Цугцванг 10

10 СЕРИЯ

2000

Гостиничный номер, ванная комната. Приняв душ, Пума смотрится в запотевшее зеркало, накидывает шелковый халат, выходит в комнату и вздрагивает. В кресле сидит Драма, насмешливо смотрит.
- Извини, без стука зашел, горничная открыла. Угощайся! – он приглашающим жестом указывает на столик, заставленный фруктами и напитками. – Цветы не купил, обращайся к Тагирову. Как ты его раскрутила. Ласточка! Как себя чувствует бедная девочка? 
- Твоими молитвами, – она приходит в себя от испуга, рассеяно проходит к зеркалу на стене, открывает косметичку, начинает припудривать синяк на скуле. – Подлец!
- Понимаю! Новый год в тюрьме встретила. Как встретишь, так и проведешь. Камера грязная, товарки злые? Тебя в одиночке держали. Надо было в общую хату поселить, вместе с уголовницами. Или надзиратели приставали? Ты красивая, сама виновата. Надо было тебе носик сломать и пару зубов выбить, не догадался. Между прочим, это я тебя с нар вытащил. Не слышу слов благодарности?
- Сам упрятал, сам вытащил, подумаешь.
- Здравствуйте вам! А ты не хочешь лет на 15 загреметь?
- Я гражданка США, – она смотрит на него через зеркало.
- И что, кровь не течет, трава не растет? Зверева, мужа бывшего, открылись новые обстоятельства, ты порешила. Плюс похищение, вымогательство, соучастие в убийстве. Ермаков наш сотрудник, про свой нос я вообще молчу! Больно кастетом в нос получить от любимой женщины. Старушкой выйдешь. Как мамонт ископаемый, с двумя клыками, если не выдерут, уедешь в свою Америку, будешь в Майами косточки греть, задницу тощую на пляжах оттаивать. Лет 60 будет? Американки не стареют. Или договоримся? Могу отыграть. Один звонок, зона примет тебя в объятия, и твой знакомый Артемьев порадуется. Он тебя выпустил когда-то, мне на слово поверил, потом горько жалел, тут – пожалуйста, возвращаю с процентами, был не прав. Мне еще орден дадут.
- Подонок.
- Вместо слов благодарности! Где волшебные фразы, где «я тебя люблю»? – Драма не унимается. – Новый год на нарах, подумаешь. Легкое несварение для похитителей арабской нефти. Под твоим руководством Зверев арабов кинул, вместо поставок оружия взял и умер, упал с пулей в сердце. В Америке тебе три столетних срока впаяют, на электрический стул посадят. Или инъекцию предпочитаешь? Если бы американцы знали, какую змею пригрели. Черная вдова, каракурта. Иностранцам не понять, они слов таких не знают, оценить не могут. А здесь родина! Город детства, тюрьма дом родной. Тебя выпустили, даже извинились. Чем ты, Мурка, недовольна, смотришь искоса, как жираф с высоты. 
Пума ложится, задрав ноги на спинку дивана, полы халата расползаются
- Ножки острые, как французская гильотина, насмерть режут, кто попадет. Так бы и сунул голову под нож. Ничто не портит, даже синяк. Глазик заплыл? Пикантно. Если друг китаец, прищурь один глаз! Ваши билеты, дату передвинули, нечего гусей дразнить, уматывайте, – Драма показывает паспорт с вложенными документами. – Послезавтра улетаете. Я мог отправить тебя вслед за Борей, прямиком на кладбище, самому противно. Даю день на знакомство с супругом, руками не щупать, целовать можно, из номера не выходить. Документы подлинные, муж тоже.
- Боря жив!? – Пума сбрасывает ноги, разом садится. 
Драма открывает коньяк, наливает в пластмассовые рюмки.
- Я не волшебник. Ловкость рук, никакого мошенничества. Какая тебе разница, с кого штаны снимать, были бы деньги в карманах. Английский Леня знает по учебникам, натаскаешь. Твоя задача адаптировать парня, сделать законным мужем.
- А Боря где?
- В морге экспертизы проходит. Нечего с кастетом на папу родного бросаться. Сейчас праздники, пока суть да дело, вам надо убраться. Эксперты тоже люди, работы много, бухают. Нет чтобы интеллигентно разобраться, поговорить по душам, в драку кидаетесь. Здесь вам не Америка, башку оторвут. Рот откроете, а чихнете на столе для вскрытия, – Драма поднимает рюмку. – На кого наехали? Соображать надо. По старой памяти помогу, но убирайтесь, пока еще кто-нибудь нож не наточил. Завистников много! Твое здоровье.
- Что за Леня? – Пума берет свою рюмку. – ФБР его арестует.
- Не твоя забота. Помни главное, он Борис Ломов, твой муж, вы возвращаетесь из свадебного путешествия, – Драма выпивает, не дожидаясь, пока Пума присоединится. – А при чем тут ФБР? Неужто Боря завалил кого-нибудь в Белом Доме. Миссис и мистер Ланж. Короче. Есть научная разработка, которая заинтересует любую спецслужбу мира. За мужа не волнуйся, твоя задача его бытовая адаптация. Америку потрошить будем от головы до пяток. Любопытным скажешь, побывали в ДТП, у жениха травма головы, провалы в памяти. С ЦРУ Леня разберется. Вот тебе бумага, ее надо подписать. – Драма открывает свою папку, показывает лист бумаги. – Согласие на сотрудничество с КГБ. Оформлено задним числом, как полагается. Фамилию, имя-отчество пишешь полностью, своей рукой. Здесь, кстати, девичья фамилия. Илона Гранина! Юность моя трепетная. Сердце тоскует по любви! Где молодость? Улетела, закричала чайкой над волнами, и в прорубь, выхода нет. Без этой бумаги я тебя не выпущу. Федя Щепкин кони двинул в изоляторе. Очередь на тебя занять? 
- Валера, – она покорно подписывает бумагу. – Ты кто такой?
