Ночное. Розы для Серафимы. С шипами

(дико дёрганая бессонная ночь была; вот, кусочек разобрала)

А вдруг придёт к тебе человек, собирающий клятвы
И скажет, здравствуй, ну что же ты, Серафима, снова клянёшься!
Ты, что ли, точно знаешь, что будет завтра?
Фыркнешь в лицо: Ещё бы!
И рассмеёшься.
Он разозлится, конечно, и хлопнет дверью.

Потом придёт человек, собирающий кляксы,
И скажет,  ну что же ты, Серафима!
Хотя не дождёшься…
Такой не сможет выдержать смех сквозь слёзы.
Такой и сам сквозь слёзы давно смеётся.

Но будь уверен, он будет стоять под дверью,
Хотя, пожалуй, этим сделает только хуже.
Ты не поверишь, конечно, ты не поверишь
Пускай твердит, что ты ему ТОЧНО нужен.

Пусть пишет стихи и – это уже привычка –
Перед тем как вручить, все шипы обдирает с розы
В своих мечтах; не перешагнув приличий.

Ты помнишь, как ты однажды шипом укололась?

Но будет поздно. И ты решишься стать грубой.
Ты преуспеешь, а, впрочем, опять не выйдет.
Шипы шрапнелью. Они не пройдут навылет!

Тогда придёт Серафим с ананасным нимбом.

И ты ему попытаешься фигу, но не поможет.
Он обнимет тебя. Ты будешь против!, но он обнимет
Шипы изнутри до боли вонзятся в кожу.
И даже глубже. Смешаются с кровотоком.
Ты будешь выть и молиться, огонь и боже,

Он скажет тихо, ну что же ты, Серафима,
Опять  клянёшься, ну что же ты, что же, что же…

Ты вдруг превратишься в дно, но уразумеешь,
Что в жизни всё пройдено ВЕРНО, даже кошка!
У неё всё равно девять жизней, а ты жалеешь,
Хоть и делаешь вид, что каменная немножко.

На самом деле тебя он месил из глины
А обжог ли? Ему доподлинно неизвестно.
Ты к нему постучи в иконку, скажи: «Любимый,
Ты не мог бы меня перелепить из теста?».