Вор на доверии. Окончание

10

Пума зашипела:
- Заложил меня Артемьеву?! Валера! Зачем? Он же закроет меня. Мы договоримся! Валера?!
- Не так страшно, милая, – Драма повернулся, и про себя радовался. Когда женщина вне себя, бесится, значит, ты лучший. А если она радуется, значит, твоя карта бита. – Подумаешь, лет 10 строгого режима. Для такой красавицы ерунда, выйдешь, красивее прежнего. Зубов только не будет, витаминов мало. Там цинга бывает. Ну, да тебе не грозит! Переспишь вначале с рядовыми, потом сержантами, лет через пять до начальника тюрьмы доберешься, и все. Дальше халява, будешь на раздаче баланду хлебать, растолстеешь. Или ты не хочешь? Понимаю. Могу поручить тебя заботам Кости Глушакова. От тюрьмы отмажет, гарантия. Только учти, ты его кормушки лишила! Перспективы, развития, это для бандитов важно, а деньги тьфу.
- Я все вернула!
- Что вернула. Слезы? Инфляция съест все капиталы Зверева за полгода. Нет. Придется тебя бросить, на съедение бандитам. Денег лишила, будущего, пусть поглумятся от души. Или лучше в тюрьму? Хороший выбор. Органы тоже должны работу делать, чем-то заниматься, а ты что думала. Приехала из Америки, всех одурачила, поубивала, урожай собрала, и уехала! Так? Да тебя на полоски распустят. На ремешки порежут. Жалко дурочку. Да хрен с тобой, сама захотела. Гоша, поехали к Глушакову.
- Валера, стойте. Гоша! Да что вы в самом деле. – Пума реально потеряла все ориентиры, не понимая, что делать, у кого искать защиты. – Мальчики! Ошиблась. Помогите выбраться. Деньги есть, достаточно. Но в штатах! Валера, клянусь тебе. Если отмажешь от ментов и бандитов, ничего не пожалею. Век верной буду. Скажи, сколько! И умножь на два. Только помоги.
- Разжалобила. Но не верю! Гоша, поищи место удобное, для стоянки. Сейчас мы с миледи заключим брачный договор, и кровью распишемся. Если обманет, вы ее не жалейте, вдруг меня не будет. Значит, план такой, – Драма посмотрел на Пуму. – Мы отвезем тебя в одно место, поживешь там недельку-другую, пока все не утрясется.
- Как поживу. Одна! В лесу?!
- Почему. Нет, конечно. Что за бардак в голове? Боря с тобой поживет. Здесь, в городе, но из дома ни шагу, строго-настрого. Иначе башку оторву. Борю не обижай. А я вам новые документы сделаю.
- Какие документы?
- Новые. Со старыми вас за границу не выпустят. Вы в розыске, господа! И дамы. Понятно?
- Ничего не понятно. И что дальше?
- Как что. Сама говоришь, деньги у тебя есть, но они за границей. Вот и поедете с Борей! А для чего я стараюсь? Гоше квартиру надо купить, парень жениться думает. Борю надо на ноги поставить. В шоу-бизнес ребенок метит. И везде деньги. Глушакову придется отстегнуть. Или думаешь, мы головы готовы сложить, за твои красивые глазки. Нет, дорогая. Дураков тут нет, кончились.
- Хорошо. А дальше?
- У тебя две недели. Думай, как сюда деньги переправить. Наличкой, безналом, рыжиками, камнями, какие связи подключить, сенаторов или дипломатов. Сумму обговорим. Ты поняла? Мертвым красавицам деньги ни к чему. А если хочешь жить, думай. Да, пока не забыл. Дай паспорт!
- Зачем?
- Чтоб не сбежала. Я тебя не на цепь сажу, не за решетку прячу, поэтому должен быть уверен, что не зря за тебя поручился, людей напрягаю. Или надеешься вильнуть хвостом, только тебя и видели? Паспорт! – Драма протянул руку и раскрыл ладонь. – Быстро. Я жду.
Пума в панике медлила. Что делать?!
- Гоша, останови. Пусть выметается, американка сраная. До угла не дойдет, сдохнет. Поехали!
Она достала свой американский паспорт, и заплакала. Борис молча смотрел в окно.

11

Заплакала она не потому, что хотела разжалобить Драму, слезами его можно только рассмешить. Нет, ей нужен был Борис, теперь она возьмется за него по-настоящему, что называется, не для удовольствия, а ради жизни на земле. Приняв самый разнесчастный вид, Пума безропотно отдала документы, и не только паспорт, но водительское удостоверение, чековую книжку, банковскую карту, все, что было в сумочке, даже деньги. Все, да не все! Было нечто поважнее, но это нечто было замаскировано, вряд его ли глаз зацепится за женскую безделушку.
- Наличные-то оставь, котик, хоть немного, – Пума шмыгнула носом. – Мало ли что купить! Косметику, салфетки гигиенические. Мне что, попрошайничать, на паперти стоять?
- Деньги не понадобятся, продукты Боря купит, с голода не умрешь, – Драма возвратил опустошенную от ценных вещей сумочку. – Чтоб не было искушения! Гоша, отвезешь их, и свободен. Вечером созвонимся. Боря! На секунду, выйди.
Драма что-то коротко объяснил сыну, и попрощался. Борис, храня угрюмое молчание, сел в машину, и Гоша сразу тронулся. Пума, продолжая дуться на весь мир, тем временем анализировала ситуацию, в которой оказалась. По всему выходило, что частью денег придется пожертвовать: ни Драма, ни Артемьев, ни тем более Глушаков, своего не упустят, но только Драма знал, на что она способна. Пожалуй, миллион можно пообещать, в самый раз. Можно и больше, но там по обстоятельствам. Ей отсюда выбраться, а полицейские в штатах ерунда, найдет способ улизнуть. А пока не рыпаться, играть бедную девочку, обманутую злодеями, ограбленную, беспомощную. Борис, юный аферист, их телефонный разговор записал. Вообще-то сама дура, недооценила мальчишку, надо его к рукам прибрать. Нет полезней дурака, все сделает, и в драку кинется, даже на смерть пойдет, и умрет, когда ей потребуется. А ей потребуется, на том мир стоит! Чтобы дураки за женщин умирали. Пума успокоилась, и с интересом смотрела по сторонам. Куда везут? Впрочем, разницы никакой. При Гоше она вообще не разговаривала, ни о чем не спрашивала, этот верный пес, наверняка, все доложит хозяину, а Драма, по одному нечаянному слову, может вычислить ее самые тайные планы, лучше вообще молчать. «Москвич» заехал во двор. И этого она не могла понять. Что, у них денег нет, приличную машину купить? Драма не был жадиной-скупердяем, или таким образом выражалась его изуверская, как он сам, любовь к Родине. Ездить на отечественном авто, которому место на свалке. Ну, это их проблемы.
Гоша выставил из багажника чемодан и, недолго думая, развернулся и уехал, указы хозяина выполнял дословно. Сказано было, отвезешь, и свободен. Чего думать, так и сделал. А тут ее поле деятельности! Пума решила почувствовать себя плохо, пошатнулась на каблуках и, пытаясь удержать равновесие, прислонилась к столбу, в смысле, к Борису. Телесный контакт незаменим. Можно потратить горы ненужных слов, а прикоснулась, тактильный контакт состоялся, и мальчик теряет разум, вертится на ее мизинчике.
- Тебе плохо? – несчастный придерживал ее за локоток. Ты на руки возьми, идиот! Сейчас.
- Голова закружилась, извини, – глаза у нее закрылись, она готовилась упасть. – Сейчас, Боря, сейчас, подожди. Воздуха не хватает.
Он не мог игнорировать ее состояние, папа ремня даст, если она упадет, во дворе большого дома. Кому нужна «Скорая», больница, реанимация? Ей надо за границу, вот это важно, остальное приложится, и надо выбить, вышибить ситуацию из-под контроля, чтобы не знали, что делать.
- До лифта дойдешь? – Борис обхватил ее талию и, другой рукой взявшись за ручку чемодана, направился к подъезду. А Драма-то косяка дал! Сумочку обыскал, а чемодан?! Идиоты. В таком чемодане можно человека спрятать, что угодно, хотя там и нет ничего. Конечно, Драма ее знал и видел насквозь, но заколку оставил, даже в руки не взял, и прекрасно. Ее шансы растут с каждой минутой, даже секундой, пока они с Борисом наедине, ее чары имеют отложенное действие, накопительный эффект, щелк! И мальчик в нашем кармане, пусть думает, что он всех сильнее и умней.
Как только зашли в лифт, ей стало душно, Пума снова повисла на спутнике. А куда, на пол падать? В глазах поплыли круги. Их не было, но она представляла, и в самом деле чуть не свалилась в обмороке. Бедняга перепугался, едва вышли из лифта, начал давить на звонок, пока не открыли. Два лица расплывались перед ней в белом тумане. Чего они, всегда вдвоем двери открывают? А, понятно. Борис так трезвонил, что вызвал панику.
- Володя, ей плохо! Помоги.
Борис оставил чемодан, и подхватил Пуму на руки, она вовремя и эффектно отключилась. Пришла в себя на софе, с нее сняли необъятное пальто, которое она стырила для маскарада, стянули сапоги.
- Воды, – простонала она.
- Рита! Воды! – крикнул Борис во всю глотку, словно они находились посреди пустыни Каракумов, и докричаться до Риты иначе невозможно. – Володя, Скорую! Что у тебя болит, Илона?..
- А, уже лучше, – она приходила в себя, приподняла голову, но чуткий борец за права женщин ее удержал. Вот так, еще нежнее! Поласковей. Она невзначай придержала его ладонь на своей груди. – Уже лучше, не надо скорую, проходит. Посиди рядом, Боря, пожалуйста! Прошу тебя, не уходи, мне страшно.
В это время Рита, смазливая мулатка, помесь азиатки с носорогом, принесла воды. Пума моментально уловила, как она бросила на Бориса весьма неравнодушный взгляд. Подав не Пуме, ему! стакан с водой, она чиркнула по «больной» глазами, как бритвой провела. Все ясно, соперница, ее не проведешь.
Владимир, убедившись, что гостья пришла в себя, отошел от телефона. Высокий, смазливый, блондин. Пожалуй, его надо прибрать, бросить в копилку. Эта Рита попрыгает! Молодая жена, при живом-то муже, на чужого мужика виды имеет?.. Пума уже завязывала интригу.

