Цугцванг 6

6 СЕРИЯ

1996

КрАЗ, хрустя колесами по мерзлой щебенке, встает напротив кафе. Ермаков тормозит по соседству, мигает фарами, глушит двигатель. КрАЗ продолжает урчать. Из припаркованных под окнами машин высыпают бандиты, вперед выдвигается Мангал. Квадратная фигура, квадратное лицо, свирепые глазки под налитыми веками. На крылечке появляется Филин, вразвалку идет к машине. Ермаков заранее опускает стекло. Приблизившись, тот заглядывает за спину в салон. Там никого.
- Не врубаюсь никак, – Филин играет ножичком. – Ты, что ли, Тагиров?
Ермаков голову не поворачивает, смотрит на высыпавших бандитов.
- Здороваться надо! Щепа здесь?
Филин задирает голову, обозревает махину КрАЗа. Кабина высоко, стекла отсвечивают.
- А ты кто такой будешь, чтобы масть заказывать!
- Скажи Щепе, Борис подъехал. От Драмы.
- Артист, что ли?
- Будет разговаривать, пусть выходит. Не выйдет, его проблемы.
- Тупо думаю, – Филин вертит лохматой головой. – Ты крыша его, что ли?
Ермаков показывает щеку, изрезанную рубцами.
- Передай Щепе! Приехал Борис. От Драмы! Жду минуту, – стекло поднимается.
Филин уходит, придерживая шаг. Мангал его о чем-то спрашивает, тот без объяснений скрывается за дверью. Бандит сплевывает, смотрит на Ермакова, делает пару шагов. КрАЗ издает рычание, дверки открываются. С одной стороны кабины высовывается ствол автомата, с другой смотрит гранатомет. Лосев стоит с тубой на плече, ногой на подножке, смотрит через рамку прицела. Мангал вращает глазами, тянется рукой за пазуху. Бандиты вытаскивают стволы, приседают, прячутся за машины. Щепкин является вовремя, чтобы остановить ледовое побоище.
- Мангал! Уберите пушки, – вор сдвигает очки и, как пенсионер перед заполнением бланка, наклонив голову, смотрит на Ермакова в машине. Мангал делает знак. Бандиты неохотно опускают стволы. Ермаков выходит из машины. Щепкин разводит руками.
- Какие люди! Боря!?
Ермаков чуть кивает, захлопывает дверку.
- Псов убери! Поздороваться не дадут.
Щепкин идет навстречу, по пути вполголоса кидает указание.
- Это афганцы! Всех положат. Не провоцируй.
Мангал смотрит вслед, окликает.
- Щепа! Выясни, кто Сафарова завалил, – поднимает руку, делает круговой жест. Бандиты рассаживаются по машинам. Дверки КрАЗа захлопываются, мотор глохнет. Стоянка перед кафе становится пустынной, трудно поверить, что мгновение назад здесь могла разразиться настоящая война. Ермаков и Щепкин сближаются. На крыльце стоят Мангал и Филин, наблюдают за встречей.
- Ты его знаешь?
- Артист какой-то! Щепа разберется.
- Я их на шашлыки порежу, – Мангал косится на самосвал, сплевывает. – На кого хвосты подняли? Подумаешь, афганцы. 
Щепкин делает широкий приглашающий жест. Ермаков достает тяжелую сумку из салона. Они проходят, скрываются в кафе. Филин вертит головой, заходит следом. Тем временем по шоссе приближаются огни. Не доезжая до закусочной, на автозаправку сворачивает вахтовая будка «Урал» с дымящейся трубой на крыше. Из машины выходит пожилой водитель (Меркулов), считает деньги. Выждав, пока тот наклонится к окошечку заправки, Мангал направляется к КрАЗу с пассажирской стороны, задирает голову. Показывает открытые ладони. Стекло со скрипом опускается, он видит Эллу, разводит руками, улыбается.
- Баба!? Это ты, что ли, в меня шмалять собиралась?
Над плечом Эллы возникает лицо Лосева.
- Чего хотел?
Мангал похож на гиппопотама, на голове которого чета аистов свила гнездо.
- Выходите! – бандит говорит, словно во рту горячая картошина. – Кушать хотите?   
- Чего-чего, – Лосев не понимает. – Сейчас выйду.

