Единство, борьба, противоположность
(Навеяло от рассказа Л.Н. Андреева «Баргамот и Гараська»)
Сложная это штука, жизнь.
Действие таковой сентенции каждодневно ощущала на себе вся деревня. О ней частично, и о полной картине некоторых индивидов из части народа, её населяющую, будет повествование.
Всё сложилось не просто в той деревне. Со стороны много было внешних направленных воздействий агрессивного толка против всего жизненного … А всё от того, что в стране произошли перемены мест … Там наверху … В итоге она с усилием выживала от нового веяния, а также всё живое в ней (пусть она будет одна такая и только в единственном числе … Хотя … Конечно, она не одна …).
А от уцелевшей в перипетиях, усилие по выживанию уходило в подмогу далее другим подобным и слабым … Они находились в сложившемся вокруг да около неё административном подчинении … И это было даже очень оптимистично …
То оптимистическое уходило из сильной далее в окрест по одному пути – по асфальту … Но только на всю длину того, где он (асфальт) был, а где он не был … То жили так – без оптимизма и скромно, в своём создавшемся ареале жизнепроживания!
В начале сего всего объединяющего проживания была и есть только одна улица.
Она всю жилую недвижимость собрала в две линейки.
Она же руководила всей нехитрой экономикой.
Она же вела живущих к тому светлому, что было впереди у многих надеющихся в голове …
Если с анатомической точки зрения посмотреть то, это, сродни есть – аорта … А, немного поразмыслив да в обратном порядке, то она есть суть вена!
Далее по глубине жизни населённого пункта состоялось в нём большое приумножение. От одной улицы пошли другие разветвления улиц … Но это уже было потом, и сотворёно теми нуждающимися жителями, кому это надо и … Как им надо …
А сейчас текла в своём движении одна та улица в будущее и одна же возвращалась. А вдоль неё, окормляя её по обеим сторонам, таилась разная жизнь … Была она (та жизнь) без хитростей, и без лукавства, и даже без мудрствования с простым добавлением «попусту» …
Но если быть точнее и сказать по науке – движение то было по локсодромии, совпавшей с ортодромией, на тутошний короткий период движения …
Это к чему такое заумное? А к тому, что если учёный человек ознакомиться с тем движением в деревне, то обязательно задастся сам себе таким вопросом – «А как?». А тут, как тут, есть ответ – «Вот так!».
Закончив с описанием места жительства населения, вернёмся к исходному стержню – на ту единственную улицу.
На ней всё, и даже больше чем всё, происходило в привычной событийной заобочинной жизни …
В ней (жизни) встречались, что-то обсуждали или «обкашливали», на что-то решались, выпивали и закусывали, получали информацию о внешней – заоколичной жизни … Что в основном это свершалось от СМИ …
Здесь же на ней (улице) всем скопом шли в новый день с открытым забралом … Однако, при этом надо заметить, что отродясь никакого забрала у них или ни у кого иного, никогда не было (это так для красного словца, фантазии-с) … А его так хотелось иметь в готовности и открыть при надобности при возникающих напастях.
День для похода внутрь него с этим самым открытым занялся так, как и должно было быть … А именно – он ничем не отличился ото всех других предыдущих, возникших до него.
В зародившемся к существованию дне у некоторых проснувшихся в нём, была одна забота и стремление. Заработать и пропить, а пропивши заработанное, начинать думать – «Надо бы заработать!» … А заработавши, делали умом всё, чтобы пропить … Хорошо, что так стремились делать не большинство из всех проживающих … Только лишь единичное число работников … Но они эти самые, были нужны всем, или почти всем, и по многим их стараниям …
В спуске заработанного многого ума было не надо … Весь процесс шёл по известному сызмальства принципу – «Бог дал копеечку! А чёрт дал дырочку» … Те одноуличники думали именно в таком ключе ... Но индивидуально дифференцировано по поводу использования «дырочки».
Жили здесь двое особенных с «дырочками» …
Однако, они в мужской ипостаси своей, были неленивыми и усердниками. Утром, оставшись совсем без гроша, и подумавши «на сухую» голову, усиленно решали меж собой так – «Ведь дело сегодня надо сделать! … А сделавши, голову нужно будет в «мокрую» переводить … Так ведь надо найти сначала то дело … Это трудов-то каких надо …».