- Тебе знать, описаешься от радости, – он прячет бумагу. – Теперь мы повязаны, девочка моя черноглазая. Это тебе не штамп в паспорте. В обиду не дам, но и ты будь умницей. Это понятно? В следующий раз церемониться не буду, ушки обрежу. На каторгу поедешь, шурфы бить.
- Какие шурфы? – она пробует коньяк, облизывает губы. – Хватит меня пугать.
- Золотые рудники, хочешь, урановые, на выбор. Зачем золото! Ты самое дорогое, что есть, ни на кого не променяю. Звать Леню? – Драма достает телефон. – Он звонка ждет внизу, в холле сидит.
- Валера! Расскажи, кто он и что. Проще общаться будет.
- В кровать без анкеты не пускаешь? Ты бюрократка, чинушей стала. Хороший он человек, тебе под стать. Зачем биография? Это секрет. Что надо, он сам расскажет.
- Меня секреты не интересуют, сам знаешь, я по другому профилю. Просто личные сведения. Семья, жена, дети? Привычки, характер. Воспитание? Вдруг он маньяк, или садист.
Драма смотрит на часы, пополняет ей рюмку, себе наливает в бокал.
- Особенности имеются, сам не расскажет, ты права. Как мужик, он в полном порядке, не беспокойся, иначе бы сообщили, а вот психика сложная. С чего начать?
- Что их с Борей связывает.
Драма делает глоток, ставит бокал, берет яблоко, рассматривает.
- Братья они, сводные. Говоришь, экспертизу в Америке провели. Мой материал где взяли?
- Твои волосики прихватила, когда уезжала, клочок на память выдрала. Надо было весь скальп срезать, не догадалась, проблем бы не было, – Пума выпивает. – Боря твой сын, не сомневайся.
- Рыдать и плакать. Это я про тебя, с Борей мы мало пообщались. Лариска, мама его, в техникуме училась, старше меня на пару лет. Это я потом вспомнил, когда Борька объявился, тогда их много было, шли потоками. Изучал, экспериментировал. Интересное занятие, пока не поймешь, что все вы одинаковые. Раз или два пообщались, в общей свалке не запомнил. Она поняла, что шансов нет, вышла замуж за Юру Ломова, художник, та еще устрица. Потом развелись, она сельским клубом заведовала, Борька вырос. Перед армией с уголовниками связался, дел наворотил. Дальше ты знаешь. Карты, деньги, два ствола. Папа, выручай! Помог, конечно, а тут и ты, подруга дней моих суровых, нарисовалась, парня в убийство впутала, мне пулю засадили. Вы сбежали, а денег-то и нет, пусты ячейки банковские, – Драма вспоминает с удовольствием. – Натянул носы вам швейцарские.    
- С Борей понятно. – Пума морщится. – А Ермаков?
- Ты матушку мою не знала.
- При чем тут мама? Я про Ермакова спрашиваю.
- Все связано, – он выпивает бокал коньяка залпом, откусывает яблоко, хрустит. – Черт, детство вспомнил. Я шустрый был, а мама кандидат наук. Евгеника, наука запрещенная, исследования велись. Кстати, с Меркуловым тогда познакомились. – Драма захмелел, начал откровенничать. – Он курсантом был, прыщи мучили, а денег нет на регулярную половую жизнь. Телками я его завалил, на любой вкус, подружились. А матушка лабораторией заведовала. Эх, мама-мамочка. В том НИИ банк доноров имелся для одиноких женщин, а мне что? Азартно. Юноша активный, 17 лет, соблазнял подряд. Провинциалки. Встреча была коротка, в ночь ее поезд увез. Мать Ермакова одна из них. Откуда знать, что она с первого раза залетела.
- Сколько женщин испортил, сколько судеб. Еще хвалишься!
- Жениться не обещал, рожать не просил, я просто боготворил женщин, только и всего, а если влюбляетесь, это ваши проблемы. 
- С матерью его понятно, тоже из деревни. А Ермаков как появился?
- Тут посложнее. – Драма крутит огрызок яблока, находит уцелевший край, доедает, с удовлетворением хорошо проделанной работы кладет в пепельницу. – У мамы был пациент. Ермаков, ветеран войны. Я его только раз видел, когда маленьким был. Он меня на мотоцикле прокатил. Натуральный фашист. Лицо вытянутое, каска мотоциклетная, пулемет на люльку установить, можно в кино сниматься. Серьезный дядька! Это когда не пил. В общем, мама проговорилась, что это он мой отец. С официальным мужем она что лет не жила, родила от ветерана войны, а он был женат, семья в деревне.
- И что?
- Девушки наши драгоценные! Сами не знаете, кого любите, от кого рожаете. Я тетрадку нашел, типа рабочего дневника, когда мама умерла, черновики исследований, и ахнул, что вы творите! Я чуть с ума не сошел в дурдоме. Это я, матерый циник, а мужья бы вас передушили, если бы знали, на ком женятся.
- Что ты делал в дурдоме?
- Как это что. По твоей милости. Психиатрическую экспертизу проходил. Забыла? Жениха твоего завалил. – Драма вздыхает, берется за бутылку. – А в психушке парень Ермаков, шрам под глазом, в афганском плену побывал, его тоже обследовали. Вначале подумал, однофамилец, однако проникся. Общались недели три. Мне срок за убийство, ему то же самое, плюс измена Родине. Совпали детали, которые не придумаешь. Дед у него из деревни Исток, запойный дедушка, а мама одинокая, замужем не была, отца Ермаков сроду не знал. В деревне такого не бывает, там сказки про погибших летчиков не катят. Борис потом объявился, они похожи, как близнецы, только шрам и деревни разные. Сходство, как на принтере! Природу не обманешь.    
- Мало ли, в деревнях все похожи.