•

Кабинет заведующего. Ермаков из сумки выкладывает пачки долларов на стол. Щепкин расположился в кресле, с интересом смотрит.
- Это что такое, Боря?
- Зарплата шахтерам.
- Шахтерам?
- Рудник под Сафаровым был. Тагиров акции выкупил, хозяин рудника он. Понятно?
- Ничего не понятно. Почему ты приехал? Он со мной договаривался, стрелку проколол.
- Щепа! Это наша корова, – Ермаков выкладывает последнюю пачку. – Пиши расписку. Здесь миллион долларов. Через банк провести не могу, нал черный.
Филин стоит в дверях с открытым ртом. Гора денег производит впечатление.
- Закрой пасть! – Щепкин крякает. – Граната залетит.
Ермаков опускает пустую сумку на стул. Щепкин смотрит на него.
- Никаких бумаг. С Тагировым не решено. Зачем самосвал пригнал?
- Загрузить надо. Породой, можно с отвала.
- Рудник стоит, добычи нет. Требуются вложения, капитальный ремонт, оборудование.
- У Тагирова есть инвестор, немец. Оборудование дает в лизинг, с правом выкупа. Тагиров рулит, ты получаешь 2 процента. Пересчитай, чтобы вопросов не возникало.
- Выскочил из леса, раз-два, и готово. Боря! Миллион поможет, но вопрос не решит, надо сходку собирать. Почему Тагиров ко мне сам не приехал? Я его знаю, спекулянт. А ты? Ты не коммерсант, Боря. Драма тем более. С чего вдруг такие подарки?
- Это гарантия, потом не откажешься, – Ермаков стоит, чтобы видеть Филина. – Руда медная, есть золотые вкрапления. Руду будем самосвалами возить, на обогатительный комбинат. Дело очень прибыльное, немец заинтересовался, одним не поднять. С администрацией вопрос решен, дело за ворами. Надо самосвал загрузить, чтобы технологи объемы просчитали. Врубаешься в тему? 
- Золото, Боря! Это федеральный уровень, надо с москвичами решать. А миллион, почему бы не взять, – Щепкин невзначай трогает рукой пачки долларов, нюхает пальцы. – Верю без расписки.   
- Расписка не мне, для инвестора. Лицензия наша проблема, с Москвой решим без тебя.
- Боря! Я слышал, ты с афганцами завязался?
- Не твоя проблема. Мы работаем или нет?
- Значит, Драма. А где он сам? Филин! Где Мангал запропастился? Зови его сюда!
Филин выскакивает их кабинета. Ермаков достает пистолет, передергивает затвор.
- Ты не оценил предложения. Пожалеешь. Еще не поздно!
- Получается, это Драма замочил Сафарова? – Щепкин скалит зубы. – Козыря хлопнули на лимон. Таких совпадений не бывает! Ищет Козырь вас. Операцию ты сделал, а шрамы-то остались. Рудник захотели? Золото самосвалами возить. А харя не треснет? На чужой кусок пасть открыли.
- В породе золота 5 грамм на тонну. Камни зубами грызть будешь? 
- Позвоню-ка я в милицию, Боря. Слышал, ты в международном розыске, – Щепкин берется за телефон искалеченной рукой. – Стрельбу устроите, а я пожилой человек. Поберегу нервы.
- Убери клешню! Пальцы вырву, сука. В Белом Лебеде не исправили?
Щепкин откидывается назад, глаза в очках зайцами прыгают по кабинету.
- Ты, это о чем, Боря?
- Это я сходке объясню, – Ермаков поворачивается на шум.
Дверь распахивается, вбегает Филин.
- Щепа! Лесорубы, мать их! Афганцы наехали, тачки таранят!
Следом врывается Мангал, втаскивает за собой Эллу, пинком захлопывает дверь.
- Подруга Сафарова! – бандит вскидывает пистолет, но Ермаков стреляет первым. Дырка во лбу швыряет Мангала на пол. На улице раздаются автоматные очереди.
- Ты проиграл, – Ермаков кладет пистолет на стол. – Я же говорил! Пиши расписку.
- Сзади! – вскрикивает Элла.
Филин наступает, лезвие идет в живот. Ермаков отклоняется, перехватывает руку, нож завершает полукруг, с хрустом втыкается Филину в глаз, летят брызги. Щепкин хватает пистолет, жмет на курок. Механизм щелкает вхолостую. Ермаков отпускает кисть, Филин валится на пол. Дверь слетает с петель, врываются бойцы с автоматами. Щепкин демонстративно кладет пистолет, поднимает руки. На него мгновенно надевают наручники. Входит Лосев с пистолетом, осматривается. Как ложка из миски с густым борщом, нож торчит из глаза Филина. Мангал, с кляксой на лбу, разглядывает потолок, глаза покрываются пленкой. Появляется Меркулов, переступает труп, с любопытством смотрит на Щепкина.
- Щепа! Давно не виделись. Мангала застрелил, деньги не поделили? Сопротивление при аресте. Чистосердечное писать будешь? Впрочем, не надо. Пакуйте его.
Щепкина поднимают с кресла, он смотрит на Ермакова, щерит зубы.
- Поставь свечки, Боря. За упокой души! Себе и Драме. Волки позорные…
Лосев выводит Эллу на свежий воздух. КрАЗ помял иномарки, бандиты лежат на снегу. Бойцы надевают наручники, ставят их на ноги, по очереди заталкивают в грузовик. Будка «Урал» дымит трубой, заглатывая арестованных, как заправский автозак. Из кафе выходит Меркулов, смотрит на дорогу. С воем скулящей собаки подъезжает патрульный «Уазик».

2016

Бармен смешивает коктейли, возле стойки Платон со стаканом в руке. Двое охранников на площадке второго этажа переговариваются по рации, наблюдают за залом. Из фойе появляется Яна в скромном платье с сумочкой через плечо, охранник на входе провожает ее подозрительным взглядом. Она замечает Платона, подходит без обиняков.
- Привет, братик! – она по-детски непосредственна. – Я тебя сразу узнала!
- Здравствуй, – он с интересом ее разглядывает. – Что пить будешь?
Яна отрицательно мотает головой.
- Надо поговорить.
Бармен понимающе отходит, занимается своими делами.
- Тебя как сюда пропустили? – Платон улыбается. – Молодая совсем.
- Это плохо? – она забирается на высокий стульчак, ставит ноги на подставку. – Я им сказала, что папу ищу, паспорт показала. Меня Яна зовут!
Платон не хочет смущать девушку, отводит взгляд.
- Красивое имя. 
- Еще бы! Самое лучшее, – зато Яна смотрит с откровенным любопытством, никого не стесняясь. – А ты похож на папу! У меня фотка есть. Хочешь, покажу? Впрочем, нет. Потом покажу, когда-нибудь. А ты вроде ничего. А что я могу выпить?
- Решилась! Я думал, девочки из детдома более храбрые, – Платон жестом подзывает бармена, смотрит на сестру. – Что будешь? Виски со льдом, мартини, лимонад… Не стесняйся, я заплачу.
- Еще чего! У меня есть деньги, – Яна передвигает миниатюрную сумочку с бедра на колено. – Водки со льдом. Двойную порцию!
- Ну ты даешь, сестренка, – Платон кивает бармену. – Мне тоже.
- Девушке сколько лет, – бармен косится на площадку. Охранники смотрят в общий зал, куда прибывают все новые посетители. Платон подмигивает бармену.
- Ты сделай два стакана, один с водкой, в другом воду со льдом. Я сам перепутаю.
Яна смеется, бармен кивает, готовит напитки.
- А ты находчивый!
- Куда мне до тебя. А папу ты помнишь?
Бармен ставит бокалы, отходит. Яна открывает сумочку, достает кошелек.
- Сестренка, ты чего, – Платон касается ее плеча. – Я рассчитаюсь. А что ты помнишь про папу? Мне около года было, когда отец ушел, так и не виделись, – он пробует свой бокал, вопросительно смотрит на Яну, та убирает соломинку и спокойно выпивает, не моргнув глазом.
- Пить хочу, – она ставит бокал. – Дяденька, сделайте еще!
Бармен в сомнении. Платон пробует свой напиток, убирает соломинку, выпивает, ставит стакан.
- Повтори.
Бармен смотрит на свои бутылки. Яна смеется. В зал заходит Секачев, его пропускают без досмотра. Платон смотрит на раззадоренную девушку.
- Яна! Ты в порядке? Первый раз вижу, чтобы девчонки так водку пили.
- Началось братское воспитание. Думаешь, я пьяница?
- Просто удивился.
Подходит Секачев, протягивает руку.
- Привет, попутчик! – Секачев улыбается. – Здравствуйте, мадемуазель!
- И вам не хворать, – Яна отворачивается.
- Понял! Встреча после долгой разлуки. А я думаю, куда он пропал, телефон дома забыл. Оказывается, он шашлыки кушает! Не забыл, что обещал? Надеюсь, телефон с собой. Всего доброго, мадемуазель!
Секачев проходит чуть дальше, располагается за стойкой, заказывает кофе.
- Это кто? – Яна встревоженно смотрит на брата. – Мне он не нравится. Мент?
- Полковник, – Платон достает из кармана телефон, держит в руке. – Мы с ним в одном купе ехали.
- Что ты ему обещал?
- Прямо допрос. Познакомить обещал, с одним человеком.
- Бардак у тебя в Одноклассниках.
- Да я там не бываю. И на почту редко захожу. Дедушка на вокзале подсказал.
- За тобой следят. Перлюстрация… Да? Когда почту просматривают.
- Грамотная девочка. 
Бармен ставит очередную порцию, качает головой.
- Последний раз, видеокамеры тут.
- Спасибо. Возьми деньги, сдачу не надо, – Платон выкладывает на стойку крупную купюру, поворачивается к Яне. – Значит, Валерий Петрович меня проверял. Он твой дедушка?
- А у меня секрет есть, придется отложить.
- Секрет? – Платон изображает интерес.
Она подвигает к себе бокал, делает большой глоток.
- Это тайна! Может, пойдем отсюда? Здесь народу много, – она оглядывается на Секачева, тот шутливо подмигивает. Она фыркает. – Пойдем? 
- Я обещал. Человека одного ждем. А потом мы с тобой на коттедж поедем, я тебя с друзьями познакомлю, потом с мамой. Не возражаешь?
Яна косым взглядом заглядывает в стакан. Она хмелеет на глазах.
- Хочешь, я тебя с папой познакомлю?
- Ну-ка, сестренка, дай попробовать, – Платон пытается переставить свою соломинку в ее стакан, но Яна со смехом отталкивает его руку.
- Еще чего, мужчина! Вы вообще кто?..

