Перечитывая Подорожники Рубцова. Конец

  Два месяца меня не отпускает это пронзительное стихотворение. Я любуюсь каждой его строчкой, не нахожу никаких изъянов, и меня до слёз трогает история глубоко любящих друг друга стариков и щемящая сцена их прощания.
  Пять строф шедевра вобрали в себя целую повесть, подобную "Старосветским помещикам". Поэт ведь сильно любил Гоголя, да и считал его тоже Поэтом! По лесной дороге мне припомнились вслед стихотворению Рубцова картины Леонида Баранова с их неизбывным теплом, любовью, нежностью, чистотой и верностью в отношениях стариков.
  Ни слова о любви в строчках Рубцова, однако, может быть, это его самое сильное стихотворение о любви. Каждая строфа его полна волнующей расположенности героев к друг дружке, заботы, внимания даже на самой границе жизни и смерти.
  Свет их жизни в любви вспыхивает уже в первой строфе и не отпускает нас до финала.

Смерть приближалась, приближалась,
Совсем приблизилась уже, -
Старушка к старику прижалась,
И просветлело на душе!

  Свет перетекает в следующие строчки. Теперь он свет Пасхи - Светлого Христова Воскресения. Истончается плоть, обретает невесомость "духа весеннего". Как прекрасно, что именно свет и звон этого праздника в центре воспоминаний старушки! Сколько всего теснится в нашей душе при упоминании праздника Пасхи!

Легко, легко, как дух весенний,
Жизнь пролетела перед ней,
Ручьи казались, воскресенье,
И свет и звон пасхальных дней!

  Воистину по-христиански воздаётся дальше благодарность Пути "за каждый миг его отрадный". Слово "отрада" любимо поэтом. Люблю его и я. Тихая сокровенная радость, исполненная чистоты и глубины... Потому и о "весеннем кратком пыле" - так, в полуслова. И где-то рядом рубцовское же: "Я клянусь: душа моя чиста!".

И невозможен путь обратный,
И славен тот, который был,
За каждый миг его отрадный,
За тот весенний краткий пыл.

  Аскетичен, немногословен диалог стариков, но сколько же в нём той степени родства, что и любви уже превыше. Того сращения, прерывание которого смерти подобно. Скупые, единственно верные слова от старика: меня подожди, вместе умрём; и от старушки: помяни, но много не пей. Не назидание - забота. Это так же божественно простодушно и просто, как завет старика-пастуха в "Жар-птице": "полюби и жалей". Вот, подошли к главному, - напрягаемся мы. - Что-то она скажет? какие будут её последние слова? "Не пей" - тихо и ласково. А что что вы хотели услышать?.. Рубцов роняет нас в простоту, искренность, выверенность слов того и другого. И ему веришь бесконечно.

Все хорошо, все слава богу... -
А дед бормочет о своем,
Мол, поживи еще немного,
Так вместе, значит, и умрем.

- Нет, - говорит. - Зовет могилка.
Не удержать меня теперь.
Ты, - говорит, - вина к поминкам
Купи. А много-то не пей...

  Стихает, гаснет шёпот стариков, гаснет жизнь, врываются печальные звуки столь любимой поэтом "поры осеннего распада". Но свет любви не покидает нас.

А голос был все глуше, тише,
Жизнь угасала навсегда,
И стало слышно, как над крышей
Тоскливо воют провода...

  Прекрасная, пронзительная поэма любви и прощания.