Детство во дворце

Я выросла во дворце, точнее в бывшем  особняке  губернатора Харькова на улице некогда называвшейся Губернаторской, а после октябрьского переворота переименованной в улицу Революции. Это было старинное здание со следами былого величия: балконами, которые держали на своих плечах кариатиды и  лепными украшениями на стенах. Некогда роскошный дворец был разделён на восемь коммуналок, в одной из которых и прошло моё детство. Мы с родителями ютились в одной трапециевидной комнате, а кухней, ванной и туалетом совместно  пользовались  восемь соседских семей. Между туалетом и ванной стоял сундук, из щелей которого выползали бледные черви картофельных проростков. Само отхожее место  было крошечным уголком, у двери которого непрерывно отбивали чечётку ожидающие своей очереди соседи. Если время, попавшего туда пользователя превышало минуту, раздавался чей-то страстный призыв: "Совесть надо иметь !". Эти слова выработали у меня устойчивый условный рефлекс. Организм на них до сих пор реагирует.
    Когда меня спрашивают о том, чьи произведения впервые повлияли на мою творческую активность, я вспоминаю плакаты соседки Эсфири Соломоновны в туалете : "Блюди чистоту унитаза.
   Будет приятно для глаза".
 И  в ванной : "Мыть в ванне галоши и боты
                Могут только идиоты".
   Надо сказать, что несмотря на бытовые неурядицы, дворцовые интриги в нашей коммуналке не плелись, жили мы дружно и помогали друг другу. Помню, как перед пионерским сбором я пыталась погладить белый передник. В закоулке позади буфета стояла электрическая печка. Пытаясь поставить  утюг, я нечаянно уронила на неё тряпку и та загорелась. Я бросилась в ванную с первым попавшимся под руку сосудом - хрустальной вазой. Находившаяся там соседка Елена Васильевна закричала пронзительным, как пожарная сирена, голосом: "Пожар у Капланских!". Дружными усилиями соседи  пожар потушили. Сгорела лишь часть дивана.  И тут  мне позвонила наша классная, возмущённая моим опозданием. Услышав о пожаре, она сказала: " Ну это уважительная причина".
   Капланская - это моя девичья фамилия. Из-за этого мне с детства приписывали убийство вождя мирового пролетариата. Помню, вся группа детского сада дружно скандировала : "Капланка Ленина убила". И именно там меня впервые назвали жидовкой. А ещё в этом детском учреждении в меня запихивали  кашу и ставили в угол , если я смешила детей во время еды или тихого часа. А рассказывать что-нибудь смешное мне очень нравилось. Я каждый раз добавляла в свои выдуманные шуточные истории  новые детали. И когда меня окружала хохочущая толпа, чувствовала себя счастливой. Но в глубине души я считала себя лгуньей и было  стыдно за это.
     Но желание всё переиначивать на свой лад не всегда нравилось окружающим. Так  после моего  варианта исполнения  революционной песни в первом классе: "В бой роковой мы вступили с РОГАМИ" в  дневнике появилась зловещая запись:        "Сочиняет и поёт антипартийные песни", что привело родителей в ужас. Сталин к тому времени уже покоился в мавзолее, но его дело жило и побеждало.
   Фрейд писал, что люди во всём мире смеются над тремя вещами: политика, секс и функция прямой кишки. Пострадав за политическую сатиру, я перешла к третьему пункту фрейдовской систематизации, так как секс в этом нежном возрасте меня не интересовал. Теперь я горланила на уроке пения: " Ты не шли мне звонких трелей на заре из ЗАДА" и рассмешила даже учительницу, избежав кары. Но оказалось, что развивать эту тему не всегда безопасно. Вдохновлённая Некрасовым Я посвятила однокласснику не совсем дружеский шарж:
       "Однажды дождливой осенней порою
        У Донченко был очень сильный понос
        И он побежал к туалету рысцою.
        Но всё же туда ничего не донёс.
    Реакция Игоря Донченко была болезненной в самом прямом смысле слова.
   Мой школьный дневник был уникальным документом. Чего стоит только такая запись: "Выла волком на уроке физкультуры"! А когда на уроке географии меня замучила икота, там появился такой шедевр советской педагогической мысли: "Рыгала на уроке. Прошу родителей принять меры по выработке навыков гигиены". Но однажды от сурового наказания меня спас Юрий Гагарин.  Как-то  за болтовню меня выгнали из класса, забрав дневник, и в коридоре я  услышала по школьному радио: "Советский человек в космосе!" Когда я ворвалась в класс с радостным криком ура, математичка обняла меня и амнистировала, вернув многострадальный дневник.
А как-то наша классная перехватила мою записку:
"Рыжая пакля волос,
Бегающие зрачки,
Вечно шмыгающий нос,
Вечно прыгающие очки".
Она не только узнала себя в этом кривом зеркале, но и с лёгкостью установила моё авторство. Вызвав маму в школу, наша классная руководительница назвала меня испорченной до мозга кости и распущенной до корней волос и  дома мне досталось на орехи.
 Хоть училась я неплохо, но по рассеянности нередко забывала тетрадки с выполненными заданиями, за что в журнал ставили двойки,  и это к огорчению родителей значительно снижало оценки в табеле. Они  безуспешно пытались искоренить этот  мой недостаток всеми способами, но рассеянность досаждает мне до сих пор. То, что  записано в генетическом  коде не вырубить топором.
  Хоть детские и школьные годы не были безоблачными, я вспоминаю о них с  ностальгической грустью и тёплой улыбкой. Были в них и свои радости. С  некоторыми друзьями  детства, разбросанными по земному шару, я до сих пор общаюсь по скайпу. а бывшая соседка по коммуналке тётя Клава приезжала к нам в Хайфу из Нью-Йорка.
  Когда мы из бывшего губернаторского дворца переехали в кооперативную квартиру в новостройке, моё детство сменила юность. А мой фамильный дворец  сейчас занимает Институт Коммунального строительства. Очень надеюсь, что он не попадёт под бомбёжку.