•

Второй этаж, коридор, фойе перед кабинетом директора. Реутов сидит на мягком стуле, широко зевает. За стеклянной дверью маячат силуэты охранников на площадке в зале. Приглушенная музыка, пол вибрирует. На небритом лице Реутова выражение усталого человека, которого жизнь давно не радует, под рукой столик с полуголыми девицами в соблазнительных позах. Поверх журналов потрескивает рация. Реутов вдруг спохватывается, сует руку за пазуху. Открывается лифт, появляется Элла Александровна. Оперативник поднимается навстречу.
- Уголовный розыск, капитан Реутов. Ваши документы?
- Я к Рустаму Ахметовичу, он ждет, – Элла Александровна достает из сумочки портмоне, предъявляет водительские права. Реутов смотрит, сличает фото с оригиналом, возвращает документ.
- Извините, не узнал!
- Кого-то ловите? – она убирает документ. – Жену начальника надо знать в лицо.
Дверь открывается, на пороге возникает Тагиров, кивает оперативнику. Элла Александровна деловито проходит в кабинет. Реутов в сомнении достает телефон, прислоняется ухом к двери, прислушивается. Вздохнув, отходит в сторону, звонит.
- Стас, – бурчит он. – Слышишь меня?
- Фомич! – напарник кричит, внизу шумно. – Что у тебя?
- Элла Александровна здесь, – Реутов говорит сдержанно.
- Что?! Не слышу! Говори громче!
- Жена Лосева! Элла Александровна. Ты доложи там! Не хочу по рации.
- Что?!
- На связи, – отключив телефон, Реутов опускается на стул, берет журнал со столика, листает, разглядывает девиц, выгибающих тугие попки и строящих ему глазки. – Сучки. 