Звали тех «мастеровых» «Прапорщик» и «Ворона». Работали, а также творили своими «дырочками» то, о чём уже было сказанном после их работы, они всегда в паре.
Если их кратко охарактеризовать, то, как нельзя лучше, к ним подойдёт применение определений из «Закона единства и борьбы противоположностей», того, что используют в материалистической диалектике. С ним многие из нас из образовательного периода своей жизни знакомы. Если нет, то и ладно.
Единства между «Прапорщиком и «Вороной» хватало и даже с избытком. Считаю необходимым ознакомить с содержанием.
Самым нолевым номером при отсчёте перечня единств, нужно сказать об их физиологии. Они как родились в мужском теле, так в нём оставались. Слава Богу, что не в Америке та деревня находится и они не американской надобности.
Первым единством у них было та единственная улица, на которой они жили … Здесь можно смело применить такую метафору – «Она (улица) была сродни шампуру, а они на нём два маринованных своей жизнью «шашлыка» – «кожа да кости» (прости Господи)». Почему так? Потому, что были они оба астенического телосложения.
Про огонь можно опустить. Всё одно, никто тот «шашлык» есть не будет, а посему пусть остаются в том ... Сыром состоянии! (и ещё раз прости Господи) … Хотя, глядя на них определить, в каком они виде есть на самом деле, было трудно.
Оба есть загорелые или закопченные до шоколадного цвета не зависимо от сезона, который их окружал … Такой колер кожи в народе носил своё название – «Загар тракториста». Его суть отражалась на органах тела так ... Тёмным (то ли от Солнца, то ли от грязи, а может от того и другого) было лицо, светившееся этой темнотой из под лежащей на голове кепи … Ещё такими же окрасом обладали кисти рук, разновелико высовывавшиеся из рукавов одежды.
Как выглядело остальное, недостающее для глаз односельчан тело, то сказать об этом никто никому никогда не смог.
Что было единственной загадкой об них обоих.
Вторым единством считалась их совместная трудовая деятельность. Первым номером в делаемом на чью-то пользу деле, всегда выступал «Прапорщик». В силу того, что он был с образованием, пусть и не с высшим, но всё же … И ещё, как никак, всё-таки была строгая военная служба музыкантом.
Помниться умная сентенция о том, как в той, ушедшей в небытие стране, в основном о мужчинах считали – «Если в армии не бывал, то есть не служил, то ты как бы и не полноценный человек ... Уже после исполнения там почётной обязанности, ты мог идти работать хоть куда …». А тут у «Прапорщика» лужение было даже бессрочно … Конечно с оговоркой – «Пока сам не уйдешь или проштрафившись ...» … Его звание говорило о многом – «Уже не в солдатах, правда, и не в офицерах!». Но вторая граница суждения «о», это детали …
А самое главное, что давало то невысокое в прошлом звание – так это снизошедшее к нему доверие соседей.
Оба находили для заработка деловую ситуацию. Хозяину вынужденной нужды, которому всего дел-то было «хоть куда», «Прапорщик» с умным видом по армейской привычке предлагал – «Как и куда надо тут приложить его ум и их общие силы!».
«Ворона» в этом втором единстве всегда был на подхвате. Смыслового слова от него во время проходящего процесса «как надо тут большое дело делать», было вовек не дождаться.
У «Вороны» было одно неоспоримое качество. Он понимал, даже в полном молчании, своё рабочее место, которое было заранее отведёно ему, и, как ему надо исполнять при этом свою трудовую роль ... Без применения озвученного мата, а только по соответствующим жестам.
Это трудовая немота между ними была очень важна – «Молчание золото!». За это «Прапорщик» ценил напарника и никем не хотел его заменить, даже при допускаемых «Вороной» огрехах.
Было третье единство. О нём можно сказать не таясь – сакраментальное. Оно происходило после «дела сделанного». Поделив заработанные деньги с применением принципа справедливости (если при этом не было расплаты в материальном жидком виде), каждый выделял на посещение магазина из «своих» равную часть.