12

Драма возвращался домой с большим букетом тюльпанов. Карина заждалась, наверно. Тем приятней будет сюрприз. Он открыл дверь, не включая свет, вошел. Работал телевизор. Драма увидел ее отражение в приоткрытой стеклянной двери. Карина, боком поджав ноги, сидела в кресле. Он выдвинул букет из-за косяка. Ахнет, запищит? Никакой реакции. Ноль, тишина, спят усталые ребятки, книжки спят? Так и есть. Он на цыпочках прошел в комнату. Карина, убаюканная телевизором, мирно спала, не подозревая, что грядут мировые войны, люди встречаются, сходятся, женятся, кого-то убивают, кого садят в тюрьму, жизнь кипит. А она спит себе, в ус не дует. Он хлопнул в ладоши и протянул яркий букет, сунул прямо под нос, красочное пробуждение. Эффект неожиданности, глаза не понимают. Она тихо ахнула, взяла букет.
- Что это?
- Праздник.
- Какой? – она еще не проснулась.
- Наша свадьба. Давно хотел, не знал, на ком жениться. Встретил тебя, и вот.
- Это шутка? – от неожиданного пробуждения и эмоций на глазах у нее выступили слезы.
- Какая шутка. Это деловой разговор, девушка. Впервые в жизни делаю предложение, всю ночь не спал, готовился, чистил ботинки, а мне не верят. Если я такой страшный, пардон, не смею настаивать! Отдайте букет, пойду к другой, посговорчивей. Эти невесты, сами не знают, чего хотят. Ну! Да или нет?
Карина соскочила с кресла, и, даже не выпустив букет из рук, кинулась на шею, роняя слезы, тюльпаны и торшеры. Черт, он не ожидал такой реакции! Конечно же шутка. Но не в том смысле, а именно деловое предложение, как бы в шуточном виде. Видимо, не поняла. Для женщин, это святое, этим не шутят, свадьба на всю жизнь, цепи кованые, хомут на шею. Каторга! Этим не шутят. Драма дал ей немного успокоиться, иначе не поймет. Потом она собрала потрепанные тюльпаны, нашла вазу, потом выпили пару рюмок, пора угомониться, но Карина светилась от счастья, он решил не рушить замки и дворцы ударом кувалды, а немного подождать, они сами рухнут, а дело пойдет параллельно, одно другому не мешает.
- Значит, так! Дорогая, план такой, – он глянул на часы. – После обеда загс, подаем заявление. Можно сразу расписаться, нет проблем, но не в моих правилах. Тебе надо подумать, познакомиться с женихом поближе, вдруг негодяй, алкоголик, маньяк. А пока будешь думать, размышлять, взвешивать «за» и «против», прокатимся по Европам. Список стран обсудим отдельно, но есть, которые не избежать, для дела. Полезное с приятным! Не возражаешь? Это стратегия, а тактика попроще. Вечером ресторан, и никаких дел, на сегодня хватит, а завтра займемся документами. Как план?
- План отличный, – ошеломленная Карина не знала, что и сказать. – А деньги?
- Деньги. Это моя забота. Что еще?
- Валера, не знаю. Это так неожиданно! Так не бывает, как в сказке.
- И что! Нормально. И учти на будущее, – строго сказал Драма. – Я все делаю, чтобы было как в сказке, или не делаю вообще. Это мое единственное условие! Не мешай. Согласна?
Еще бы она была не согласна. Драма это знал, и все рассчитал. Подать заявление, да это чушь, ерунда, ничего не значит, зато два месяца он будет жить как султан, а невеста будет шелковой, как жук-шелкопряд, выполнять все его прихоти и указания, а потом, когда время выйдет, повод для расставания легко найдется. Тогда вопрос! Зачем все эти хлопоты, тюльпаны, предложения? Ответ прост. Карина очень похожа на Пуму и, кстати, тоже владеет английским, в одном институте учились. Все учтено.

13

Сказать, что Карина обалдела от неожиданного предложения, это ничего не сказать, она была в шоке. На нее нежданно-негаданно обрушилось счастье, которое она даже осознать не могла, так стремительно все случилось. Еще вчера работала в ночной палатке, потоком шли алкаши, грязь и семечки, и вдруг тюльпаны, предложение. Европа? Сон не кончался. Сумасбродство Драмы увлекло, заразило, опьянило. Фантастические планы, тем не менее, начали воплощаться в жизнь. Они посетили загс, подали заявление. Вот так вот, запросто, почему нет? Сбываются мечты. На выходе из загса Драма сказал:
- Все, любовь моя. Теперь мы жених и невеста, с этого дня твое прошлое отменяется. Его нет, и никогда не было. Ты начинаешь новую жизнь. Согласна?
- Да! Милый, конечно! Я так счастлива.
- Нет, что ты. Счастье только начинается, – Драма окинул ее взглядом с головы до ног. – Вычеркивать так вычеркивать. Я не хочу, чтоб на тебе осталась хоть одна вещь, к которой я не имею отношения. Сейчас мы едем в магазин, там есть все, от туфель до головного убора. Кстати, там и кольца купим, обручальные. Вечером мы пойдем в ресторан, наденешь все новое. Все, именно. Колготки, трусы, украшения. Все сейчас купим. Самое лучшее. Разбираешься? Доверяю. Вперед!
- Но. Как так, сразу.
- Именно, как в сказке про Золушку. Целиком и полностью. А что тебя смущает?..
И они поехали в самый дорогой магазин, где Карина, плывущая в каком-то тумане, примеряла и делала покупки. Точнее, покупал Драма, невеста только выбирала по своему вкусу. Это было неведомое раньше удовольствие, выбирать, не прицениваясь, не оглядываясь. Вначале автоматически считала, прикидывала общую сумму, которая стремительно росла, и выросла до космических размеров, после считать перестала, и стало легче. Она не сразу заметила, что Драма делал покупки сразу в двух экземплярах, не только платье, и все прочее, но золотые часики и жемчужное ожерелье, что это, зачем? Пустое расточительство. Непонятно. Так люди не делают, даже очень богатые! После Драма повел ее в парикмахерскую, где попросил изменить прическу, уверяя, что ей пойдет короткая стрижка, под мальчика, это сейчас модно, и заставил выкрасить волосы в черный цвет. Отказаться она не могла, но самое странное, Карина менялась внутренне. И это ей нравилось! Еще сегодня утром, она и гадать не гадала о переменах, просто задремала в кресле, что может измениться? Жизнь серая, в меру противная, когда-то о чем-то мечтала, когда-то надеялась, но мечты были несбыточными, далекими, как мечты Ассоль о заморском принце под алыми парусами. Разве, задремав у лесного ручья, та думала, что сбудется? Конечно, Драма не принц под парусами! Он намного лучше.