•

Платон смотрит на Секачева, пожимает плечами, невпопад отвечает собеседнице. 
- Ты меня не слушаешь! – Яна возмущается. – Пойдем отсюда!
Напомаженный конферансье в женском платье объявляет номер, выступает кордебалет с перьями. В зале появляется Кристина, идет к бару, замечает Платона, проходит мимо, встает рядом с Секачевым, делает знак бармену, тот спешит к ней. Компания бандитов скучает в Lounge-зоне. Тенгиз рвет зубами резиновый шашлык, стягивает с шампура кусок, у него вибрирует телефон. Он вытирает пальцы об угол скатерти, берет трубку, обращается к Алику.
- Пойдем, брат! Папа зовет. Здесь не слышно ни фига. Пацаны! Не бухайте! Слышали?   
Вдвоем с Аликом они идут через зал, плечами раздвигая публику. Кристина тем временем берет бокал, пробует через соломинку, скучающим шагом идет вдоль стойки. Алик ее замечает, приближается сзади, берет под локоток. Девушка отдергивает руку, мартини выплескивается.
- С ума сошел?! – вскрик привлекает ближайшее внимание.
- Пойдем, – Алик пытается удержать ее за руку. – Потом объясню.
- Никуда я не пойду!
Платон с Яной, обернувшись, смотрят на вспыхнувшую ссору, музыка смолкает.
- А, Платон! – Кристина делает вид, что только узнала. – Вернулся. Как дела?
- Кристина, – Алик ловит ее за руку. – Пойдем.
- Отпусти девушку, – обращаясь к Алику, Платон смотрит на Кристину. – Привет! Хорошо выглядишь. Замуж не вышла?
- Есть тут один, – она встряхивает кубики в бокале. – Вести себя не умеет.
Ближайшие посетители, не желая участвовать в инциденте, благоразумно покидают стойку.
- А ты тут с кем? Из армии привез! Или здесь нашел? – Кристина смотрит на Яну, выдергивает руку из пальцев Алика, интонация брезгливая. – Да отпусти ты! Привязался, жених.
- Знакомьтесь, – Платон беспечен. – Яна, моя сестренка. Это Кристина, вице-мисс.
- Вадик, повтори! – Кристина ставит бокал на стойку. – Мартини.
Алик набухает гневом, как почка на весеннем дереве. Яна исподлобья смотрит на Кристину, переводит взгляд на взбешенного Алика. Секачев наблюдает с другого конца стойки. Яна спускает худенькие ножки с табурета, поправляет платье, подходит к Алику, задирает голову.
- Извинитесь немедленно!
- Чего?! – Алик изумлен. – Ты кто такая, мартышка?!
И получает звонкую пощечину. Яна отворачивается к Платону.
- Пойдем отсюда.
Алик цепенеет, глаза мечут молнии. Челюсть бармена отвисает, как ковш экскаватора, высыпавшего породу мимо цели. Кристина, получив бокал с мартини, ловит соломинку губами, ждет развития событий. Алик зависает, как атомный гриб над Хиросимой. Платон смотрит на Секачева.   
- Нам надо идти, – он разводит руками, реплика предназначена Секачеву.
- Стоять! – Алик выставляет ладонь, препятствуя бегству. – Ты кто такой?
Платон отвечает рукопожатием. Алик пытается сдавить кисть врага, с напряжением выгибает руку, и вдруг получает тычок под локоть, отшатывается к стойке и, сложив руку как раненый лебедь, щупает себя под мышкой. С Lounge-зоны на выручку торопится компания уголовников. Злые лица предвещают расправу без суда и следствия. Платон встает спиной к банкомату и отдается воспоминаниям. Охранники, переговариваясь по рации, оставляют наблюдательный пост, торопятся вниз. Из-под лестницы выскакивает подмога. Бандиты и охранники, словно силы добра и зла, толкаются, как пингвины в Арктике. Алик задыхается, объясняя зачем-то полковнику Секачеву леденящую душу историю. 
- Он мне ребра сломал… Сука!
Секачев ставит чашку на стойку.
- Далеко тебе до папы, щенок. Попку помыть?
Перегнувшись через стойку, Алик хватает бутылку шампанского. Сломанные ребра не дают дышать, он приседает мимо табурета, но удерживается, бутылку не выпускает. Искрами летят над токовищем первые кулаки, раздаются бранные возгласы. Яна и Кристина, словно сноха и золовка, натворили дел, не разобраться, наблюдают. Из-за чего сыр-бор? Кристина, вспомнив профессиональные обязанности, достает из сумочки телефон, начинает снимать на видео. Платон легко отбивается, пара зуботычин залетают банкомату в рыло. Алик чувствует себя обойденным, прихватив бутылку, кидается в драку, его не трогают ни бандиты, ни охранники. Кому он нужен, директор со сломанными ребрами. Платону становится туго со всех сторон, он поворачивается спиной. Есть! Бутылка шампанского с хрустом бьет по голове, осколки разлетаются, на плече зацепилась этикетка. Яна вскрикивает. Платон оборачивается на крик, на лице остывает улыбка, пенятся ручейки, он падает. Секачев вынимает удостоверение, в другой руке пистолет, вмешаться в побоище не успевает. Как паста из тюбика, в зал врывается вооруженный спецназ. Бойцы в масках с автоматами мгновенно окружают место побоища, блокируя всякие попытки бегства или сопротивления.
- Всем лечь, руки за голову!! Работает спецназ!
Лазерные лучи автоматных прицелов режут полумрак зала красными бритвами, бандиты падают вперемежку с охранниками, бойцы вяжут драчунов подряд. Секачев предъявляет удостоверение командиру с поднятым забралом, тот морщит нос, это Данила. Полковник взбегает по лестнице наверх, пара бойцов на полусогнутых ногах с автоматами спешат за ним. Они врываются в коридор второго этажа, одновременно открывается лифт, выскакивает Лосев с пистолетом наготове, указывает на кабинет. Изготовившись, бойцы врываются в кабинет директора.
Тагиров сидит с запрокинутой назад головой, как жертва дантиста, из распахнутого рта за шиворот стекает алый ручеек, на розовых обоях ошметки с осколками костей. Под свесившейся с подлокотника рукой валяется тупорылый револьвер с перламутровой рукояткой. В пепельнице дымится забытая сигара. Секачев пальцем указывает бойцам на дверь за спиной мертвеца. Один давит на ручку сбоку, другие держат дверь под прицелом. Она закрыта на ключ. С молчаливого одобрения полковников дверь выбивают. На мягком диване сидит Тенгиз. Еще один труп.
Из коротко стриженой головы, как опенок из черного мха, торчит шиферный гвоздь. Он вбит почти до шляпки. Тенгиз смотрит на Секачева с немым удивлением, зачем дверь сломали. Бойцы проверяют санузел, чисто. Пробуют открыть запечатанное окно с кондиционером. Все закрыто, никого. Разве кто прячется под диваном, но там щель для тараканов. Классика жанра, труп в закрытой комнате! Секачев рассматривает свое отражение в напольном трюмо, подходит вплотную, наклоняется. Одна створка напольного трельяжа сдвинута на пару сантиметров. На ворсовом покрытии пола заметна вмятина. Секачев жестом подзывает бойцов. Трельяж поворачивается на оси, обнаруживается тамбур с незапертой дверью, за ней горит свет. По винтовой лестнице бойцы спускаются вниз с автоматами наизготовку. Секачев следует за ними. Бронированная дверь выходит во дворы, но она оказалась закрыта изнутри! На мощный засов. Тайный ход заводит в тупик.

