Вождь обезьян

Обезьян было много. Очень много! Целое море обезьян простиралось от горизонта до самого неба. Они шли колоннами. Нет, не колоннами, они шли шеренгами, плотными рядами, обтекали пригорки и взбирались на них. Холмы шевелились, словно загривок громадного медведя, только то была не шерсть, а сплошной лес, не зеленый, а коричневый. Морды посветлее, бежевые, макушки темные. Издалека казались плюшевыми игрушками, а ближе превращались в крупных особей, размером со взрослого человека. Они и шли как люди, на задних лапах, шли в полный рост, как в атаку белогвардейцы, не все люди так ходят. А тут не люди, и одежды нет. Море обезьян, словно цигейка стриженая, сейчас сомнут и затопчут. Не будут же обезьяны расступаться перед одним человеком! Либо вместе с ними топай, либо на себя пеняй… Молча идут, а как им еще идти? Это же обезьяны! Разговаривать-то не умеют. Ничего не понятно! Откуда они взялись?
А сам он кто, откуда взялся? Как. Это его деревня, тут родился. Только сельчан не видно, все попрятались, ему бы тоже куда нырнуть! Угораздило его. Пошел на электричку, из деревни выходить мимо огородов, дальше был лес. Вот оттуда они и вышли, из леса, и потекли. Издалека думал, что люди, так бывает, что много. Электричка высадит за лесом, сама уйдет, и все тихо минут десять, а потом целая демонстрация появляется, кто по дороге, кто из леса напрямки, торопятся домой, по деревне расходятся, а тут? Обезьяны. Вот именно! Это и страшно. Когда люди из леса выходят, это нормально, а когда обезьяны? Неужели живут в лесу, это их дом? Тут вам не Африка, не савана и не джунгли. Тогда откуда обезьяны? С ума сойти. Тысячи, нет! Миллионы обезьян. Мелькнула мысль, что это все-таки люди, одетые под обезьян, например, актеры загримированные, кино снимают, массовка. Кино? Нет никакого кино, никакой массовки. С этой судорожной и тут же угасшей надеждой, вскарабкался на забор, потом на крышу сарая, спасение! Плоская крыша, рубероидом покрытая. Переждет тут нашествие, и пойдет на электричку. Чего тут думать? В природе всякое бывает. Цунами случаются, землетрясения, тоже никто не ждет. Он стоял на крыше сарая, словно на острове в океане, а вокруг пучилось и клубилось море обезьян. Ага. Цунами обезьян! Стихийное бедствие. Саранча размером с человека. Он глянул в сторону леса. Не было никакого леса. Море обезьян до самого горизонта. Деревню накрыло обезьянами.
Массы приматов втягивались в проулок, шли мимо его сарая. Они грудились, сжимались плотнее, и полезли, как паста из тюбика, ловко прыгали через заборы, еще бы. Огороды потопчут, огорченно подумал он, и тут же понял, что плевать на огороды, самому бы уцелеть. Три головы показались над краем крыши. Один орангутанг, или кто они там, взобрался наверх, но выпрямиться не успел. Нельзя! Если уступит им крышу, тогда не устоять. Он спихнул первого, сразу второго, опомниться не давал! Метался по краю, сталкивал обезьян с крыши. Зачем вам сюда? Прочь! Чего разговаривать, все равно не поймут. Обезьяны не сердились, не обижались, просто падали, исчезали за краем. Он их спихивал, вроде как играл с плюшевыми мишками в царя горы, но то были не мишки, а вполне себе живые обезьяны. Вот же твари бестолковые! Зачем вам сарай, что тут делать? Идите своей дорогой! Оборонялся азартно. Одни падали, их уносило потоком, тут же появлялись новые, новые головы, плечи, бока и макушки, и уши, как пельмешки, руки и ноги у них какие-то ватные, хорошо еще, не сопротивлялись. Он освоился в борьбе, рассмотрел. Одинаковые они, как будто из принтера явились или из пробирки. Грудь палевая, а морды вполне симпатичные, животины смирные, только глаза тусклые, как пуговицы. А что там у них на уме? Если рассердятся, разорвут. Бежать ему некуда, надо обороняться! И вдруг все замерло, целое море обезьян разом, как по команде, застыло. Обезьяны подняли морды и уставились со всех сторон: глаза мутные. Жуть.
Никто не шевелился. Они смотрели на него молча, выпучив бестолковые глаза, а он тупо стоял, понимая, что момент решающий. Вот сейчас все решается: либо порвут, либо что? И он, понимая, что это единственный выход, начал прыгать и скакать по крыше, размахивать руками, свирепо кричать. А они стояли молча. Первой мыслью было напугать. Как будто зверей криком напугаешь! Но и медведи не связываются, если человек кричит, руками машет: мишка повернется и хвостиком вильнет, только его и видели. И тут же сообразил, что обезьяны не уйдут: они стояли и смотрели, как на деревенского дурачка. Он сменил тактику. Выпрямился, вскинул руки к небу, начал выкрикивать: то ли «Боже царя храни», то ли «Вставай проклятьем заклейменный!» Обезьянам слова и музыка без разницы, им по барабану, однако понравилось! Наверно, безумный вой на их зверином языке что-то значил. Глаза вдруг поумнели, морды стали радостными, пришли в движение, в толпе начались завихрения, водовороты, что это? Сарай дрогнул, накренился, и… поплыл?! Обезьяны приподняли дощатое строение без усилий и понесли. Зачем? Куда? И он понял! Его приняли за своего парня? Наоборот! Приняли за посланника небес, а именно, за человека. Конечно, он им был, но обезьяны об этом не знали, а тут поняли, обрадовались. Никак решили сделать его вождем? Выборы прошли молча, единогласно и беспрекословно. Теперь это не толпа, уже нет: он повелитель могучего племени обезьян! Ничего делать не надо: они сами все сделают. Он стоял на широкой крыше сарая, как на палубе корабля, стараясь иметь невозмутимый вид, словно индейский вождь, который стоит на носу пироги, а на голове убор из перьев, воины гребут веслами, так и надо. Женят его, небось, и невесту найдут. Или даже двух? Черт знает. Вождь обезьян? И чего только в жизни не бывает! Он был поклонником Дарвина, этот человек, и в Бога никогда не верил. Сарай шел по морю в неизвестность.