14

Мысль о больших деньгах, поставленных на карту, пробудила в Пуме обостренную чувственность. Был день, Владимир с Ритой куда-то уехали, а они с Борисом не вылезали из кровати. Теперь она была умнее, применяя возбуждающую тактику, думала только о себе. Нет, конечно, про партнера не забывала, в том смысле, что успевала его опередить, ласково обещая, что все хорошо, просто изумительно, в накладе он не останется. Приняв душ, возвращалась, расслабленно ложилась, разумеется, он старался ее возбудить, и все повторялось, он оставался с носом. Такой тактикой она его приручала, дрессировала. И скоро он дошел до такого каления, что мог выйти из повиновения, даже избить или грубо изнасиловать, это уже крайность, и Пума пошла на милость, в результате, они завопили в голос, даже не сделали паузы, получился двойной удар, и освобождение. Она набрала ванную, легла там и задремала, а когда очнулась, не подумала одеться, или хотя бы халат накинуть. И увидела в коридоре опешившие лица вернувшихся хозяев. Они смотрели, выпучив глаза и остолбенев. Она не подумала смутиться, извиниться, прикрыться руками, глупости. Пума чуть повернулась, демонстрируя Владимиру, что Рите, его женушке, до нее далеко, дистанция космических размеров. Пусть побесится, полезно для дела.
- А, вы уже дома? Привет-привет. Боря! Вова пришел, с Ритой. Там у меня халат! Принеси, пожалуйста, – она вернулась в ванную, хотя проще было идти, куда шла. Пусть задницей полюбуются! Сколько мужиков с ума свела, еще один не помешает. Борис поспешил принести халат, за пять часов дрессировки он сделал стремительный прогресс, из бультерьера превратившись в комнатную собаку. Это только начало! Скоро он будет ложиться и садиться, подавать голос, носить свой поводок в зубах, выполнять команды ревностно, по щелчку. Он будет счастливым и вилять хвостом, стоит ей посмотреть ласково, и наоборот, придет в ярость и бросится в драку, если кто-то ей не понравится. Пума только приступила, и она своего добьется.
Когда она вышла из ванной, Рита и Володя сдержанно ругались в своей спальне. Нет, пока не ругались, громко сказано, но говорили на повышенных тонах. Рита выговаривала, а муж оправдывался, все отлично! Наверняка, Рита против присутствия посторонних, мол, если Боря армейский друг, это вовсе не значит, что всякие дамочки должны тут голыми ходить. Ничего этого Пума не слышала, и так ясно, что происходит, а потом молодая жена сбежит к маме, и не появится, пока она тут. И прекрасно! Так и задумано. Борис удалился в ванную, а Пума открыла чемодан. Ага, все перевернул! Искал, искал. Не нашел? Проверила свою заколку в виде паука. Не простая заколка, с тайником. Заколка-автомат сделана на заказ, и никто не знал, только Витя, но его уже нет. Она ногтем зацепила почти невидимый выступ, оттянула. Ключик на месте. Ну, конечно, кто догадается. Борис вещи перерыл, наверно, швы щупал, бюстгальтеры ломал, а ключ золотой в пенале заколки для волос. Зря она постриглась, меняла облик для таможни, пока сверяют лицо и паспорт, если отличаются, время идет, внимание отвлекает. Витя был жив, а теперь нет, теперь самой надо обо всем помнить и заботиться. Этот ключ от банковской ячейки, а там документы и ключи от серьезных сейфов, это все потом. Вначале надо отсюда выбраться, для этого Борис на первом месте, приоритет. Его надо охмурить, захомутать, настроить против Драмы. Отец или нет, значения не имеет, эти задачки она щелкала как орешки. Она услышала шаги в коридоре, ужели Борис? Нет, Володя, прошел на кухню. Рита осталась в спальне? Пора сеять интриги.
Пума убрала заколку в сумочку, туда же свалила косметику, и поправив халат, повернулась, и пошла по следу. Настроение было отличное! Борис, наверно, тоже решил принять ванну, ночка у него была трудной, а потом выпьет, и спать ляжет. Если Риту выжить, то хозяин квартиры окажется в ее мягких лапах. Владимир разбирал купленные продукты, вид имел несчастный. Боже, какие дураки! И прекрасно, легче управлять. В халатике она имела излишне сексуальный вид, поэтому навесила на себя кухонный фартук.
- Володя, что вы? Сама сделаю. Идите-идите! Лучше Риту успокойте. Ваша жена, да? – Пума прекрасно знала, что жена, но пусть Вова поверит в свою мужскую неотразимость. – А я думала, ваша подруга. Ревнует бедняжка. Вы извините, нехорошо получилось, – она вздохнула. – Боря мальчик хороший, но молодой. Не нагулялся еще. После армии, понимаю. Ему все быстро надо, раз-два! И в дамки. А я женщина замужняя, да. Была. Убили мужа. Вы, наверно, слышали?..
И в том же духе. Могла заплакать, но зачем, дешевая игра. Она работала намеками, дыханием, горькой интонацией, игривым взглядом. Пока он гадает, что все это значит, уже поплыл, мысли заняты, там легкий вздох, прикосновение бедра, трепет пальцев, и мужичок готов бежать, как бычок на бойню. Инстинкты тут важнее, чем слова, не стоит загружать мозги, взять кота за яйца, и готов.
- Вы чего тут шепчетесь?! – весело сказал Борис. – Жрать хочу! Не могу. Год не ел!
Еще один! Вышел из ванной, думает, что герой? Ха, щенок, пусть думает. И другой пусть себе думает, и третий. Пусть подерутся, и тогда она царица ночи, королева души и тела. Володя рассмеялся, похоже, уже забыл про свою Риту, губы дует дурочка.
- Нас полдня не было. Специально! Поесть не могли?
- Некогда было, – Борис по-хозяйски прихватил Пуму за бедра. – Да, киса?
- Да, – сухо сказала она, и вывернулась из грубых объятий. Так бы и треснула по наглой роже! Нельзя, это уронит ее в глазах Володи. Он ей тоже нужен. Это как в шахматах, чем больше у тебя фигур, тем больше вариантов и комбинаций, это еще Драма ее научил. Ага, Рита учуяла, услышала по голосам, что тут без нее вовсе не скучно, и сменила гнев на милость, приперлась. Поздно наводить порядок, муженек уже яйцами стучит, гусара из себя строит, а хозяйка тут одна. Рита пыталась шутить, махать полотенцем, выгоняя всех с кухни, и Пума была довольна. Пока кавалеры флиртуют, кухарки должны готовить. Она сняла фартук, показав свои ослепительные ноги, и Рита умолкла, сейчас начнет посуду бить? Не успела.
Позвонил Драма, пригласил всех в ресторан, дескать, есть повод. Рита категорически отказалась, куда мужу деваться. Володя развел руками. Смешно. Поехали вдвоем.