1997

Бревенчатые стены, земляной пол, лампочка на проводе. Элла сидит в кресле, завернувшись в шубку, в помещении холодно, под рукой обогреватель, она держит на нем ладонь. Раздаются резкие удары. Ермаков работает с вертикальной доской, обмотанной веревками. Кулаки мелькают все быстрее. Доска под ударами гнется, кулаки работают как лопасти вентилятора. Звуки ударов сливаются, кажется, дождь барабанит, становятся все чаще и тише, звук превращается в шелест, словно шины шуршат по асфальту. Ермаков, согнув ноги в коленях, на вид просто стоит, чуть наклонившись вперед, чем-то напоминая статую Венеры без рук. Вот он отступает, доска выпрямляется и трепещет, как стрела, попавшая в щит. Ермаков достает часы из кармана.
- Поняла? Хочешь, сама попробуй.
Элла изучает его, как зверя. Тело сухое, как доска. Мускулы напоминают ремни и веревки. В помещении холодно, в углах изморозь. Из обстановки только скамейка, кресло и обогреватель. 
- Чего молчишь. Замерзла?
- Пахнет тут не очень, – Элла шмыгает носом. – В другой раз, настроения нет.
- Конюшня тут была, кур держали. Пойдем в дом?
Элла не торопится вставать.
- Как ты это делаешь?
- Все просто. – Ермаков приподнимает руки, стряхивает напряжение. – Пуля летит незаметно! Мы видим результат, а пулю не замечаем. Если удар наносить с определенной скоростью, сила не требуется, наоборот, масса мешает. Мышцы должны быть сухими. Тебе, кстати, подойдет.
- А можно участвовать в боях без правил?
- Зрелища нет. Человек упал, умер. Пули не видно, в голове дырка.   
- Человек не пуля, его видно.
- Видно тело, а быстрое движение незаметно. Если переключить мозги, можно увидеть, как пуля летит, уклониться. Пулю зубами поймать. Все от тренировки зависит. Трудность в том, чтобы сознание переключить, переместиться в другое измерение. Главное, выбрать ось вращения.
- Ось?
- Центрифугу, – Ермаков сгибает руку в локте. – Мы все состоим из шарниров. Локтевой сустав, плечевой пояс, таз, колени. Позвоночник – главная ось. Внутри спинной мозг, это антенна, подключенная к головному мозгу. Антенна связывает человека с Землей, а Землю с Космосом.
- Ты не мерзнешь?
- Нет, – Ермаков увлекается, расхаживает, делает круговые движения руками и ногами. – Мир так же устроен, все вращается. Каждая ось – это центрифуга. Представь себе карусель в парке? Один человек внутри, другой стоит снаружи, наблюдатель. Карусель начинает вращаться, представляешь? Все быстрее, быстрее. Снаружи смотреть, кабинки сливаются, как бы исчезают. А если изнутри, исчезает внешний мир. Внутри своя гравитация, свое время, пространство. Снаружи его не видно. Это понятно?
- Ты очень умный.
- Да нет, наоборот, я плохо объясню. Мир состоит из матрешек, одна в другой, все вращаются. Матрешка в матрешке. Есть большое пространство, в нем малые, все меньше и меньше, вплоть до атома, и в каждом пространстве своя ось. Доступа между пространствами нет! Когда карусель раскрутится, снаружи не войти, изнутри не выйти. Крутятся массы. Пальчик в вентилятор не засунешь, оторвет. Мы не можем заглянуть внутрь атома, или выйти за пределы Земли. В каждом пространстве свое время. Нам это трудно осознать, потому что от рождения мы живем в одном измерении, крутимся на Земной оси. Других миров для нас не существует, но ведь они есть.
- Да, наверно. – Элла заинтригована. – Откуда в тебе такие мысли?
- Это не мои мысли. Это Кот просветил.
- Кот?
- Специалист по внедрению. Инструктор по криминальным темам. Не отвлекайся, иначе не поймешь. В каждом сообществе, группировке, в любой системе есть ось, свое измерение, правила игры. Это потом поясню, – Ермаков словно читает лекцию. – Карусель стоит на месте, вращается, а снаружи она нечто цельное, доступа внутрь нет. Мы не можем проникнуть в атом, или в банду, если не примем правила игры конкретной системы. С другой стороны, парк вращается вместе с Землей, это тоже карусель, только мы внутри, поэтому не замечаем. Чтобы понять Систему, надо выйти из Системы.
- Понимаю! Земля – это медленная карусель. Правильно?
- Медленная? В любую секунду, спим или нет, вот прямо сейчас! Мы мчимся со скоростью авиалайнера, примерно 1000 километров в час. Вместе с поверхностью Земли! Это не все. Земля летит по орбите 30 километров в секунду. Заметь. За 1 секунду 30 километров. Каждое мгновение. Пуля летит со скоростью, сколько? Один километр в секунду. А Земля в 30 раз быстрее.
- Представить не могу.
- Про то и речь, а ты говоришь, медленная карусель. Это эффект сознания. Нам невдомек, что Солнечная система тоже летит! Еще быстрее Земли, 300 километров в секунду, каждую секунду миллиарды лет. А мы не замечаем, потому что находимся внутри. Электрон в атоме вращается, только представь, 300 тысяч км в секунду. Маленькая матрешка. А вокруг еще матрешки, и все вращаются одна в другой. Понятно? 
- Для меня это… слишком сложно.
- Не только для тебя, а суть в чем. Человеческое сознание статично, как будто, но это только кажется. Для чего человеку сон? – глаза Ермакова блестят, он смотрит на Эллу, заражая внутренним возбуждением. – Мы заряжаемся во сне. Как аккумулятор! Мы спим, а миры вокруг нас вращаются. Черепная коробка лежит на подушке, но это иллюзия! Сознание витает во сне, а на самом деле? Все наоборот. Вращаются миры, вращаются планеты, звезды, галактики. Они заряжают человеческое сознание. Мы просыпаемся, встаем бодрые. А если сна нет, через пару суток мы валимся на ходу, и все равно засыпаем. Если лишить возможности спать, мы сходим с ума. Так и говорят. Слетел с катушек. 
- Это тебя пытали, когда? Понимаю.
- Никто не понимает, Кот понял, и объяснил, почему сон важен, как заряжается сознание. – Ермаков смягчается. – Хочешь, секрет? Вселенная прекрасна, я видел ее целиком.
- Как это видел?
- Как брильянты на бархате. Звезды вспыхивают и гаснут, сверкают, переливаются. Снаружи холод и пустота, а внутри огонь. Это другое измерение.
- Тоже ось?
- Мы внутри галактики, внутри Солнца, внутри Земли, а надо смотреть снаружи. Чтобы увидеть Вселенную, надо не лететь к звездам, а улетать от них. Она прекрасна.
- Она?
- Вселенная похожа на тебя. Точнее, на твою задницу, на два полушария. Представить сможешь? Огненная лава описывает два полных круга. Течет по спирали, огненные завихрения, искорки бегают. Или человеческий мозг. Внутри напряжение, колоссальное напряжение. Не жалкие тысячи вольт, а миллионы, миллиарды. Звезды горят несколько секунд, вспыхивают, гаснут, галактики текут. Знаешь игрушку? У меня была в детстве. Картонка под стеклом, внутри пирамида, вроде египетской, вместо ступеней канавки спиралью, надо загнать шарики на самый верх и уронить в самый центр. Очень похоже. Два полушария, две пирамиды, канавки спиралями. Звезды текут вверх, как ртутные шарики, иногда скатываются и падают, сгорают в темноте. Внутри пирамидок масса и время, а настоящая Жизнь снаружи. Полушария соприкасаются, как шестеренки, вращаются навстречу. Очень красиво! Между полушариями главная Ось Мироздания. Вселенная затягивает в себя, как женщина, – Ермаков смущается. – Все туда стремится, и там все рождается, с другой стороны. Любовь движет миром.
Элла предпочитает не развивать женскую тему.
- Звезды никуда не движутся. Веками стоят на месте.
- Ученые понять не могут, откуда что взялось. Вычисления показывают, что Вселенная возникла из одной точки, отсюда теория Большого взрыва. Кот говорит, не так! Наша галактика находится на выходе, где Пространство расширяется. А на входе, где ядра сходятся, там Пространство сжимается. Жернова перемалывают и рождают заново.
- Философия. – Элла думает о чем-то своем. – Вселенная бессмертна?
- Как и Человек. Мы рождаемся и умираем, звезды вспыхивают и гаснут, а Вселенная живет. Клетки в организме рождаются и отмирают, а человек живет. Приоритет Целого дает жизнь всем и каждому в отдельности, надо не бояться, выполнять задачу. У каждого, своя ось, но есть главная центрифуга.
- Любовь.
Ермаков встряхивает руками, возвращается в обычное состояние.
- Время как гармошка, можно растянуть, можно сжать. Издалека смотришь, лес стеной, чаща непроходимая. А зайдешь в него, деревья отдельные, полянка и кусты, гулять можно, грибы собирать. Понимаешь? Это у летчиков бывает, время растягивается. Сознание в небе одно, а на земле другое. Космонавты из космоса трамваи и города видят без всякой оптики. Человек всю жизнь за одно мгновение может просмотреть, как киноленту, для этого нужна стрессовая ситуация. Пользоваться не умеем. – Ермаков подходит к доске. – Когда-нибудь я смогу, надо в резонанс попасть. В молекулярную вибрацию. В атомах тоже свое время.
- Лес, гармошка, это пространство. А время неизменно, везде одинаково. Не остановишь!
- Зачем. Можно самому входить и выходить, из одного измерения в другое. Пойдем? – Ермаков подходит к Элле, выключает обогреватель, поворачивается. – Чего сидим?
Она делает многозначительную мину, смотрит на него снизу.
- У нас будет ребенок.
- Знаю. Девочка.
- Вот тебе «на»! – Элла фыркает. – А ты-то откуда знаешь?
- Во сне видел. Назовем Яной.
- Яной? – Элла пытается понять его отношение.
- Вставай, а то свет выключу. Конюшню закрою, будешь до утра сидеть, помет нюхать. – Ермаков усмехается. – Пойдем в дом.
- Мы сидим в конюшне, а у нас ребенок будет. Что думаешь?
- Ничего не думаю. – Ермаков снимает с гвоздя телогрейку. – Сама выбирай!
- Что выбирать?
- Либо ты рожаешь, воспитываешь детей, и ни в чем не участвуешь. Я про операции. Никаких Тагировых, Лосевых, Секачевых. Не говоря про Меркулова.
- Либо?
- Либо я заберу ребенка.
- Папаша. Может, вначале поженимся? Свадьбу хочу, платье белое.
- Пойдем! – он протягивает руку, но Элла продолжает сидеть, снова фыркает.
- Нет ребенка, и не будет. Размечтался! Я пошутила.
Ермаков встает под лампочкой, висящей на проводе, смотрит в упор. Лампочка взрывается, осколки стекла летят в бревенчатую стену, наступает темнота.