https://www.youtube.com/watch?v=3wWYAzv-QdM

https://www.youtube.com/watch?v=O9OPuU1REWg


https://www.youtube.com/watch?v=CbvZ1504f8Q

Еврейскому народу

Был бы я моложе — не такая б жалость:
не на брачном ложе наша кровь смешалась.

Завтракал ты славой, ужинал бедою,
слезной и кровавой запивал водою.

«Славу запретите, отнимите кровлю», —
сказано при Тите пламенем и кровью.

Отлучилось семя от родного лона.
Помутилось племя ветхого Сиона.

Оборвались корни, облетели кроны, —
муки гетто, коль не казни да погромы.

Не с того ли Ротшильд, молодой и лютый,
лихо заворочал золотой валютой?

Застелила вьюга пеленою хрусткой
комиссаров Духа — цвет Коммуны Русской.

Ничего, что нету надо лбами нимбов, —
всех родней поэту те, кто здесь гоним был.

И не в худший день нам под стекло попала
Чаплина с Эйнштейном солнечная пара…

Не родись я Русью, не зовись я Борькой,
не водись я с грустью золотой и горькой,

не ночуй в канавах, счастьем обуянный,
не войди я навек частью безымянной

в русские трясины, в пажити и в реки, —
я б хотел быть сыном матери-еврейки.
1946

Однако радоваться рано —
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет, — а я-то знаю:
не умер Сталин.

Как будто дело все в убитых,
в безвестно канувших на Север —
а разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, —
не умер Сталин.

Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждет доносчик, —
не умер Сталин.

И не по старой ли привычке
невежды стали наготове —
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков, —
не умер Сталин.

А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?

Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!

1959

Борис Чичибабин  Еврейскому народу

Был бы я моложе — не такая б жалость:
Не на брачном ложе наша кровь смешалась.

Завтракал ты славой, ужинал бедою,
Слёзной и кровавой запивал водою.

«Славу запретите, отнимите кровлю», —
Сказано при Тите пламенем и кровью.

Отлучилось семя от родного лона.
Помутилось племя ветхого Сиона.

Оборвались корни, облетели кроны, —
Му;ки гетто, коль не казни да погромы.

Не с того ли Ротшильд, молодой и лютый,
Лихо заворочал золотой валютой?

Застелила вьюга пеленою хрусткой
Комиссаров Духа — цвет Коммуны Русской.

Ничего, что нету надо лбами нимбов, —
Всех родней поэту те, кто здесь гоним был.

И не в худший день нам под стекло попала
Чаплина с Эйнштейном солнечная пара…

Не родись я Русью, не зовись я Борькой,
Не водись я с грустью золотой и горькой,

Не ночуй в канавах, счастьем обуянный,
Не войди я на;век частью безымянной

В русские трясины, в пажити и в реки, —
Я б хотел быть сыном матери-еврейки.

https://www.youtube.com/watch?v=48DwAaP33dk

 

<1946>