15

Вначале заехали домой к Драме, так они договорились, однако на звонок и стук в дверь никто не отозвался. У Бориса оказался свой ключ, и они зашли, поскольку все равно не знали, в какой ресторан ехать, в прихожей обнаружили записку. Пока Борис вникал в каракули, Пума заглянула в комнату, включила свет, какие-то бабские шмотки на кровати разложены, и подумала про себя, что Драма стареет. Раньше бы к нему домой никто не зашел, а тут ключи раздает. Какой сын?! Знает его два дня. А она ему кто? Тоже неизвестно, жила за границей, и вот, пожалуйста, документы у нее забрал, а сам ее в логово запустил. Она Бориса вокруг пальца обведет, не проблема.
- Раньше лучше было, – сказала Пума, выключая свет. – Ну, что там?
- А ты давно Драму знаешь? – Борис спрятал записку. Ага, подумала она, уже прошлым интересуется, ревнует к папаше. Сделала вид, что не поняла, не расслышала.
- Какой ресторан, говоришь?
- Центральный.
- А, понятно. Его любимый кабак, был. А сейчас не знаю! Такси ждет, поехали?
- Успеем. – Борис замялся. – Он просит, чтобы мы переоделись.
- Давай быстрей! Ходишь как бомж, в кабак не пустят. Я жду, давай!
- Не я. Он хочет, чтобы ты переоделась.
- Чего-чего? – Пума рассмеялась. – Мои вещи в чемодане, у Володи. Бред какой-то! Боря. Я что, плохо выгляжу?
Она была в брючном костюме, и выглядела очень даже хорошо. Но бедный Боря желал беспрекословно исполнить волю отца, словно это была его последняя просьба.
- Он пишет, все на кровати. Мол, это подарок.
- Вот даже как! Очень мило.
Они прошли в комнату. Так это для нее все разложено, подарок? С ума сойти. Драма определенно сдал. Чтобы он делал подарки, да еще ей, Пуме, можно сказать, злейшему врагу? Там было все, от нижнего белья до туфель на высоком каблуке. Классные туфли! И платье черное, очень красивое. Стареет сутенер. Часики, конечно, так себе. Но золотые. Ого, Швейцария, и коробочка с жемчугом. А жемчуг-то мелковат. Сойдет. Кстати, и сумочка симпатичная. Все ясно! Чувствует себя виноватым. Схватил ее утром, обыскал, арестовал. Запер у каких-то знакомых, ладно. Она его простила.
- Я хочу это примерить! – заявила она, словно это желание только что пришло ей в голову, и вовсе это не указание «сверху». А подарок или извинение, значения не имело. Она сама захотела, и все. Пуме было весело, словно она вернулась в прошлое, радовала физиономия Бориса, которая вытянулась, а потом сразу насупилась. Какие они идиоты! Думает, что трахнулись, и она его собственность.
- Такси ждет, – напомнил он, и сел в кресло, очевидно, желая посмотреть, как она будет переодеваться. Или думает, она будет спорить? Пусть пялится, слюни пускает. Она умеет раздеваться очень выразительно, а в кровать не затащит, обойдется. Такси ждет, мстительно подумала она.
Пума включила магнитофон, и устроила жесткий стриптиз, как бы шутя, тем сексуальней получилось. До нитки все сняла, и тут же начала одеваться. Не то что слюни, он уже сознание готовился потерять. И она ускорила процесс, чтобы не испытывать потом муки совести, он в ресторане кушать не сможет. Когда Пума оделась, и прошлась на «шпильках» по комнате, она не увидела, но почувствовала. Он покорен! Отныне, и навсегда, он раб. А Драма-то молодец! Умеет польстить. Она готова была простить ему все.

16

Перед рестораном Драма и Карина посетили фотоателье, сфотографировали ее на загранпаспорт, а как же, путешествовать собрались. Но здесь был более тонкий расчет. Американский паспорт Пумы был 5-ти лет давности, и Карина вполне могла им воспользоваться, а, чтобы Пума проканала по свежим документам своей двойняшки, необходимы точные детали: жемчужная нитка на шее, стрижка, сережки, черное платье, тогда тоже сойдет. Драма еще не знал, каким вариантом воспользуется, обе красотки на Западе не нужны, а вот какая лучше? Пума с документами Карины, или Карина с паспортом Пумы? Там и там были свои плюсы и минусы. Пуме не надо объяснять, но нет гарантии, что потом не кинет всех, скорее, гарантия наоборот, кинет наверняка, попытается, и придется немало потрудиться, чтобы поставить стерву в жесткие рамки. А с Кариной другая проблема, вдруг мошенничать не захочет, мало ли, какие мотивы у нее в голове, и тогда все усложнится, возьмет, и сдаст всю гоп-компанию вместе с Борисом, скажет: женись. И получится футбол на минном поле. Что лучше? А чего загадывать. Вдруг придется путать следы, отрываться от погони, играть в кошки-мышки с Интерполом, иметь их обеих под рукой неплохо, одной можно пожертвовать. Сядет Пума в тюрьму, спасибо скажет. Однако, это дело недалекого, но будущего, а пока их надо познакомить, эффектно и безболезненно. Ничто так не ранит женское сердце, как ее точное подобие: душ будет отрезвляющий, но обеим пойдет на пользу. Пуму не жалко, пантера с железным сердцем, а Карину надо подготовить. Ломать кайф со счастливым замужеством не хотелось, иллюзии часто бьются на острые осколки, и могут ранить, но лучше раньше, пока кайф не стал нормой, когда легче вырвать ей сердце, чем сказать правду. Лучше сразу, и, если переживет и примет, тогда веревки вить можно, знаки внимания за праздник. Контрастный душ: то шок, то праздник – лучшее средство не только женщину соблазнить, но покорить, и будет твоя навеки.
- Знаешь, Карина? – сказал Драма, когда сели за стол, заказанный еще днем, на четверых, оказались бы еще двое, ничего страшного, добавили пару стульев, уместились. – Сюрпризы еще не кончились!
- Ты меня пугаешь, – Карина уже освоилась с ролью королевы бала, острила, ждет очередной приятной выдумки, сказка стала былью. Вот рад ошибиться, ан нет, девки шпарят, как паровозы, не свернуть. Чего она ждет, «Мерседес» в подарок? Обрадуется, но не удивится.
- Еще рано, – Драма глянул на часы. – Давай по рюмочке, они не обидятся!
- Рано? Кто не обидится? – почувствовала «мышка» западню, насторожилась.
- Сама увидишь, – Драма наливал коньяк.
- Ну! Нет, Валера, так нельзя, – Карина капризничала. – Заикнулся, значит, говори!
Ей пить не надо, уже пьяная. От счастья. То ли еще будет?
- Какой же тогда сюрприз, если скажу. Имей совесть, – урезонивал Драма. – Хорошо, карты приоткрою. Наполовину. Придет Борис, ты его знаешь. И… нет, не скажу. В общем, одна женщина.
- А, – она явно разочаровалась, взяла рюмку. – Борис! И что за баба с ним?
Борис ее не интересовал, тем более, какая-то баба. Тоже мне, сюрприз, наверно, думала она. Придется подогреть. Он взял рюмку, небрежно сказал:
- За нашу помолвку! – и залпом выпил, как пьяница из подворотни, типа, сюрпризов не ценишь, так и он спустя рукава, чокаться не обязательно. – Это не просто женщина, американка!
- Американка, – Карина пригубила, и равнодушно поставила рюмку. – И что?
- Эту женщину, кстати, это не баба, я когда-то любил. Очень. Спать не мог! – он ткнул вилкой в салат, ничего не поймал. Положил вилку раздраженно, словно он до сих пор досадует.
- Ах, вот как, – сухо сказала Карина. – Ничего себе, сюрприз! Спасибо, дорогой. Помолвка удалась!
Женщины терпеть не могут упоминаний о прошлой любви, тем паче ее присутствия, да в помолвку. Так и свадьбу расстроить можно. Карина надулась. Прямо детский сад!
- Не ревнуй, она дрянью оказалась.
- Это почему? – Карина удивилась такой его логике.
- Очень просто. Будь она хорошей, я бы женился, и тебе не достался.
Сложная фраза, смысл которой ускользал от понимания.
- Почему же она дрянь! Со мной расстанешься, так же скажешь?
- Во как. Все бабы заодно. Ты ее защищаешь!
- Нет, не защищаю. Просто неприятно, когда мужчины так отзываются, о своих возлюбленных, пусть и бывших, нехорошо.
Она ему уже мораль читает! Может, еще в угол поставит, ремня даст. Наручниками пристегнет?
- Намек понял, отзываться буду хорошо, – Драма смиренно кивнул, и наполнил рюмки. – Ты права, на все сто. Она очень интересная женщина, талантливая, и даже умная. Ненавижу умных баб, тут исключение, за что и полюбил. И красивая, реально, с ума сойти можно.
- Валера, – Карина чуть не заплакала. – Имей совесть.
- А что, – он пожал плечами. – Она не дрянь! Это я плохой. Подлец, сам виноват.
- Я не понимаю! – сказала она громко, за соседним столиком оглянулись. – Ты сделал предложение, мы подали заявление, и без умолку трещишь о какой-то бабе? Все настроение испортил.
Во как, подумал Драма. Так оно получается. Поднимал настроение, подарками завалил, замуж позвал, это не считается, круиз по миру ерунда. А тут взял, и настроение испортил. Подлец!
- Прости, дорогая, – он взял ее за руку, поцеловал мизинчик. – Какая ты сладкая. Просто я думал, тебе приятно будет с ней познакомиться. И потом, ты сама хотела.
- Кто? Я?! – Карина опешила от такой бессовестной лжи. – Я хотела с ней познакомиться?!
- Сама говорила, про нее легенды слагали, в институте, думал, интересно. Ну, за баб! Вы совершенны, – он взял рюмку. – За вас.
- Пума? – догадалась Карина, и округлила глаза. – Ты пригласил Пуму?! – она запищала от восторга. – Ты не шутишь? Валера, это просто здорово! Она придет?!
Вот и пойми этих женщин. Подготовил? Именно!