•

Дверь в избу распахивается. Элла вздрагивает, смотрит на вход. На пороге Меркулов.
- Вот они, субчики-голубчики! Я чуть гарнизон по тревоге не поднял, – поздний гость смотрит на старинные ходики. Сова на стене цокает языком, глаза бегают из стороны в сторону. Икона над комодом, черно-белый телевизор. За столом Ермаков с Эллой, они в легкой одежде, печь протоплена, в избе тепло. В распахнутую дверь несет холодом.
- Проходите, Игорь Валентинович! Ужинать будете? – Элла виновато улыбается. – Здравствуйте. Я ненадолго, товарища проведать. Даже калитку не закрыли, уезжать собираюсь.
- Во как! – Меркулов прикрывает дверь. – Ненадолго, значит. Ворота открыты! Заходите, гости дорогие. Машина инеем покрылась, давно остыла, капот ледяной. А если бандиты, или участковый нагрянет, документы проверит. Леонид! Выйдем на улицу, разговор есть. Элла Александровна, красавица драгоценная, собирайся. Вместе поедем.
- Не беспокойтесь, – Элла встает. – Сама уеду.
- Не обсуждается.   
Ермаков поднимается, он в исподней белой рубахе без воротника.
- Разрешите поухаживать? – Меркулов снимает с вешалки телогрейку, подает. – Заодно покурим.