- Я тоже не верил. Тетрадка! Там клиника описана, формулы, видовые признаки и генные характеристики, мама их подчеркивала, рибосомы закручены в обратную сторону. Дедушка Ермакова еще тот персонаж. Его исследовали на генетику, по заданию КГБ, все учитывали. Диверсант, всю войну прошел, а когда запой, аут, туши свет. В смирительной рубахе трех санитаров избил. Дочь выросла, замуж выйти не могла, а рожать надо. Обратилась в институт, он с мамой моей договорился, чтобы подобрала гены внуку получше. Мама проводила анализы, а я-то и не знал ничего. Затащил девушку в кровать. Зачем тебе анализы? Сейчас все сделаем! Раз-два, быстро и дешево. Трахнул, и забыл, конечно.
- Получается, – Пума соображает. – Мать Ермакова твоя сестра?
- Что делать. Все из-за вас, женщины.
- А Марина?
- Какая Марина, – Драма вскидывает брови.
- Секретарша Краснова. Это ты их поженил? С Ермаковым.
Драма печально вздыхает.
- Хорошая девушка была. Меркулов бы ее в тюрьму посадил, я уговорил, совместили концы с концами. Как только меня оправдали, я Леню из-под следствия вытащил, рекомендовал. Он получил задание, женился, легализовался.
- А сын чей? Платон?
- Родители развелись, парень растет. Редкий случай, что ли? 
- Котик. А папа у него кто? Небось, тоже ты. Ты же спал с ней? Краснов секретаршу тебе подсунул, поймал на крючок. Это ты Краснова прикончил? Понятно, расписка не требуется. Один намек, и Ермаков тебя порвет! Сына-то он любит.
- Пожалуй, я второй фонарь зажгу, для симметрии, пусть светят китайские фонарики. – Драма угрожающе приподнимается, снова садится. – Хочешь быть японкой? Оба глаза сощурятся. Все? 
- Достаточно, – Пума откидывается на спинку, она довольна. – Все сделаю, котик! И тебе кое-что подскажу, откровенность за откровенность, стоит того. Раз мы снова вместе.
- На постель не рассчитывай, замужем.
- Тобой ЦРУ интересуется, и всей вашей организацией. Не очень-то выступай! Откуда Щепкин узнал про Ермакова, как думаешь? 
Глаза Драмы стекленеют.
- Подробней.
- Меня интересуют деньги, и ты их отдашь. Понял? Иначе я вас сдам подчистую. ЦРУ или ФСБ, Интерпол, мне без разницы. 75 лимонов режем пополам. Вдова получает половину. Справедливо?
- Глупенькая. Глушакова помнишь? Главный бандит в городе. Твой Зверев должен ему остался. Думаешь, что наследство, все шито-крыто, а долги кто отдавать будет? Это его люди банковские ячейки вытряхнули. Да, по моей наводке. Хочешь с него спросить? Или с Меркуловым познакомить. Он тебя в банку консервную закатает. Даже он не мог эти деньги отбить у Глушакова! А ты тут заявляешься из Америки, половину требуешь. Тебя на шампуры насадят, и сожрут ножки твои, жареные, под корочкой.
- Зато тебя не сожрут! Это мое условие. Половина!
- Не капризничай, цыпочка, цыпленок бройлерный. Не жадничай. Из-за тебя мужиков на земле не останется. Бери мужа нового, валите в Китай или на Тибет, привет монахам, торговаться не смей. Все испортишь!
- Я сказала! Вас кто-то сдает. Могу постараться, узнать подробности. Имею связи с высшим руководством. Но мне нужны мои деньги. Иначе зачем я тут рискую?
Раздается стук в дверь. Драма идет в прихожую, открывает дверь, отступает. На пороге Ермаков.
- Можно к вам?
- Заходи.
- Боря!? Боренька любимый! – Пума вскакивает, подбегает босиком, вешается на шею фальшивому мужу, простынь сползает с груди на задницу. – А мне сказали, с тобой несчастье. Живой!
Ермаков смотрит поверх голого плечика на Драму, не понимая горячих поцелуев.
- Договорились, значит?
- Все, молодожены! Не буду мешать. Медовый месяц в разгаре, – Драма забирает свою папку со стола, одевает дубленку. – Слышите, молодежь? С меня подарок. Лимоны любите? Китайские мандарины, получите десяток на двоих. Красавица, дай пройти, убери свою задницу. Билеты на столе, вылет завтра, созвонимся, я вас провожу. Эй! Калигулы римские, головорезы китайские. Дорогу генералу любви. Были когда-то и мы рысаками. Боря, смотри за ней, она нимфоманка бешеная, держи на привязи, а то сбежит в тайский бордель! – он пожимает руку Ермакову и, подмигнув, выходит.

•

Каменный замок с круглыми башнями громоздится над округой, бандиты на КПП с недоверием рассматривают потрепанный «Москвич», заляпанные снегом номера, связываются по рации.
- Константин Сергеевич, тут переговорщик приехал. Драмой назвался. Пропустить?.. Так точно.
Ворота медленно открываются. Драма заезжает на территорию, машина грозно рычит, выплюнув под ноги охранникам струю дыма из глушителя и фонтанчик снега. Так собаки забрасывают мусором место оправки. Глушаков (лет 40) выходит на высокое крыльцо, встречает гостя. Драма поднимается по ступенькам, обменивается с хозяином рукопожатием, они заходят в дом. 
- Куда идти?.. – Драма скидывает дубленку на руки халдею. – Хоромы выстроил, замок Дракулы, ночью не заходи, днем тоже. Костя, ты румын? Не знал. Тут гид требуется, по подвалам туристов водить, греметь кандалами, а лучше продать, пока не поздно. На проектах, Костя, не экономят.
- Я не строил ничего, дом готовым купил, – в отличие от шутливо настроенного гостя, хозяин мрачен. Они проходят в кабинет с камином, располагаются в креслах.
- Выпить хочешь?
- Пока не хочу. 
- Ты от Меркулова? Слушаю тебя.
- Нет, Костя, не от Меркулова. Но тема общая, всех касается. Новый год на дворе, праздники! А ты дома сидишь, оборону держишь, охранники с автоматами. Не надоело воевать? Жена, дети у тебя. В подземелье прячутся? Дети подземелья. Граф Монте-Кристо. Я за жизнь интересуюсь. Какие планы? Взаперти долго не проживешь, сырость, волосы выпадут, потом зубы, ревматизм замучает. Или в Англию сбежишь! Будешь в кресле-качалке перед камином грог пить, и бандитские мемуары писать, русский Робин Гуд. – Драма делает паузу. – Костя, я серьезно спрашиваю. Какие планы?