17

Драма в нескольких словах пояснил:
- Понимаешь, она попала в переплет. Слышала про убийство Зверева, под Новый год? Ну вот. Она была его женой, теперь вдова, – он сделал горестную паузу. – И вот, представь себе, ее подозревают.
- В убийстве? – ахнула Карина.
- Да нет, конечно. Там запутанная история. Кто убил, знают. Но его тоже убили, ищут заказчика, и тут Пума самый подходящий кандидат.
- Ужас какой!
- Вот именно. Она наследница, кого подозревать? Зверев этот был мультимиллионером, долларовым. Сама понимаешь, деньги большие, огромные. Ясно, что милиция наша, и ФСБ, само собой заинтересованы, чтобы миллионы не утекли за границу. Она американка, понимаешь? Тонкостей не знаю, но ее держат под подозрением, и не хотят выпускать, чтобы не могла обратиться в американский суд, и отстоять свои деньги. И свою свободу, конечно. Но деньги для них главное.
Карина наморщила лоб.
- Хочешь сказать, деньги Зверева?
- Ты смотришь в суть, – Драма одобрительно кивнул. – Проблема именно в этом. Деньгами Зверева она откупилась от бандитов. Ты же знаешь, и все знают: бандиты весь бизнес контролируют, и своего бы они не упустили, пришлось откупиться. Но у Пумы есть, имелось до Зверева, собственное состояние, – он понизил голос, оглянулся по сторонам, наклонился к собеседнице. – Десятки миллионов. Понимаешь? Но отсюда она воспользоваться не может, счета заблокированы. Ее держат под подпиской, руки связаны до окончания дела. А пока ищут попутный криминал, чтобы повязать окончательно. Очень непростая ситуация.
- Как интересно. Прямо детектив! И что теперь?
- А что теперь. Единственный выход: надо разорвать порочный круг, выбраться за границу, перевести часть денег, чтобы откупиться. Иначе никак. Иначе все потеряет. – Драма выпрямился, развел руками. – Пума обратилась ко мне, больше никому не доверяет. Честно говоря, обратиться ей не к кому. Все предали, разбежались друзья и компаньоны.
- Понимаю. А чем ты можешь помочь?
- В этом весь фокус, дорогая! Помочь могу не я, ты. Ты можешь, без проблем. Правда, она пока еще не знает, что я придумал. Изюминка в том, что вы похожи. Конечно, ты красивее! Гораздо красивее, моложе, и так далее, не буду захваливать, чтобы не испортить. Иначе бы не влюбился, – и он умолк, заметив Бориса и Пуму, которые пробирались к ним между столиков.
Карина их пока не видела.
- И что, чем я могу помочь?..
- Встанем, дорогая, у нас гости, – Драма поднялся первым, и загораживая подошедших, помог встать Карине. Не понимая, зачем это все надо, она подчинилась, повернулась, и застыла.
Она как будто смотрелась в зеркало. И не только она.

18

Пума такой подлянки не ожидала. Все, что угодно, только не это! При всем своем коварстве Драма был с женщинами деликатен. А тут? Она молча повернулась, и пошла к выходу.
- Боря, будь другом! Займи Карину, – торопливо сказал Драма. – Карина, прощу прощения, я сейчас, – и бросился вслед за Пумой.
Публики в зале было относительно немного, поэтому Пума, одинокая и красивая, шла бригантиной по волнам, привлекая общее внимание. Компания парней, пока трезвых, дружно повернула головы, как рота солдат на марше. Они вытянулись, готовые вскочить, но не хватило куража. Все впереди, подумала Пума, не удостоив их взглядом, но можно будет воспользоваться, бесплатными услугами. Драма нагнал ее у самого выхода, под перекрестными взглядами вышли в фойе. Пума остановилась, не дойдя до гардероба, напротив большого зеркала, взгляды встретились в отражении. Ее глаза сверкали.
- Кто это? – разгневанно спросила она, почему-то напрочь забыв, что еще недавно, пару часов назад, кувыркалась в постели с Борисом, и при чем тут совесть. И Драма тут ни при чем. Тогда почему ревность? Никто не ответит, даже женщины, а Драма знал. Будь у Пумы сто мужчин, окруживших ее любовью и лаской, она бешено будет ревновать «сто первого», который ей не подвластен. Таковы все женщины, не только Пума, но это тайна за семью печатями. Милые женщины накинутся, и сожрут вас заживо, без перца и соли, если вы эту тайну расскажете, даже им самим. Не поверят! Им легче вас сожрать.
- Кто, где? – Драма повертел головой. – А! Это Карина, моя невеста. Ты думаешь, я с кем попало? Ни за что, только после загса. Сегодня подали заявление.
Пума открыла рот, и закрыла. Хмыкнула.
- Я имею в виду… телку, с тобой за столиком. Женишься?
- Упаси Боже. Но если хочешь, я готов. Ради тебя, хоть в омут! В пропасть, овраг, капкан, мышеловку. И все ради тебя, чем не довольна?
- Или мне показалось. Она на меня похожа?
- Что ты! Только показалось. Это издалека. Она моложе! Но ты умней. Думаю, тебе приятно, что я готов жениться на твоем отражении. Хоть такое утешение. Есть сигареты?.. Мои в зале. Поделишься?
- Да пожалуйста.
Она достала сигареты из сумочки, зажигалку. Они мирно закурили. Похоже, Пума взбрыкнула в зале ради Бориса? Надо сыну подсказать, чтобы ухо держал востро, а то оставит на память шнурки от ботинок, чтобы было чем удавиться.
- А что, сумочка моя не понравилась? Там, на кровати лежала, – мимоходом спросил Драма. – Видишь, я даже кровать храню, где с тобой знакомились. Выбросить пора. А сумочку старался, выбирал. Подарок от мужа? Вечная память… твоим оленям! Куда Гринпис смотрит.
- Зачем ты это сделал?
- А ты не догадываешься, – он проводил взглядом очередную компанию, ввалившуюся в ресторан. Да, в советское время было лучше. Умные люди входили в ресторан всегда, и отдыхали спокойно, шпана гуляла в подворотнях, а ныне все наоборот. Босота гуляет, а умные люди бутылки собирают по подворотням.
- А что догадываться. Ты сделал мне очередную гадость!
- Ну, мать, вообще. Стал бы я тратить деньги, тем более твои, да на ресторан, – Драма хотел выглядеть заботливым скупердяем. – Я подлец и негодяй, но не до такой же степени.
- Хочешь сказать, купил все это, – Пума осмотрела свой наряд с отвращением, поправила платье. – На мои же деньги? И этой шлюхе тоже! Ну, ты даешь. Совсем бессовестный стал.
- Без тебя одна дорога, в рай, – грустно согласился он. – Решил жениться. Однако, не обижай невесту. Она не шлюха, и потом, ты меня знаешь, все для дела, ни шагу в сторону! Расходы окупятся, не мелочись.
- Не понимаю, – Пума закатила глаза к потолку. – Пошутили, хватит. Ты взял деньги из моей сумочки, отобрал, и какое тут дело? Что окупится! Этот кабак, твой сын?
- Нет, мать, реально. Подруга дней суровых, что ты несешь? Да чтобы я, в ресторан, за счет женщины? Ни за что. Мы сфотографировались, да, загранпаспорт будет готов дней через 10, мои хлопоты, мои заботы. Не врубаешься? Мы выедем с тобой, как муж и жена, ты по ее паспорту, для этого и шмотки. Деньги надо выручать, пока их Глушаков не схомячил. Где заначка? В Швейцарии, Германии, куда визу делать? Или в Ницце, на пляже закопала, рядом с трупом дяди Левы? Соображай. Покурили? Пойдем, а то они подерутся. Как Боря, держится? Веревки вьешь, вижу. Учти, сына не отдам! Мало дураков, что ли?
- Ты рассчитываешь, на какие-то деньги? – Пума загасила сигарету в настенной пепельнице. – Нет у меня ничего, ты последнее забрал, без штанов оставил. А капиталы Зверева, сам знаешь, Глушаков отобрал. Вдов грабите, негодяи. Ладно, пойдем! Есть и пить на халяву.
- Постой-постой. У тебя же есть свои капиталы! По моим сведениям, миллионов семь-десять?
- Сведения устарели. Я вложила деньги в фирму Зверева. После гибели лапу на все наложил Глушаков. Если есть желание, спроси у него. Отобьешь пару лимонов? Буду благодарна, тебе десять процентов. Мало? Не смеши, Валера, какие миллионы? Мне жить не на что.
- Да. Плохо я тебя учил. Значит, отменить свадьбу, документы?
- Зачем же. Когда-то я мечтала, за тебя замуж выйти. Пусть девочка выйдет, а мы с тобой, так и быть, прокатимся. Реально, удивил. Симпатичная кукла. Деньги я найду, на дорогу.
- А визу куда оформлять? – деловито спросил Драма.
- Ну, еще подумаем. Какая сумма тебя устроит? Пару сотен найду.
- Рублей?
- Котик. Тысяч двести долларов. Устроит?
- Мало категорически! За такую сумму я с кровати не встану. Если помнишь, 100 тысяч я на карманные расходы держал, в юности! А сейчас буду шкурой рисковать. Инфляция, накинь! Умножай на пять, тогда и подумать можно.
- Допустим! В штатах наскребу полмиллиона. И не надо торговаться. Ценные бумаги казначейства, это все, что есть, откладывала на черный день. Их продам, и все! Я нищая.
- Ладно, отложим разговор. Проконсультируюсь с Артемьевым, он расскажет, какие там у тебя закрома. Нищая нашлась! Пойдем, накормлю от пуза.
Пума задержалась перед большим зеркалом, мельком глянув на швейцара, открыла сумочку на локте, собираясь достать помаду.
- Как я, ничего?
Драма посмотрел, восхитился лицом, и хмыкнул.
- Затяжка сзади! Борька лапал? Руки бы оборвать засранцу.
- Где, не вижу, – Пума завертелась, приподнимая край платья.
- Сзади, под коленом, вот здесь, – наклонившись, Драма коснулся пальцем. – Ах, какая женщина…
- Подержи, пожалуйста, – она подала ему сумочку, и оперлась на подставленное плечо. – Где?
Драма взял сумочку свободной рукой, но не за ручку или ремешок, а за угол, почти за дно. Пума, отвлеченная поисками дефектов, выгнувшись назад, стояла на одной ноге, да еще на «шпильке», еле удерживала равновесие, а Драма созерцал и любовался ее лодыжкой, и даже бородатый швейцар забыл обо всем на свете, и готов был кинуться на помощь, поддержать красоту на одной ножке. Как и следовало ожидать, подчиняясь законам физики, сумочка перевернулась, и содержимое посыпалось на пол. Побрякушки дамские загремели и покатились, запрыгали по полу в разные стороны. И что сделала Пума? Плевать ей на пудреницы и всякие косметические причиндалы. И про затяжку она забыла. Оттолкнув незадачливого кавалера, она кинулась за паучком-заколкой, внутри которой прятались миллионы долларов. Еще бы. И только потом заподозрила Драму в учиненной провокации, но тот спешно собирал в сумку ее дамские побрякушки, и, кажется, ничего не заметил. А затяжки никакой не было. Этот нахал просто хотел подержаться за ее красивую ножку, пальцем прикоснуться? Вот же дебилы! Швейцар чуть бороду не проглотил.