Первенство в походе за нужным всегда отдавалось «Вороне». Среди коллег существовал принцип – «Каждый должен делать то, что он умеет делать лучше всего!». Это первенство образовалось само собой, и выпало оно «Вороне» по его ходовым делам, в виде такой заслуги! Равных «Вороне», в стезе «на посылках», никого не было! Чисто иноходец.
Покупка всегда расходилась по организмам тоже поровну, без применения приоритета для надбавок и премий за проявленное усердие в деле, либо в частном частом хождении для приобретения делимого.
«Зарплата» прожита (в хорошем смысле), говорить сейчас после этого уже больше было не о чем, как в прочем и до употребления. С «зарплатой» и день прожит … А зря или нет, не им и не нам судить! … Посему пора по домам!
Самое место обмолвиться о борьбе (помните про закон).
В свободное ото всего сущего время, каждый занимал и развлекал себя сам. Вот ту-то как раз и возникала борьба … Но, не с напарником, а с самим собой.
Для такой борьбы надо иметь в душе, как минимум, вот такое – «Своё мнение и несогласие с ним!».
У обоих в плане протекания процесса борьбы было всё одинаково. До выпитого, у каждого всегда было своё мнение, а вот после – уже появлялось нужное к текущему моменту оппонирование.
Зная про возникающий в мыслях бунт, соратники от греха и от своих кулаков подальше, расходились по своим началам. А вот будучи уже в доме, то в нём можно дать волю рвущимся наружу метущимся мыслям, бушующим эмоциям, и возникшим невесть откуда в мозгах, ладно складывающимся словам … Поругать или охаить дома можно кого и, как хочешь … Сверху донизу или снизу доверху … Это всё одно для происходящей борьбы.
И надо заметить, что такая борьба есть суть – самая главная! Человек в ходе её борется сам с собой … И не где-то, там принародно на улице и/или на людях, а непосредственно в своей голове и своим умом!
В нём мысль на мысль пошла с мыслью о том, что та неправильная, а посему надо её того … И будет такое твориться в охмелённой голове до тех пор, пока остальные органы весь организм в сон не повалят.
О противоположностях двух носителей сложившегося деревенского единства, говорить можно много … Хоть, целый час, но опустим этот час … Дадим принципиальное.
Та суть была заложена ещё тогда в те времена … Когда свершилось их рождение. Один появился в одной семье, а другой, что естественно … В другой!
Вот тут-то и пролегла граница между противоположностями, которая возникла от окружающего их миропонимания. У «Прапорщика» семья городская, у «Вороны» – сельская.
От этого в них реализовалось основное отличие между ними, вытекающее из основного отличия города от деревни. Главное отличие сформировало главную противоположность – «Мировоззрение». Остальные все расхождения вытекают из него.
Одна беда потом случилась. Со временем никто из них своего истинного мировоззрения не стал придерживался. Работа и пострабочее состояние стёрли грани тех разногласий. В итоге у них появилось новая противоположность. Одна, но существенная.
«Прапорщик» стоял за расширение ареала работодателей, «Ворона» – за сохранение существующего.
«Прапорщик» рвался на просторы со своими талантами, «Ворона» дальше своего носа из дома показывать никуда не хотел.
«Прапорщик» хотелось освоить новое, «Вороне» новое было вроде врага старого. Здесь он первый ходок в магазин, а там за околицей уравнение со многими неизвестными. Про уравнение он как-то услышал от приехавших сюда из столицы.
Вроде бы полные противоположности, но их союз держался за счёт того, что сюда стали приезжать … А потом и покупать дома в этой деревне.
А это значит – «Живём!».
Для поддержания крепости того артельного союза вышло такое. Один культурный человек со стороны купил тут дом. Удивительного здесь ничего не стало для местных. Только этот дом был равноудалён, что от одного артельщика, что до другого. Самый шикарный вариант для шабашки.
Тут и почалось.
И мусор-то они вывозили, и траву-то косили, и корчевали то ненужное, дрова складывали и прочее, и прочее.
Мало того за столом хозяину помогали да так, как умели … Да ещё было это не раз. Что стало само по себе уже не ново после знакомства.
Дело дошло даже до того, что стали они в счёт будущего заработка деньги просить.
«Прапорщик», как музыкант и тоже по интеллигентской части, одалживался слегка смущаясь. А на вопрос – «Сколько?». Всегда регламентировал свою, заранее осмысленную сумму – «100!».