- Мой депутат в Госдуму прошел.
- Твой депутат дешевка, пальцы веером, цепь на шее, пиджак малиновый. Все знают, на паленой водке поднялся, головой вертит, а рукой в карман лезет. Рейдерскими захватами отжал пару объектов у Тагирова, а дальше? Меркулов афганцев натравит, депутат твой не поможет, дело состряпают, посадят. Из-за чего война? 75 лимонов, оно тебе надо? Понимаю, дело принципа, не его деньги. Ты их по моей наколке взял, ключи тебе предоставил, номера ячеек, и даже женщину, которая прошла по паспорту. Я у тебя долю просил? Нет! Мне не надо денег. Но ситуация изменилась. Вы воюете, порядка нет. Надо успевать, пока новый президент за жабры не взял. Тебе нужен официальный статус, неприкосновенность. Если держишься как бандит, бандитом останешься. Пора власть брать в свои руки. Тогда Меркулов отвяжется.
- Что предлагаешь? – взгляд у Глушакова налит свинцом. – Конкретно.
- Станешь губернатором. Вначале исполняющим обязанности. Нынешний сокурсник Ельцина сольется. Если не захочет, поможем. Сядешь в кресло, никакого бизнеса, не пачкайся. Это мировая сделка, всем пойдет на пользу. Меркулов снимет с тебя разработку, дела прикроют, это раз. Тагиров пусть себе шуршит, доли обговорим, это два. Станешь губернатором, это уже власть хозяйская, это три. Ты всех знаешь, и мы тебя знаем. Интересы надо объединить, разделить сферы, чтобы каждый занимался своим делом, и не лез в чужие, все по-честному. – Драма берет паузу, достает сигареты. – Я закурю.
- Валяй, – Глушаков озадачен. – Допустим. А что скажет Артемьев? У него старый зуб на меня.
- В отличие от Меркулова, генерал корысти не имеет, в бизнес не полезет, но потребует соблюдения порядка. Все должно быть по закону, то есть, без криминала. Если пообещаешь, от Артемьева тебя прикрою. И Меркулов поможет. Лучше вам играть в одной команде, – Драма закуривает.
- Цена вопроса?
- 10 миллионов долларов.
Глушаков откинулся в кресле, помолчал.
- Куда перевести? Могу наличкой, хоть сейчас.
- Будем считать, договорились. Лично мне денег не надо, залог под выборы. Если все сложится, деньги отобьешь процентами. Все вложатся в избирательную кампанию, интересы общие. Деньги желательно перевести в Азиатский регион. Китайцам.
- Вот как! Интересно. Работаешь с триадами, – Глушаков кивает. – Перспектива. Китайцы в гору прут. Давай счет, куда перевести?
- Не спеши, Костя. Вопрос пока ни с кем не обсуждался. Со всеми договорюсь, тогда деньги переведешь. – Драма достает телефон. – Меркулова хочу порадовать, выпить можно, где твои халдеи? Слушай! Позвони ему сам? Пригласи, как хозяин. Посидим по-дружески, обговорим, помиритесь заодно, на мировую выпьем, все вопросы решим по ходу. Вот это будет праздник! Как считаешь?..
Глушаков тут же берется за телефон.

•

Аэропорт, автостоянка, салон «Москвича». Драма подает Ермакову клочок бумаги.
- Запомни номер, как следует.
- Запомнил, – мельком глянув, Ермаков возвращает бумажку. - Что это?
- Твой пароль, вот карточка. – Драма передает банковскую карту. – 10 миллионов долларов, как обещал. Пуму не балуй, держи в узде. Детали, инструкции в рабочем порядке. Связь через Интернет, коды помнишь. Вернетесь в США, вначале никаких дел. Отныне ты Ломов, сами на тебя выйдут. Осталось решить пару вопросов. На досмотре не волнуйся. Регистрация заканчивается. Пума выйдет, ручкой махнет. В зале не мелькай, пройдете таможню, из транзитной зоны не выдернут. Скандал им сейчас не нужен.
- Кому им?
- Если бы знать. Ты мой пакет не забыл? – Драма смотрит на Ермакова. – Выложи, от греха подальше. Там ничего секретного, но могут придумать экспертизу, придраться.
- Пакет сгорел в доме, не до него было. Как Элла?
- Может, оно к лучшему! Я про пакет. Элла пока в коме, черепно-мозговая травма, трепанацию делали, матку удалили. Где девочка? Меркулов с ног сбился. Куда ты ее отвез? Это похищение.
Ермаков молчит. Драма нервничает.
- Леня, я не понимаю. Ты куда ее дел?
- Это моя дочь, Петрович. Элла бредила. Не хочу, чтобы в системе росла, в структуре вашей, – Ермаков достает сигареты. – Лосев Тенгиза из тюрьмы выпустил, Тагиров ему адрес дал. Хорошо, она под диваном спряталась. Они бы не пожалели. Мать изнасиловали, подрезали. Это Меркулов организовал. Я ему не нужен, вот и рубит концы.
- Рехнулся, Леня? Ты что! Нет, это не Меркулов, он сам в шоке. Тут сложнее. Тебя Щепа заказал, Тенгиз подвернулся, а вот как он на тебя вышел, – Драма вздыхает. – Крот в структуре завелся, надо вычислить, требуется время, разберемся. А тебе надо уезжать срочно и навсегда, пусть так и думают, что погиб, даже Меркулов. Ты свое дело сделал, Артемьев тебя ценит. Теперь внешняя разведка, никаких связей с прошлым, только через меня. Деньги есть, сориентируешься. Не жалей, распоряжайся. В ЦРУ люди работают, расщелкаешь, а вот с Пумой будь осторожен. Это такая сучка, каких свет не видел. Пришлось воспользоваться, каналы задействовать нельзя. Где дочь, Леня? Меркулов ждет звонка от похитителей. Если продолжения не будет, он не угомонится. Пойдут по следу, перекопают окружение. А дочь надо отдать. Через приют, соседей деревенских, подобрали девочку, тут праздники. Где она?