19

Еще бы Драма не заметил! Да он нарочно всю комбинацию и затеял, начиная с культпохода в ресторан, с покупки одинаковых шмоток, даже с нижнего белья, а все зачем? С чем Пума не расстанется, какую вещь оставит, там собака и зарыта. Скорее всего, это банковский ключ, бирка от камеры хранения, нечто в этом роде, а куда спрячет женщина, которая не сидит дома, колесит по свету в обнимку с бандитами, банкирами, прочей шушерой? Это нечто должно быть с секретом и всегда под рукой. Конечно, будь у него возможность, он бы ее как следует обыскал, но силой нельзя, а тайком, она настороже, близко не подпустит, вот и задумал «свадебный» подарок, как бы для дела, что ж, повод ей понятный. Вначале определилась сумочка, решил, что искомый предмет зашит за подкладку, а там куча вещей: тюбики, баночки, флаконы. Не будешь ножом все подряд ковырять, может, второе дно в коробочке от духов, пластмассовая крышка, или искомый ключик утоплен в дорогом креме? Когда понадобится, крем-то не жалко, а потрошить наугад глупо. Это как стулья из дворца, гарнитур мебельный, Бендер потрошил: хлопотно, долго и никаких гарантий, только бритвой по горлу получил. И вот, когда Пума взбрыкнула, вышла в фойе, случай представился. Швейцар, гардеробщик, да и сама Пума ничего не заподозрили: перевернул болван сумочку, бывает, на ножки загляделся, а когда вещи рассыпались, сразу и определилось. Зачем ей заколку таскать, если волосы короткие? На стриженой голове шпильку воткнуть некуда, тогда что паучок в сумке забыл, и почему кинулась, аж Драму оттолкнула? Не алмазные глазки у паука, не брильянт в заднице, бижутерия. Только тайничок, где пружина-автомат, там и секрет. Теперь надо до него добраться.
Они вернулись за столик, внешне примиренные, но и Карина, и Борис, все были напряжены, и Драма поспешил занять компанию обычным трепом, никчемными разговорами, что называется, пустым базаром; рюмка за рюмкой, фужер за фужером, салаты и закуски, атмосфера разрядилась, помолвка все-таки, однако ясно, друзей тут нет, только соперницы, мошенники и каскадеры, которым терять нечего, зато рожу папане начистить хочется с превеликим удовольствием. И чего он злится, думал Драма, глядя на хмурого сыночка. Все идет как по маслу. Наверно, он чего-то не понимает: Пума голову вскружила? Дело поправимое, парень молодой, гормоны по мозгам бьют, голову кружат, ничего. Девочек у него много будет, а вот опыта мало, у папы надо учиться, а не сверлить глазами «старушек» за столом. Карина лет на 7 его старше? А Пума и вовсе в матери годится. Вот дурень! С обеими переспал, чего бесится? Неужто к папе ревнует, зря. Не только Борис: их столик магнитом притягивал мужские взгляды, веселья было не избежать. Оно, конечно, иногда полезно кровь разогнать, но Драма на первое место ставил дело, которое не было завершено, и какая может быть радость, если жучок-паучок потеряется в общей толчее, суете, ради чего и затевать все было? И вот, на эстраду вышли долгожданные музыканты, подстроили гитары, и грянули для затравки популярную песню, однако, никого не раззадорили, на разогрев никто не вышел, мужчины хлестали крепкие напитки. Лабухи устроили ведомственное совещание, и затянули жалобный мотив из репертуара Тани Булановой, про слезы и разлуку, про некормленых детей. Вот оно, начинается!
Возле столика, откуда ни возьмись, выросли два морячка, как двое из ларца, видать, братья-близнецы. Оба белобрысые, как альбиносы, и внушительных габаритов, как айсберги. Наверно, девчонки пялятся, вот и тащатся парни, от счастья светятся, хоть прикуривай, галунами сверкают.
- Разрешите пригласить! Ваших девушек. На танец! – выпалили они хором, словно команды отдавали.
- Орлы, гренадеры, эх, яблочко, куда ты катишься, – Драма улыбнулся. – И город вроде не портовый? Пожалуйста, приглашайте. Если захотят. Отдать швартовы. Карина, твоя мечта! Ребята ждут, им завтра в поход! Титаник отходит, играйте марш. Боря, разрешим? Пусть девушки потанцуют.
Парни стояли в ожидании, не зная, как воспринимать этот треп, обижаться не на что. И все зависело от девушек, они почти готовы, но из приличия ждут Бориса, что скажет? Может, это жених, глазами буравит. А сынок-то реально влюбился.
- Боря, не ревнуй, – Драма наступил под столом сыну на ногу. – Пусть девушки потанцуют. Один раз, парни! Уговор?
- Так точно, капитан! Есть, отдать швартовы.
Парни сделали руки калачиком, девушки выбрались из-за стола, и в глазах зарябило, от зеркальных отражений. Весь зал завистливо смотрел на свето-представление. Они пошли, подали пример, и за другими столиками началось движение, лед тронулся, пар десять образовали кружок, возле эстрады. Драма поймал глазами главного музыканта, за синтезатором, показал купюру в двадцать баксов, и два пальца, тот кивнул. Убедившись, что процесс запущен, Драма наклонился к Борису:
- Давай сумочку. Быстро!
Момент удобный, другого может не быть. Все увлечены танцами, общением, и никто на них внимания не обращает.
- Зачем? – Борис нарочно тупил.
Пума мозги ему напрочь засрала. Объяснять, что ли? Драма встал, сунул ему в руку купюру.
- Отнеси музыканту, который на клавишах. И выйди покурить. Быстро, Боря! Быстро. Потом объясню, не тупи, сынок, – и Драма взял со стула оставленную Пумой сумочку. – Ты чемодан ее смотрел?
- Там ничего, никаких ключей. Здесь тоже, – Борис неодобрительно покосился на сумочку, из которой он уже выудил заколку. Наверно, не понравилось бесцеремонность, с какой Драма обращается с вещами его подруги. Конечно, думал Драма, он сам привык действовать в темноте, под покровом ночи, споив хозяев до бесчувствия, а других считал недостойными такого почтенного занятия.
- Я не ворую, сынок, – сказал Драма вслух. – Я пытаюсь вернуть украденное. Она убийца, пойми. Иди, отнеси деньги музыкантам, отвлеки внимание, выйди, покури. Ты ничего не видел! Это на всякий случай, чтобы в соучастники не угадать. Вали, говорю.
