без всякого стыда

И чем же мы друг друга увлечём?
Меж нами нет упрёков, недомолвок,
и можно дверь открыть своим ключом,
пускай момент для встречи так неловок,
что кажется - не вовремя, когда
пугаясь отражения - да я ли
вот эта тень, без всякого стыда
желает видеть вас на покрывале
в халатике, скрывающем едва
все линии божественного тела...
От ревности кружится голова,
ах, зеркало, зачем ты так блестело,
направив угол зрения в проём,
оставленный полуприкрытой дверью.
Ну что ж, давайте всё решим добром,
твержу себе и сам себе не верю.
Есть только мысль - а если не одна?
И если кто другой причастен к тайнам?
И если мы давно достигли дна,
теперь, возможно, падать перестанем,
без всяких недомолвок, ссор и склок.
Смотрю - одна... Как медленно и сладко
ложится нА пол белый потолок,
закрыта книга, вложена закладка,
и ревность жжёт, и взгляд её колюч,
она несёт в зрачках усмешку злую.
И звякает впотьмах злосчастный ключ,
когда я Вас ласкаю и целую...

***

Почти заснул, кривит зевота рот.
Приехал в город. Малость укачало,
Что кончено, что начато сначала -
Дома, кварталы... Кто там разберёт,
когда выходишь нА люди хмельной
от воздуха внутри автомобиля.
Где женщины, которые любили?
Встречаешь их, пугая сединой -
они тебя уже не узнают.
Смотри, не постарели - повзрослели,
былое отвергает параллели,
заметив, что надёжнее уют,
чем страсти и другая ерунда.
Дома стоят рядами, нет просвета,
дороги в хлам, и, видимо, всё это
укачивает, но не навсегда.
На время только, время - сгусток мер
с дорогами, со встречами, страстями.
Так проще подойти к прекрасной даме,
спросить - а Вам не нравится Гомер?
Застенчивый свой нрав преодолев,
читать ей нараспев, почти рыдая.
А женщина хохочет молодая -
какой же ты потешный, светский лев.
Но слушает гекзаметр. Быть беде,
коль я засну, заморенный дорогой.
И как ей быть, уверенной и строгой,
когда уже никак, никто, нигде,
неважно - я ли, кто-нибудь другой,
стихов ей не прочтёт... И это зная,
её люблю от яви и до сна я,
почти уснув под ласковой рукой.