- Дочь я не отдам. Поищут, перестанут. Не хочу, чтобы твари мою дочь воспитывали, лучше детдом или интернат. Я предлагал. Все бросим, уедем, начнем заново! Она не смогла, крупный бизнес, муж надежный, Витя Лосев, племянник Меркулова. И что? Убийц подослали, она там оказалась. С дочерью! Считай, погибла. Променяла любовь в шалаше на деньги в морге.
- Обида в тебе говорит. Женщины как чернозем, земля-матушка, что посадишь, то и вырастет, сами не себе рады. На земле все растет: и доброе, и злое, надо становиться лучше. Изменила, замуж вышла, и что. Это мелочи. Давай так? Элла поправится, дочь вернем. Если умрет, пристрою девочку в хорошую семью, вырастет в заботе, сам я не девочкой не справлюсь, условий нет.
- Я ее заберу. Как только утрясется, приеду и заберу.
- Леня, – Драма ищет аргументы. – Сам подумай. Службу бросишь, будешь чаи гонять в Америке? На миллионы надеешься. Деньги не спасут, найдут, а ты с девочкой куда. Ты свою судьбу выбрал. Мы с тобой, о чем договаривались? Я тебя Артемьеву сосватал, внедрили. Девочку погубишь. Родины ее лишишь. Вырастет, сама определится. Где она сейчас?..
Пума выходит из аэровокзала, кутается в шубку, смотрит по сторонам, задерживает взгляд на «Москвиче», едва различимым в снежной пелене.
- Вон она, – Ермаков выбрасывает сигарету, поворачивается, берет сумку с заднего сиденья. – Счастливо оставаться. Прощай, Петрович! Не поминай лихом. Даст бог, свидимся.
Поправив волосы, и невзначай махнув ручкой неизвестно кому, Пума смешивается с группой входящих пассажиров. Драма пожимает ладонь Ермакова, удерживает руку.
- Леня! Где девочка? Не бери грех на душу.
- Я ее матери Ломова отвез. Село Ключевское, Ленина 42. Сказал, что это дочь Бориса, якобы мать ее трагически погибла, сам он за границей. Предупредил, что дочь ищут бандиты, пусть девочку спрячет, уедут куда-нибудь. Петрович, позаботься о дочери! Как только устроюсь, дам знать. Спасибо за все!
Ермаков выходит из машины. Черная фигура с сумкой на плече неумолимо тает за стеной снега, падающего с небес. Грустно смотреть. Драма включает зажигание. «Москвич» рычит мотором и, круто развернувшись, уносится прочь, следом срывается еще одна машина с бритоголовым мужчиной за рулем. Ермаков оглядывается, но видит только исчезнувшую тень.

2016

Лосев и Секачев, один с помповым ружьем, другой с пистолетом наготове, заходят в сторожку. Джонсон в темных очках, заложив руки за голову, лежит на топчане.
- Вот, и друзья спешат на помощь, – снимает ноги, садится. – Я думал, в лесу заблудились. Присаживайтесь. Водку будете? Меркулов целый ящик привез. Тушенка армейская. А вот хлеба нет, парни, только сухари. Что встали, родные? Садитесь к столу, пушки уберите, а то поранитесь, – Джонсон говорит дружески. – Стесняетесь, что ли, – он без угрозы встает, протягивает руку. – Будем знакомы? Леонид Ермаков.
Секачев стоит ближе, вместо ответного жеста, дергает стволом вверх.
- Руки!
Раздается треск, словно уши лопнули. Выстрел со звоном идет в потолок, сыплется труха. Секачев вдруг чувствует, как отвратительно пахнет порохом, во рту смесь крови и железа. Оружейным маслом воняет. Все смешалось, язык щупает острый край стали. Словно неумелая медсестра ложкой в ему горло залезла. Пистолет закупорил рот наглухо, зубы скрипят по железу. Он стоит с вывернутой рукой, палец уже давит на спуск. Как получилось? Он выстрелил в потолок! И втолкнул себе пистолет в рот?
- Аккуратно, – Джонсон держит его за напряженную кисть. – Разожми пальчик. Не дергай рукой, Толик, а то мозги вылетят! Сохатому мундир забрызгаешь. Вот так! Отдай пистолет.
Рука Секачева слабнет, медленно отпускает рукоятку. Лосев стоит возле порога с ружьем, поделать ничего не может, Джонсон прикрыт Секачевым, показывает отнятый пистолет.
- Беретта, надо же. Армейский вариант. Витя! Давай ружье, прикладом вперед.
Лосев протягивает ружье. Джонсон его забирает, отходит к стене, держит друзей под прицелом.
- Секачев на топчан. Садись! Сохатый на лавку, ближе к окну.
Полковники занимают места, что называется, согласно купленным билетам. Джонсон садится на табурет, ставит ружье в угол, пистолет разряжает, вытаскивает обойму, сдвигает на подоконник. Открывает бутылку водки, наливает в железную кружку.
- Это вам на двоих. А я из горла, так вкуснее. За встречу, парни!
От бутылки осталась примерно треть. Чокнувшись с кружкой, Джонсон запрокидывает голову и выливает в себя водку, она льется и булькает, как вода из-под крана. Опустошив бутылку, он ее ставит на пол, обратным движением достает из-под стола консервную банку, втыкает охотничий нож с оранжевой рукояткой и одним движением срывает донышко. Открытую банку подвигает на край стола, кладет нож. Полковники, едва дыша, наблюдают за манипуляциями Джонсона, переглядываются.
- Точно он! – Лосев берет кружку. – За тебя, Леня. С возвращением!
Он делает пару глотков, протягивает Секачеву. Тот сидит на топчане, ладони на коленях, как у прилежной гимназистки.
- Толик, – Лосев держит кружку. – За встречу?
