Шпион придет на катере, их встречу надо проконтролировать.
- Студент, – Реутов ухмыляется. – Рехнулся? Полковника ведем, начальника розыска! Кого собрался контролировать? Да нас тут закопают, прямо в лесу. Или в болоте утопят с камнем на шее.
- Наша задача проста, вести наблюдение, докладывать. В крайнем случае, задержать до прибытия основной группы. Кот высылает поддержку.
- Стасик, я балдею. Да тут ехать, минимум, часа полтора! Какая поддержка?
- Местные органы подключит. Или здесь останешься? – Михайлов кладет планшет на приборную панель, берется за телефон. – Хорошо, Фомич. Ты стой тут, прямо на трассе. Сейчас я твой номер наберу, чтобы связь была. Увидишь «Мерседес» или полковника, сообщи…
Договорить Михайлов не успевает. Реутов бьет его ребром ладони под склоненную голову, толкает в плечо. Напарник роняет телефон. Мимо пролетает машина. Реутов выжидает, пока проедет дальше, выходит из машины, открывает пассажирскую дверку, подхватывает тело, стаскивает в кювет, потом через кусты волочет к ближайшей березе. Снимает с пояса из-под задравшейся куртки Михайлова наручники, защелкивает одну кисть, обходит вокруг ствола, ловит вторую руку, сводит вместе, защелкивает. В последний момент Михайлов приходит в себя. Он лежит на животе, обняв ствол березы, как ноги любимой девушки, перед его носом по березовой коре бегают взволнованные муравьи.   
- Как ушко, не болит? – Реутов стоит над ним. – Черт! Ствол забыл.
- Фомич. Одумайся!
- Нашел, кого жизни учить, – Реутов пытается всунуть ладонь под грудь Михайлова, чтобы вытащить пистолет из кобуры, но тот налегает боком на руку, препятствуя проникновению. Джинсовая куртка в поясе застегнута, не подобраться.
- Мишлен, зайчик, – Реутов выпрямляется, с сожалением смотрит. – Сам ты агент иностранный. Лосев не ангел, но он наш. Опер по жизни. А ты, казачок, кофе мне носил, сам докладывал. Кому? В УСБ!? Лежи тут спокойно, не рыпайся. Рот бы тебе заткнуть, – Реутов шарит по карманам, ничего подходящего нет. – Все богатство мое при мне. Ни галстука, ни платка. Носки сгодятся, – нагнувшись, толстяк сдергивает ботинок с ноги Михайлова, смотрит на дыру на пятке. – Кто тебя тут услышит.
- Капитан Реутов! – Михайлов не может повернуться, чтобы взглянуть напарнику в глаза. – Сорвешь операцию, сядешь лет на 25, – он чихает, лесная пыль на вдохе попадает в горло, отплевывается. Реутов вынимает свой пистолет, передергивает затвор.
- Не верю я в котов. Вся штука в чемодане, в нем собака зарыта. Насчет родственника из министерства, ты правду говорил? Папок штук десять, хватит, и детям, внукам и правнукам. Ты думай, пока старшие товарищи делом занимаются, – продолжая бурчать, Реутов идет к машине, хлопает дверками.
Михайлов лежит, одна нога разута, дыра на пятке, скованными руками обнимает березу. Глупо попался, а ведь Кот предупреждал! Он бессильно скрипит зубами, отплевывает сухую траву.

Продолжение следует.


Рецензии