Борис ушел, а Драма сел на свое место, и получил возможность, всего пару минут, исследовать заколку на предмет тайника. Ничего сложного, он управился за пять секунд. Кусок лейкопластыря, внутри нечто, по форме ключ. Он не стал разворачивать, разглядывать, привлекать внимание, защелкнул заколку как было, сунул опустошенного «паука» обратно в сумку. А теперь надо избавиться от ключа. Если начнется кипеж, то на кармане улики быть не должно. Драма, не дожидаясь Бориса, вышел из зала. Прихватило живот, с кем не бывает, а если на их стол устроят налет грабители, к ним претензии. Но никто ничего даже не заметил. Когда он вернулся, танец заканчивался, и сынок тоже подошел. Если бы мухи залетели в ресторан, подсели нечаянно к их столу, то попадали кверху пузом, как черная икра на блюдца, ибо капля никотина убивает лошадь, а Борис, по ходу, хватил ведро, его даже качало. Драма был весел в предчувствии разборок. Моряки подвели девушек, поблагодарили, откланялись.
Пума и Карина, после тесного общения с матросами, пребывали в весьма приподнятом настроении, им дела не было до кавалеров, которые терпеливо их дожидались за столом. Они сели рядом и хихикали, что-то обсуждали, они все еще были где-то в субтропиках, вокруг плавали акулы, кричали чайки, коралловые рифы светились розовым светом, и ночь баюкала их теплыми волнами далеких стран. Да, так устроены женщины, мол, сами виноваты, отпустили танцевать, а им понравилось, и кто виноват? Какие вы идиотки, думал Драма, который был благодарен матросам, что отвлекли дурочек рассказами о морских странствиях, зато Борис кипел и шипел, как каленая сковородка, брызгал коньяком мимо фужера, рюмкой не успокоить, пленник низменных инстинктов. Как легко женщины нас делают дураками, всего лишь пара ночей, и яйца в пленительном капкане, и мозги там же, и готовы мы страдать и мучиться, а они крутят и вертят, и куда повернут, туда бежим, думая, что счастье взаимно! Дебила мы, дебилы. Все тюрьмы переполнены дураками, которых развели бабы, заставили воровать, брать взятки и даже грабить, а им все мало было, и так хотелось их радовать, и вот, какие-то матросики обняли, прижали, пошептали на ухо, и аут! Ты уже никто, ценность твоя ноль, они хихикают друг дружке, между собой, словно делятся интимными подробностями, как завтра или уже вчера, эти матросы, или другие, какая разница, так вставили, как раньше никогда не было! Иначе чего так хихикать, глазками, затуманенными похотью, сверкать, в упор не видеть, кто их любит на самом деле, и почему, когда все разрушится, они будут винить того, кто любил, а не тех, кто поматросил и бросил, не самих себя, что верили глупостям, пренебрегли любовью? Любовь не прощает предательства. Вы потому и стареете в одиночестве, а мужики ваши спиваются, на кладбищах лежат, это вам наказание именно за это хихиканье, предательство любви, и нисколько вас не жалко. Драма все это знал, давно пережил, а такие вот юноши, им еще страдать и страдать, пока хоть что-нибудь не поймут. Надо же, за сумочку ее обеспокоился, псом сторожевым при хозяйке устроился! Тьфу, дурак.

20

В перерыве девушки, как положено, пошли «припудрить носики», при этом от Драмы не ускользнуло, как «паучок» из уличной сумочки незаметно перепорхнул в косметичку, очевидно, Пума ни на минуту не желала оставлять свое сокровище под чужим присмотром. Борис собрался сопровождать девушек, если не в дамскую комнату, то до фойе, забота у него попроще, охранять девушек от изрядно подпивших матросов, которым он обещал сунуть по гранате в зубы. Но Драма удержал его, дескать, проще смотреть за моряками, пока они здесь. А им надо поговорить! И он начал объяснять Борису, что сюда пришли не танцев ради и развлечений, а по делу. Ключ есть! Теперь надо выяснить, в каком банке хранятся деньги, скорее всего, в Швейцарии, сумма разбита на части, надо выяснить, где, что и как хранится? Вероятно, сейфы или ячейки разные, банк один. Похоже, Борису слушать все это было крайне утомительно. Какие деньги, какие вклады или векселя, да еще где-то в Европе, когда рядом любовь.
- А почему так сложно? Может, все наличные в одном сейфе, в одной ячейке? И банк один.
- Сумма слишком большая! Думаешь, Зверев был идиотом? Миллион долларов сотенными купюрами весит 10 килограмм, а умножь на 75? Семь с половиной центнеров, как думаешь, уместятся в одной ячейке? Возможно, там вообще не деньги, а компромат на воротил из Вашингтона, кто знает. Ключик пока один, разумеется, я пробью тему со своей стороны, а ты поинтересуйся, где она деньги хранит? Девушка богатая, а ты вроде как планы хитрые строишь, мечтаешь жениться поудачней, надоела жизнь босяцкая. На подушке женщина расскажет больше и охотней, чем на допросе. Ты простачок, и пусть она в это верит, ну и старайся, доказывай свою любовь и симпатию, не халтурь.
Борис за разговором наблюдал за моряками. Те тупо бухали, решив посвятить вечер этому не самому романтическому занятию.
- Ага, не халтурь! Мы трахнулись, а потом она сразу расскажет, где деньги лежат, – Борис хмыкнул. – Мои богатства спрятаны в Швейцарии, банк такой-то, в одной ячейке брильянты, в другой ценные бумаги, а в третьей наличные. Номера ячеек спрашивать?!
Драма в ответ отбарабанил:
- Нам не надо девятьсот! Два по двести, и пятьсот. Зачем сразу? Частями. Скажем, про Швейцарию мне известно, отметки в паспорте. После свадьбы, по датам, вдвоем они только туда и выезжали. Зверев много где бывал, но с ней – только раз. Значит, именно тогда они завели ячейку, к которой у нее есть доступ. Типа, молодожены, общая ячейка, никто третий не в курсе. Позже, когда провернули левую сделку, именно этим банком Зверев воспользовался. Дядю Леву, адвоката, потом хлопнули, только он знал про сделку, все концы оборвали. Вот и выясни, какой город красивее, где народу много, где ей больше нравится, а ты завидуешь, мечтаешь! Женщины очень любят, когда им завидуют, начнет рассказывать про отели, пляжи, магазины, вот и сортируй про себя информацию. Где она была, что видела! Понял?.. Идут.