- А где чемодан, – Секачев смотрит на порог.
- За дверью оставил.
- С ума сошел, – Секачев намерен встать, Джонсон останавливает.
- Сидеть, – он сказал, не повышая голоса. – Витя, занеси.
Лосев опускает кружку на стол, встает и выполняет поручение, ставит саквояж на лавку, ближе к столу, сам стоит, головой подпирая потолок.
- Открыть? – не дожидаясь ответа, крутит колесики шифра на чемодане, отщелкивает замки, выкладывает пластиковые контейнеры. – 14 папок! Должно быть 15, Тагиров одну не доложил. Хватит на жизнь?
- Мне без разницы, убери, – Джонсон кивает. – Пока Меркулов показания дает.
Лосев складывает папки.
- Мы думали, вы оба здесь.
- Он в военной прокуратуре. А я сюда, поговорить, друзья все-таки. Предлагаю! Сдаете деньги, пишите признание по старым делам, и новым, даете полный расклад. Согласны?
Лосев опускается на лавку, закрывает чемодан, ставит на лавку.
- Это выкуп, Леня. Про дела, старые или новые, речи не было.
- С вами не было, – Джонсон открывает вторую бутылку. – Договаривался с Меркуловым. Куда ему деваться? Раскаялся под осиной. Йога сотрудничает со следствием. Дочь у нее, сами понимаете.
Джонсон достает телефон, включает запись. Звучит голос Меркулова.
«КГБ развалили, создал специальное подразделение для ликвидации мафиозных структур, требовались надежные парни, свои ребята. Лосев. Виктор Иванович, это мой племянник. Друг у него, Секачев Анатолий Львович. Первую операцию провели в цыганском поселке». 
Джонсон выключает запись.
- Он все рассказывает, парни, с самого начала. Комитет разрабатывал Кучумова и Сафарова. Те воевали между собой, один под крышей горисполкома, другой под главой области. Секач, освобождай тару! Меркулов затеял игру с бандитами на вылет, требовалась боевая команда. Излагает в подробностях с датами и фамилиями, и с цифрами. Пока по памяти. Элла подтвердит бумагами, в общем, люди работают. Сохатого не допустят, если подтвердится, арестуют. Решайте!
- Не верю, – Секачев смотрит на Лосева. – Это голос Меркулова?
- Без сомнения, – Лосев смотрит на Джонсона. – Объясните, если можно.
- Витя, можно на «ты». Я не следователь. Если с вами не договоримся, возьмутся за вас крепко. Советую давать показания, сотрудничать со следствием, потом засекретим, не впервой. Все зависит от Толика, он же у нас москвич. Тесть у него серьезный.
Лосев и Джонсон смотрят на Секачева, тот переводит взгляд с одного на другого.
- А я тут при чем? Не вмешивайте. Это ваши местные разборки! Я ни в каких делах не участвовал, не в чем признаваться.
- Москвич не понимает. – Джонсон делает глоток, отставляет бутылку, закуривает. – Тогда поясню. Меня к вам внедрили после Афгана. Меркулову нужен был профессионал. Ситуация, когда нас побили в общаге, создана им специально. Меркулов хотел меня проверить, а вас мотивировать. Расчет простой. Если я внедрен со стороны, меня вытащат кураторы. Обошлось подпиской. Дальше вы знаете. Меркулов прибрал город, бандитов мочили без суда и следствия, Тагирова сделали кошельком структуры. Глушакова, последнего из серьезных бандитов, сделали губернатором, интересы сошлись. А вот для меня обернулось плохо, я стал не нужен. Структура легализовалась, – Джонсон делает глоток. – Вот оно, предательство друзей. Привык я к вам, полюбил, но факты. Секачев, сам расскажешь?
- Я в Москву перевелся. При чем тут я?
- Дальше, Витя, для тебя рассказ. У нас с Эллой была связь. До тебя, конечно. Ты не знал, влюбился, так получилось. Она выбрала тебя, и твой дядя приложил немало усилий, нашел доводы для подчиненной, перед командиром устоять трудно, выбрала племянника, наши отношения прекратились.
Лосев берет кружку, не взятую Секачевым, залпом выпивает. Нож демонстративно не трогает, вытаскивает пальцами кусок мяса из консервной банки, на Джонсона не смотрит. Съев мясо, вытирает руки носовым платком, трогает губу под носом. Закуривает, пальцы подрагивают.
- Что дальше?
- А дальше меня слили, ты предпочел закрыть глаза. – Джонсон укоризненно качает головой. – Секачев женился на дочери начальника. Внешняя разведка, у них свой круг, свои интересы. Конечно, подчиненный все выложил тестю как на духу, почему нет? Тут и разошлись пути-дороги. Меркулов расчистил поляну, зарубежные инвестиции открыты, а тут является агент со стороны. Ты нашел концы! Приехал под Новый год, сообщил Меркулову, что я засланный казачок, предоставил настоящее досье. Соответственно, что? Меня решили убрать.
- Это домыслы, – Секачев возбуждается не совсем адекватно. – Витя, не слушай его. Это ложь. Он выдумывает, чтобы себя оправдать. Он агент ЦРУ! Это очевидно. Покушение на дядю! Он организовал.
- Витя, – Джонсон усмехается. – Это не домыслы, я все знаю из первых уст. Москвичи вычислили западных агентов. Пума и Ломов! Они прибыли под прикрытием супружеской четы Ланж. Натравили Щепу на Тагирова, всем нужны миллионы, эти или другие. Да, Толик? – Джонсон кивает на саквояж. – Тут расчет. Все перемелется в фарш! Только накладка получилась. Сохатый проговорился жене. Элла схватила дочь, и помчалась ко мне в деревню. Я даже не знал, улетать собирался, случайно заехал, а там бандиты! Сынок Тагирова с дружком. Она без меня приехала, хотела дочь показать, по-домашнему баню затопила, а тут бандиты. Я приехал, Тенгиза поймал за хобот, он все выложил, показал на своего отца, – Джонсон делает очередной глоток.
- Ты отпустил его, почему? – тихо спрашивает Лосев.