•

Они сидят в машине под зажженными окнами, занавески задернуты. Меркулов достает сигареты.
- Виктор знает, что у вас любовь?
- Какая разница. Он тут ни при чем.
Оба закуривают, Меркулов выговаривает.
- Витя твой друг, боевой товарищ, он жениться собрался! Планы строит, ухаживает, со мной советуется. А у них тут шуры-муры, понимаешь, водка на столе.
- Элла не пьет, я символически.
- Ты мужик, понятно! Она, чем думает? Ты за границу уедешь, а ей тут жить. Витька мне племянник, и ты не чужой. Одну бабу с ребенком оставил, мало тебе? Дуэлей нам не хватает. 
- Вы сами ее привезли, ко мне в лес.
- Сравнил! Они знакомы не были, кто знал, что влюбится? А ты с ума там сходил. Забыл, как с медведями бодался? Волки мерещились. Лучше бы я проститутку тебе привез, а рожу твою сам перемотал. Элла экстремальная натура, мужчин таких любит, измен не прощает! Забыл, что она с Сафаровым жила? Тихой сапой к нему пристроилась, а что потом? Какую девку рядом увидит, в ресторане, где угодно, набросится и в клочья рвет, вместе с трусами и платьями. На этом его зацепила, а когда он сам ее поколотил, сдала без угрызений совести. Еще сверху смотрела, как вы Сафарова с его бандитами в окрошку месите. Женская ревность – это страх Божий! Мозги отключает, замыкает у них. Витька лопух, он любит, будет пылинки сдувать, все для нее сделает. А у вас ничего не получится! Ты зверь, и она такая же, загрызете друг друга. Ты наиграешься, бросишь. Она врагом станет, который в курсе всех дел. С женщинами надо осторожно. Как говорит Петрович, лучшая из них – змея.
- При чем тут Петрович. Сутенер бывший.
- Сам ты сутенер бывший, это прикрытие. Он психолог, умеет обращаться. Нельзя их обижать, лучше по-честному. Взял проститутку, или двух, деньги заплатил, перышки почистил. Все довольны, все смеются. На съемной квартире, дома нельзя. Это азбука конспирации. А ты что делаешь? Еще стриптиз тут устрой, дискотеку, музыку включи на всю деревню. Тут уши, и глаза кругом, тебя знают.
Ермаков не хочет спорить, вяло возражает.
- А если это любовь?
- Жена, хороший дом, что еще нужно, чтобы встретить старость. Это не для тебя! Витя другое дело, звезд с неба не хватает, разве что на погоны. Зачем страсти, измены? Команду в утиль.
- А Толя Секачев?
- Тот пойдет круто, если не сорвется. Женился на дочери начальника, дочь родили. Тоже непросто! Бабы, куда денешься. Изменила! Казалось бы, плюнь! Дочь начальника, делай карьеру, пусть развлекается, спасибо скажи и сам не теряйся. Так нет! Развод затеяли, отношения кувырком. Как малышня сопливая. Тесть все понимает. Секачева ценит, но дочь дороже. Кстати, через его ведомство тебе документы готовят, за границей работать будешь, другие перспективы.
- Про Эллу забудьте, в акциях она не участвует. Я так решил.
- Во как! Акции для нее закончены. Впереди бизнес, банковское дело. Карьера у нее, а ты что предлагаешь? Чтобы огород копала, воду носила. Это не про нее! И не про тебя.
- За нее решать не могу, но учтите. Витя не Витя, командир не командир, башку оторву. Понятно?
В темных глазах Ермакова зажигается оранжевый отблеск. Девушка, приставив ладонь к стеклу, пытается рассмотреть, что происходит на улице. Занавеска опускается. Меркулов крякает.
- Драма пропал. Возможно, бандиты похитили.
- Из-за Щепы?
- Пока не знаю. Щепа зуб давал на тюрьме, и всю свою вставную челюсть. Ему еще сидеть и сидеть, там и сдохнет. 75 миллионов исчезли, из Швейцарского банка. Наследство коммерсанта Зверева. Подозревали Бориса Ломова, тот скрывается за границей. Вдова русская американка, убеждена, что дело рук Драмы. Найдем деньги, откроются варианты. – Меркулов надувает щеки, выдыхает. – Вцепился в девушку. Зачем? 
- Драму использовали. Слить хотите?
- Деньги не только вдова ищет, не только Интерпол, афганцы, это серьезней. Драма исчез, вероятно, похитили. Причастен он или нет, разберемся, вначале надо найти. Если не вдова и не он, кто там кого кинул? Возможно, Ломов. Все равно, без Драмы не разобраться.
- План есть?
- Есть, конечно. Только задайся вопросом. Как доверять тебе или Витьке, если вы между собой разобраться не можете? Решай сейчас, на берегу. Иначе план меняется.
Ермаков играет желваками.
- Сегодня она останется здесь. Выясним отношения, тогда и выводы будут.
- Не годится, – Меркулов заводит двигатель. – На свадьбу позовете?
- Она ночует. Поговорим, пусть сама решает. 
- Мужское самолюбие? Понимаю. Приехал, скомандовал, увез девушку? Тогда учти! Назад ходу не будет. – Меркулов глушит двигатель, включает свет. – В бардачке возьми. Это сведения на Ломова, ксерокопии документов. Свидетельство о рождении, паспорт, пара армейских снимков. Воевал в Чечне. Медицинские выписки, история болезни, он контужен. Короче, изучишь. 
- Зачем? – Ермаков перебирает документы.
- Выдашь себя за Ломова, шрам убрали, вы похожи. Афганцы тебя сцапают, найдут документы, обратятся ко мне. Военные вопросы по городу решаю я. Главное, Драму найти.
- Афганцы?
Меркулов отмахивается.
- Те же бандиты, только с опытом боевых действий. Сильная группировка, профессионалы, организованы. Юристы у них грамотные, бизнес контролируют по всей стране. Ломов контуженный, состоит на учете, у них свой госпиталь, его ищут через врачей, ждут приступа. Симулируешь приступ, клиника описана, пена изо рта, судороги, вроде эпилепсии. Через районную больницу попадешь в госпиталь. Будут допрашивать, все вали на Драму, они вас должны столкнуть. Дальше я подключусь. Схема понятна? Документы спрячь так, чтобы нашли, под половицей или на чердаке. Насчет Эллы сам подумай. Бизнес-леди и начальник милиции. Хорошая пара получится! Договорились?
- Я же сказал, – Ермаков складывает документы, убирает в карман. – Сегодня она останется здесь. Как решит, так и будет.
- Думаешь, за племянника стараюсь?
- Неужто нет, – Ермаков выходит из машины. – До свидания.