«Ворона» применяя деревенскую простоту, говорил честно и напрямую без обиняков, в пределах своих сторонних аппетитов – «Батя, дай 35!».
Хозяин без радости расставался с просимыми размерами вспомососуществованья, но финансовый учёт вёл.
Как-то находясь по случаю в своём приобретении и обхаживая его со всех сторон, встретился при этом новоиспеченный хозяин глазами, смотрящими над забором, от соседа за забором. Соседа взгляд подтолкнул на беседу, на тему, которая давно его тревожила.
«Сгорим! У тебя в наружной трубе печной кирпича нет! Сгорим!» – обрадовал сосед соседа.
«А кто же сможет там, над коньком, починить?» – был сговорчивый ответ.
«А вон те же, что и мусор тебе убирали!» – дал оперативную наводку на работников сосед.
Кинулся хозяин искать мастеровых, а их как нарочно и след простыл.
«Вот надо же … То их с крыльца не прогонишь, а как надобно … Так и никого не найдешь …» – огорчился от результатов поисков хозяин.
Но те артельщики чуем, чуяли ситуацию по их надобности в хозяйстве.
С утра они по интуиции уже стучались в окошко. Хозяин как смог объяснил им, в чём его нужда. Столковались в цене, материале для ремонта.
У соседа одолжились верёвкой да лесенкой длинной. Соорудили такую конструкцию – одна лесенка (соседова) легла на шиферную крышу и её для удержания привязали с другой стороны крыши к торчащей трубе. Другая, та, что из своего хозяйства – примкнула к той. Намесили раствора. Кирпич был готов по случаю.
Наверх на конёк сел, конечно, «Прапорщик», а «Ворона» на подаче между небом и землей встал, то есть на стыке лесенок. Дело закипело и быстро свершилось. Хорошо, что погода поспособствовала тому – без ветра и дождя обошлась в этот день и час.
В шесть рук (вкупе с хозяйскими) и парой соседских глаз, споро залатали печные прорехи.
На радостях хозяин пригласил мастеровых на расплату в избу. Те в предвкушении получения оговорённого куша потирали руки, словно готовились делать тибетскую гимнастику.
Список финансовых долгов немного остудил их энергетический всплеск. Вышло так, что им положено денег всего лишь на один литр белого. В этот миг жалко было на них смотреть.
Но хозяин был человеком понятливым. Если что понадобиться, то больше помощников и не дозовёшься.
Он достал из холодильника «охлаждёночку», да закуски нарезанной с зеленцой. В глазах односельчан потеплело.
После первого тоста, «Прапорщик» вспомнил о культурной сущности владельца. Он не раз, проходя мимо, слышал из открытых окон звуки классических мелодий.
«Можно ли музыку включить из чего-то душевного?» – смущаясь, как при просьбе денег, попросил он.
Хозяин без слов включил CD-проигрыватель и запустил в него диск. Изба наполнилась мелодией «Адажио» Альбинони в исполнении Берлинского симфонического оркестра под руководством Г. Карояна.
«Ворона» вначале что-то попытался промычать, но «Прапорщик» резко осадил его. После сего все растворились в звуках.
Ситуация умиротворилась до нельзя. «Прапорщик» закрыл глаза и внимал. У «Вороны» заблестели глаза … Под звуки партии органа он всё-таки выдавили из себя на давно небритую щеку слезу.
Всё имеет своё начало и, естественно, окончание. «Адажио» не стало исключением из этой сентенции и оно закончилось. Далее звучать включился Моцарт. Но гости попросили ещё раз включить Альбинони.
Картина внимания звукам повторилась. И так она повторялась ещё раза три.
Потом допив угощение, артельщики встали, и тепло попрощались. При этом о деньгах речи даже не было.
Мало того, и борьбы самим собой вечером, ни у кого из них тоже не было.
В дальнейшем, когда всё-таки для мастеровых здесь находилась какая-то работа, про деньги больше разговора никогда не заходило.
А «Адажио» Альбинони послушать просили всегда…
В этом отказа им никогда не было!
А. Коро, май, 2024 г.
Свидетельство о публикации №124051803561