- Не знал, что дочь под кроватью, Элла в бане кровью истекает. Помимо ножа, ее головой ударили. Твари вы, парни. Что делаете, как живете? Она сказала про дочь и умерла! Я так подумал, пульса не было. И куда бежать с дочерью, за мной охота, – Джонсон наливает в кружку. – Пей, Витя, легче будет. Тагиров не проблема, но ясно было: его заставили, детали я позже связал. Твой дядя вурдалак. Бандитов месили, там правильно. Конечно, он не хотел Эллу подставлять, бывает. Благие намерения приводят в ад. Ни пульса, ни дыхания! Отвез ее в больницу, а там морг, санитар пьяный. Часы на труп, дом сжег. Боря Ломов еще. Я тогда не знал, что мой брат. Нам бы поговорить, а он с пушкой влетел, и сразу выстрел. Секачев! Пума сказала, это ты их сюда привез, агентов ЦРУ. С тебя и спрос будет, – Джонсон берет нож. – С Тагировым я рассчитался, с Тенгизом тоже. Очередь за тобой! Даю шанс. Сдашь своего тестя? Генерала московского, сниму претензии.

•

Глупо кричать на муравьев. Божьи создания двигают камни, таскают бревна не по размеру, а под деревом лежит посторонний мужик и кричит. Чего он тут делает? Михайлов смиряется. Дорога пустынна. Машин почти нет, и что толку. Проносятся мимо с ветерком, за шумом колес кто услышит крик в лесу. Кусты шевелит ветерок, от крика глохнет он сам, на миг замирают муравьи, переглядываются. Убедившись, что тревога пустяшная, они продолжают трудиться с удвоенной энергией, невзирая на сотрудника в наручниках. Скоро перестают реагировать на призывы о помощи, в перекуре подходят, задирают головы и смотрят. Жив еще? И деловито лезут мимо носа по стволу, некоторые заглядывают в больное ухо, похоже, справляют нужду. Полное презрение к царю природы, ухо жжет салициловой кислотой. Муравьиный спирт! Читал в школе, помнит. И тут он слышит цоканье копыт! Осел заблудился. Откуда ишаки на шоссе. Лошадь! Кони одни по шоссе не ходят. Михайлов начинает кричать, даже не кусты, сосны начинают гнуться и ронять хвою. Сделав паузу, убеждается, что лошадь разулась, точнее, остановилась, подковы молчат. Значит, помощь близко. Еще покричать? А то неведомый спаситель справит нужду, прыгнет в седло и умчится на помощь Донбассу. Михайлов затягивает песню о главном, но мощь духового оркестра набрать не успевает, только флейтой завыл.
- Ты зачем тут кричишь?
Михайлов, сколько позволяет его положение, поворачивает голову, видит силуэт мужичка (лет 45) с заросшим лицом, в телогрейке и кирзовых сапогах, в каком-то самодельном картузе, пахнет конским навозом.   
- Расстегни! – Михайлов хрипит в терцию, как рваная гармошка. – Ключ в нагрудном кармане.
Мужик не бросается, как дурак, исполнять важное поручение, стоит задумчиво.
- Дачник заблудился. Лежит под березой, прячется от кого-то. Ты что тут делаешь? Клещей много. Это японцы постарались с энцефалитом. Бактериологическое оружие в Сибирь забросили, сам слышал по телевизору. Вредные они, японцы, самураи. Ты диверсант, что ли?
- Расстегни, брат! Потом объясню, – терпение Михайлова кончилось, когда Реутов скрылся, оставив напарника умирать лютой смертью. – Будь другом, брат.
- Друг понятие растяжимое. Энтомологи, наверно.
- Какие энтомологи!? – в голосе Михайлова проскакивает слеза. Ему бы сейчас в электричку подаяние просить. Народ русский жалостлив, моментом шапку накидает, миллионов несколько, предателям на зависть.
- Ученые клещей исследуют, прививки ставят, энтомологи называются. Ничего ты, паря, не знаешь. Неграмотный. Полторы тысячи стоит! Дорогое лекарство. А Машка? Ей сколько прививок надо. Я в костюме, в амуниции. Сапоги резиновые, защита, а кобыле не объяснишь. Попробуй заработать. Я сок собираю, фрэш называется, засеки делаю, туеса ставлю. Значит, закон нарушаю. Как я тебя развяжу? Лежи пока. Вечером, паря! На обратном пути освобожу, бутылку поставишь?
- Все деньги отдам! Мужик, ты сейчас освободи!
- Подозрительно мне. В карты играешь? Вот и отомстили, кого обманывал. Картежник, риелтор ты! Я зимой видел умника. На коленях прет, снег месит по обочине. Машины едут, интересуются, куда тебе? Жалеют. А он шагает себе на карачках, картежный долг исполняет. Вокруг города, по объездной дороге, так и прет по обочине на коленках, шпарит по снегу, как Шипулин, только без винтовки. Ее в карты не выиграешь.
Михайлов от этого бреда сходит с ума.
- Я полицейский! Бандиты меня приковали, шпионы. Удостоверение за пазухой! Если не забрали, без сознания был. В нагрудном кармане ключ от наручников, расстегни, пожалуйста! Денег дам.
- Ты не картежник, – спаситель вздыхает. – А я думал, что интересное. Освобожу, а ты меня в плен. Страдал по молодости. Лежи себе! Кто-нибудь поможет, а я опытный. Кто сено косить будет? Лошадь кормить надо, а в тюрьме косить нечего. Смеяться будут. Мента освободил, а тот отблагодарил. Бессовестный! Правильно наказали, пора мне трудиться. 8 коробов поставить, березы искать, болтаю с тобой. Леха Романов! Это я себя стыжу, царского однофамильца. Кто знает, может и дворянин. На том краю сплошь Трубецкие живут, декабристы, – мужик поворачивается к дороге. – Не скучай, паря. Поспи! Пусть родина тебе приснится.