•

Глубокая ночь. Полный стакан водки стоит перед Эллой. Они сидят за столом.
- Пей, – требует Ермаков.
- Я не выпью, ты чего.
- Залпом до дна! Это приказ. Иначе не поймешь.
Элла начинает пить, сдерживая рвотные спазмы. Наконец, ставит стакан, зажимает рот.
- Не дыши, сейчас ляжет, – он достает из банки соленый огурец. – Сразу откуси и жуй, чтобы рассолом вкус перебить, хлебом занюхаешь, – он сует ей отломленную краюху. 
Пока девушка приходит в себя, Ермаков наливает себе, выпивает, смотрит на подругу.
- Что, легче стало?
- Я пьяница, – она ворочает непослушным языком. – Хорошо.
- А мне плохо, – Ермаков смотрит на порог. – Тварь!!
Возглас звучит как выстрел, резко и страшно. Элла на мгновение закрывает глаза. Ермаков вскакивает, начинает метаться. В таком виде она его никогда не видела, смотрит, как обезьянка, округлив глаза, наблюдает за тигром в клетке.
- Тварь! Твари… Что делать?
Ермаков садится, обхватывает голову руками. Элла не понимает.
- Леня, милый, что с тобой? Не молчи, скажи что-нибудь. Пожалуйста…
Он поднимает голову, смотрит в упор.
- У тебя с Лосевым что-то было?
- Ничего не было. Меркулов что-то сказал?
- Спала с ним! Только честно, не ври мне.
- Ни с кем я не спала. После тебя ни с кем. Что ты!
- Цветы дарил, в любви признавался, предложение делал?.. Скажи что-нибудь. Только правду. Или убью! Его и тебя, всех. Меркулова первым.
- Что ты! Леня! Родной мой, – она встает, изящным телом огибает стол, обхватывает его сзади руками, прилипает телом, утыкается губами в шею, шепчет в ухо. – Я тебя люблю, что ты, милый, что ты.
Она воркует, лепечет невпопад, но он успокаивается, прижимает ее руки к себе, не дает выпрямиться. Она и не пытается, то ли так безопасней, то ли ей, в самом деле, так лучше.
- Я с женой развелся из-за этого!
- Из-за чего, милый?
- Девочка должна была родиться. Хотели Яной назвать. Не смог отговорить. Аборт сделала, потом сказал! Знаешь, почему? С ней Меркулов поговорил. Напугал до смерти, развестись заставил.
- Что ты, что ты, – она целует его куда-то в щеку, в висок. – Я рожу, обязательно.
- Это вряд ли, – он разводит ее руки. – Садись на место. Кому говорю! Садись, чтоб я видел.
Она отходит, садится, подвигает стакан.
- Не переживай, я не беременна. Налей еще! Что тебе Меркулов сказал?
- Ну и хорошо! Прекрасно, – Ермаков наливает. – Выйдешь замуж за Лосева, он тебя любит, все у вас будет хорошо. Будь здорова!
- Меркулов поговорил с твоей женой, она сделала аборт. Вы развелись.
- Она мне сказала. Платон не мой сын? Представляешь историю? – Ермаков выливает в себя остатки водки прямо из бутылки. – Почему вы, женщины, такие суки?
- Понятно. – Элла презрительно улыбается. – Так и знала! Проверяла тебя. Испугался, что беременна. Дешевая сцена. Не волнуйся! Я не любительница семейной жизни. Я тебя люблю, какой ты есть. А женишься, станешь совсем не интересен. Так что, все хорошо. Ты свободен, я тоже. Встретились, и разбежались. А то начал тут! Твари, все бабы суки. Доволен?
- Ну и чудесно. Завершим аккордом. Сейчас будет приступ, не бойся, – Ермаков достает из-под стула целую бутылку, срывает пробку, начинает пить, водка булькает, он переводит дух. – Меркулов дал задание. Я знаю, насмотрелся. На контуженных. Ты готова? Начнется приступ, пойдешь к участковому, живет через два дома, пусть вызывает наряд и скорую помощь. На этом расстанемся. 
- Участковый, – Элла недоумевает. – Почему расстанемся? Зачем…
Она вдруг ощущает вибрацию, словно они едут в поезде. Дрожит стол, пол под ногами, стены. Изба вибрирует как заводской цех. Она берет себя ладонью за горло, сдерживает приступ тошноты. Вибрация прекращается. Элла поднимает глаза. Ермаков смотрит трезвыми глазами, явно наблюдает.
- Леня! Ты хотел что-то сказать. Какой приступ, зачем милиция?..
Снова резкая вибрация, стол подпрыгивает. Элла понимает, это делает он. Как? Он сидит перед ней. Сидит, молчит, смотрит. Дрожь усиливается, звякает вилка на блюдце, ложечка в чайной кружке. Она поворачивает голову, ищет глазами недвижную опору, распахивается дверка шифоньера. Она смотрит на стену, ходики тут же кособочатся, словно их толкнули, маятник криво повисает.
- Землетрясение!? Леня!
Дрожь прекращается. Она хватается руками за стол.
- Что это? Не пугай! Хватит. Пожалуйста!
- Видишь? – не поворачивая головы, он указывает пальцем под потолок. – Хватит! Сядь на диван. Вот так! Сиди смирно!
Мужской силуэт, как джин из Лампы Аладдина, дымком вьется над диваном.
- Шел с электрички, летом, – повествует Ермаков. – Вдруг земля под ногами вздыбилась, дерн разошелся волной, корешки трав вижу, корни деревьев. Хотел под поезд броситься. Поезд остановился. – Ермаков делает глоток из горла. – Когда приступ, водкой спасаюсь. Веришь? Промаха он не знает. Я сознание отключаю, он в меня вселяется. Это он убивает!
- Леня, – голос Эллы вибрирует от ужаса. – Ты болен! Кто он?
- Сиди тихо. Слушай!
Басовито ударяет колокол. Звук разливается. Один удар, другой, третий. Элла смотрит, люстра и потолок, больше ничего. Колокол бьет и бьет, размеренно как в церкви, звон струится по телу. 
- Сейчас, птички вступят. Слушай!
Настоящее стерео! В одном ухе Эллы частят колокола, с другой стороны щебечут птицы. Райские птицы, земные так не поют! А большой колокол гудит и гудит, размеренно, в такт общему перезвону, голова превращается в какую-то колокольню. Элла закрывает глаза, она сходит с ума, замирает сердце. Разом наступает тишина.
- Это гипноз, да? – она переводит дух. – Леня! Что это было?
- Это реальность! Хочешь гром?
И сразу трещит грозовой раскат. Что может греметь зимой? Только гром, конечно. Ночью, зимой!? Она определенно сходит с ума. Ермаков смотрит внимательно.
- Ты меня любишь?
- Леня! Я не понимаю. Что это значит?
- Прямо не смотри. Видишь? Огонек летает, как шмель на веревке. Это сынок его, антихрист, деревья с корнем выворачивает. Никто знать не должен. Это… мой воспитанник здесь, на земле, я его обучаю. Горе, кто поперек. Тогда приходит папа, сам сатана. Ты мне веришь?
Ермаков сам себе верит, и это страшно. Она поднимается, он тоже.
- Я легонько, – он медленно подносит руку к ее лицу, и вдруг щелкает по носу пальцем. Из глаз летят огненные брызги. Она задыхается, глаз мгновенно заплывает.
- Не поняла еще?.. Приступ у меня. Пошла вон!! Тварь!! Беги, дурочка!
Элла с воем выскакивает за дверь. Ермаков смотрит поверх занавесок. Перепуганная девушка, теряя тапочки, босиком бежит по снегу. Он выпивает стакан, начинает крушить мебель.

Продолжение следует.