- Леха, стой! Дам на бутылку, – Михайлов, как ребенок в истерике, стучит ногами по земле. – Оставление в опасности. Статья! Клянусь. Если бросишь, жить не буду, найду обязательно! Посажу в тюрьму. Человек ты или нет?!   
- Жулик ты, – мужик, вдруг усовестившись, принимает участие в судьбе невольника. Обходит березу, наклонившись, трогает наручники. – Ключик нужен. Могу топориком, быстрее будет.
- Ты что! Зачем топор? Говорю тебе, ключ в куртке, в нагрудном кармане!
- Средство производства имеем, обязательно, – мужик выдергивает из-под телогрейки тесак, с которым можно корабли грабить. Михайлову не по себе. Голос за березой рассудительный. – Сломаю цепочку, порвется. А не жалко браслеты?
Он глухой! Михайлов в ужасе зажмуривает глаза. Сейчас рубанет?!
- Ключ в кармане!! – вопит он. Из-за березы показывается рука, лезет в нагрудный карман.
Через пару секунд Михайлов освобожден, сам не верит своему счастью, обнимает мужичка, который оказался ниже его, а с земли казался великаном, вроде архангела Гавриила, только навозом пахнет. Хороший запах, русской деревни. Вот она, родина, в образе лесовика с рыжей бородой, спасителя. Михайлов, задыхаясь от счастья, показывает ему удостоверение, вспоминает про деньги.
- Вот! Что есть, – Михайлов выгребает из карманов несколько купюр, мелочь случайную, только карточку не отдает. – Сюда зарплату перечисляют, сам понимаешь. А деньги вот! Спасибо, Леха, век не забуду.
- Тут бутылки на три вытянет, – мужичок уважительно теплеет, глазки блестят. – Поехали, довезу до магазина. Телега на ходу резиновом. Я Машке кнута дам, рысью домчит! А что это у тебя?
Мужик замечает рукоять пистолета за пазухой.
- Удостоверение показал? Подскажи дорогу до Глухого озера.
- Если по дороге, километров 7 выйдет. Напрямик можно, через трясину, там сторожка есть. Не заблудишься? Проводить бы тебя, паря, только не могу я, совесть замучает. Засеки ставить, набираться будет два дня, фасовать по банкам, справку в санэпидстанции, участковому взятку. Много нахлебников! А если тысяч пять не пожалеешь для народа, тогда провожу. Утопнешь ты, паря, в трясине. С карточки снимешь премию?
- Сниму! – Михайлов протягивает руку в знак скрепления договора. – Стас меня зовут.
- Руку жать будешь, когда японцев поймаем. Покури, есть курево? Мне лошадь с тракта увести, привязать, а то дачники сшибут, гоняют на джипах, гнева не боятся.
- А ты машину не видел в лесу?
- Две штуки спрятаны, – мужик чешет затылок под картузом. – В малиннике стоят. Полицейский «Мерседес», рядом серая канитель, тоже иномарка.
- Реутов! Где они?
- Совсем я плохой стал, пора инвалидность оформлять. – Леха шмыгает носом. – Как же не связал? Там машины полицейские, ты в наручниках. Вон там! – он показывает рукой. - Полицаи, значит, на немцев работают, а мы партизаны. 
Михайлов делает стойку в указанном направлении.
- Не обманываешь?
- Чего в лес повадились. Вчера джип обнаружил американский. Не сильно, правда, разбился, только бампер. Как положено, сообщил участковому. Хотел ломик взять, поколотить американца, жить не дают санкциями. Не было шофера, а то бы прибил. А чего железо, неинтересно портить.
- Ты привязывай лошадь, быстро! А я к машинам. Будем американцев ловить. Агенты в Россию проникли, хотят клещей насадить, фабрики отнять у рабочих. Лес заберут вместе с озером, приватизируют, забор поставят. Поспеши!
- Вот оно что, – мужичок сигает через кусты к дороге.
Михайлов идет наискосок от шоссе, скоро натыкается на лесную дорогу, и точно, две машины возле овражка, полицейский «Мерседес» и машина Реутова. По лесам-трясинам бегают с миллионами в чемодане оборотни. Машины закрыты, планшета не видно. Михайлов делает ближний круг, осматривает покарябанный ствол, изрытую кое-где землю. Солнца не видно, местность в буреломе, множество впадин и подъемов, без проводника плутать. Появляется Леха, он без телогрейки и картуза, в широкой рубахе, подпоясанной солдатским ремнем с бляхой, под расстегнутым воротом крест на веревочке, топор в руке, вид лихой. Такому что Гитлер, что Наполеон, или король шведский, Лосев с Реутовым, все едино.
- Куда идти? Показывай, – Михайлову не терпится идти по следу. 
- А эти как же, – Леха подходит к машинам. – Мы на озеро, вдруг разминемся, сядут и уедут. Машка не догонит, иномарки быстрые.
- Надо спешить, пойдем! Ты что делаешь?!
- Сейчас, паря, – Леха не советуется с начальством, не совещается. Взяв топорик обеими руками, он ставит засеки. На колесах. Подсекает острым, как бритва, носиком. Тюк-тюк. За несколько секунд пробил все колеса, обошел по кругу, не выпрямляясь. Михайлов ахнуть не успел, тот управился.
-Ты что наделал?!
- Я неглубоко, – Леха блестит глазами. – Японцы хитрые, а мы хитрее. На озеро?
Машины, с шипением выпуская воздух, нехотя ложатся в траву, как усталые овчарки, только языки высунуть. Михайлов достает пистолет, передергивает затвор.
- Веди через сторожку! Главный бандит у них толстый и небритый, – мстительно добавляет он. – Не вздумай топором махать, меня зови. Поможешь задержать, премию и благодарность гарантирую, от органов. И медаль получишь, никакой участковый не страшен, взятки давать не надо.
Леха радуется. 
- И по телевизору покажут? Иди за мной, паря. Я тут каждую кочку знаю, егерь бывший. Служил, пока Мишка родину не продал. По пути болото, в трясину не пойдем, мы сразу на мыс, меж скал тропка есть. Потом от озера в горку, быстрее получится. 

Продолжение следует.