21

Девушки возвращались из фойе в сопровождении. Следом тащился сомнительный субъект, отдаленно напоминающий обезьяну, хотя, возможно, именно обезьяне было далеко. Это был родственник Квазимодо. Покатый лоб, мохнатые брови срослись на переносице, кривые ноги колесом, самое выразительное – руки. Они свешивались, казалось, ниже колен, крючковатые пальцы норовили опереться на близлежащие столы, предметы, спинки стульев, еще немного, и он раскроет пасть, забарабанит себя кулаками в грудь, закричит в небо, что он самый главный, все самки принадлежат ему, а другим – что он позволит. Пуме их конвойный радости явно не доставлял, но, видимо, она понимала, что спорить бессмысленно, с обезьянами не спорят, а Карина, та сразу кинулась к столику, спрятавшись под крылышко знакомых мужчин. Так-то они все дикие, наверно, думала она, а тут нечто невообразимое. Но оказалось, ему требовались не женщины, ему нужен был Борис, причем Пума выступила в роли переводчицы.
- Боря! Это к тебе, – она приподняла брови, дескать, с кем она связалась. Если у него такие знакомые, пора подумать о расставании. Какая Швейцария, тут зоопарком пахнет. Она присаживаться не собиралась, перекладывая любимые пудреницы в сумочку. Драма замешкался, дожидаясь реплик, наводящих вопросов, не зная, то ли хватать ножи и вилки, то ли спасаться бегством. Борис добровольно вышел из-за стола:
- А. Цепень! Чего тебе?
Они отошли от стола, перекинулись парой слов. Посланник ада, перекосив морду в теплой ухмылке, хлопнул Бориса по плечу, сверкнул глазом на женщин, заковылял прочь. Зал вздохнул, протрезвевшие на минуту моряки снова потянулись к графину. Драма спросил:
- Кто это, Боря?
- Цепень.
- Это я понял, что цепень. Что ему надо?
- Привет передал, от Козыря. – Борис заметно нахохлился. Понятно. Драться парень любил, но здесь кулаки не помогут. Синоптики обещали ураган, тайфун, торнадо. Желательно спрятаться в погреб. Драться можете, да. Но шансы? Никаких. Драма отодвинул штору, выглянул в окно.
- Как он тебя нашел?
- Не знаю. Мне надо идти.
За окном стояли машины, хлопали дверки, тусовались тени бандитские, но определить, кто там и что, понять невозможно. Драма отпустил штору, и поднял руку, подзывая официанта.
- Минуту, Боря, пойдем вместе! Сейчас, рассчитаюсь.
- Меня ждут, – Борис пошел к выходу…
Юному аферисту не терпелось сломать себе хребет? Перерыв окончился. Музыканты грянули лезгинку, какой-то грузин пустился в пляс, сразу стало шумно. Официанты забегали гуськом, у них своя работа. Зал аплодировал в такт, все делали вид, что с детства увлечены плясками народов мира, а кто кого поубивает, не их забота, только идите, дорогие господа, на улицу, не мешайте мирным гражданам отдыхать, пить злую помесь порока и вина. Драма не стал дожидаться гарсона, выложил на столик зеленую валюту с запасом, на эти деньги город неделю мог не работать, гулять по кабакам с цыганами, и жестом пригласил девушек идти за ним, дескать, хватит бесчинствовать, пора и честь знать. В гардеробе было потише.
- Пума, Карина! Не одевайтесь, шмотки я потом заберу. Сейчас выходите, и с крыльца направо, сразу во двор. Там Гоша на «Москвиче». Сели, и уехали. Мы с Борей сами доберемся, все поняли? Погнали! Пошли-пошли, быстро, без разговоров.
Пуме подобные расклады были совсем не в диковинку, повторять не надо, она направилась к выходу, а вот Карине захотелось попрощаться, поцеловаться, спеть колыбельную. Драма не стал уговаривать, обещать скорую встречу, а хлопнул ее по тугому заду, как норовистую кобылу, девушка аж подпрыгнула, и с места пошла галопом. Двойняшки благополучно мелькнули за стеклянными дверями, скрылись из виду. Решив одну проблему, Драма выдохнул; и вынул мелкую купюру, подал гардеробщику:
- Биту! Под стойкой. Борода в курсе! Быстро.
Начинающий гардеробщик вначале посмотрел на бородатого швейцара в дверях, тот кивнул, и Драме выдали популярный инструмент. С начала 90-х, когда грянули реформы, американский бейсбол получил в России широкое распространение. Правда, играли парни не в мячик, чаще по головам, но это уже детали, национальный колорит. После этого Драма вынул из кармана на поясе мобильный телефон, набрал номер, отошел к окну. Абонент не отвечал, пришлось говорить в автоответчик:
- Костя, привет. Драма. Банковский ключ есть, скорее всего, Швейцарский, нужна твоя помощь. Козырь прессует Бориса, прямо сейчас. Гостиница «Центральная», автостоянка. Помоги, буду должен.
И Драма вышел из ресторана с битой в руке. Он думал, что держит ситуацию под контролем, но вышло совсем иначе, чем планировал затуманенный алкоголем мозг. Стоянка напротив гостиницы была хорошо освещена, случайных прохожих не было, скопление бандитских рож в количестве семи или восьми темных фигур, возле двух джипов, бросалось в глаза. Это как черный трафарет на белом фоне, или алая кровь на снегу, трудно не заметить. Издалека казалось, что беседа протекает традиционно. Угрожающие позы, но без активных действий, базар с акцентом на испуг, назначение сроков, ну и так далее. Борис стоял посредине и, наверно, надеялся перетерпеть процедуру, которая должна была закончиться отсрочкой приговора, ну и, для порядка, парой тумаков по затылку или тычков по печени. То и другое не столько болезненно, сколько унизительно, но должникам обычно деваться некуда, надо терпеть, и Борис терпел, это так виделось Драме со стороны, из фойе ресторана.
И пока он шел до стоянки, покачивая битой на ходу, что также являлось демонстрацией силы, угрозой символической, ибо он никак не рассчитывал, что дойдет до реального побоища. Понятно, бандитов много, они вооружены не рогатками, кого тут стращать. Встань в сторонке, и пукай себе тихонечко, чтобы никто не слышал, авось, обойдется. На Костю Глушакова надежда призрачная, вряд ли оправданная. Упомянуть его можно, но только в крайнем случае, ибо они с Козырем в контрах, можно огрести по полной программе, причем с обеих сторон, и нагрузят вдвое, никакие менты не помогут. Но сын перевешивал все аргументы. Бой на смерть. И бандиты поймут, лучше не сейчас, как-нибудь потом. Отморозки тоже мозги имеют, тоже иногда думают, если встречают такого же отморозка. Вот на это и был расчет, но это все лирика. В жизни все получается жестко и быстро. Даже не секунды, мгновения.
Оставалось несколько метров до вступления в мизансцену, так сказать, до выхода манеж, и Драма уже открыл рот, чтобы прозвучало негромко, но внушительно, типа, стоять, пацаны! Что тут происходит? Но его никто не услышал, и даже не увидели, поскольку кульминация наступила стремительно. Вышеупомянутый Цепень, который, очевидно, вел беседу от лица Козыря, сделал приглашающий жест, предлагая должнику сесть в машину, и дверку открыли, и еще двое подступили с боков, чтобы втолкнуть Бориса, хочет он того или нет, прокатиться до ближайшего леса, а там участь известна. Да кто с нег получит? какие миллионы? если по теплоцентралям чувак гасится. Единственная польза, что другим наука, и своим быкам воспитание, чтобы без дела не сидели, харчи барские отрабатывали.
Выстрел щелкнул сухо и звонко, как костяшка домино, с силой опущенная на столешницу любителем азартной игры, как удар хлыста в чистом поле. Брелок!? Брелок сработал, как ружье, что висит на сцене для антуража, вдруг стреляет в конце пьесы. Цепень удивленно всплеснул руками, и словно провалился, утонул в проруби меж бандитов, а Борис выскочил, как карась из той проруби, пока все соображали. Даже Драма раззявил рот, когда мимо промчался паровозом сынок, и папу не заметил! Куда бежим, товарищ? Вот так бросаться в бой, не дослушав командира. Ясно, бежал во дворы, не зная, что Гоши на «Москвиче» там уже нет. Один из бандитов среагировал, запоздало рванулся следом, и опрокинулся ногами вверх, встреченный ударом биты в лоб. Минус два. Еще двое вынули стволы, вечная память уставам, а предохранители? Кобуру заело? Везде время, а зубы-то, парни, они не железные, даже если золотые. Еще два удара наотмашь, и еще две кегли разлеглись, разлетелись в стороны. Минус четыре. Остались трое? Самые стойкие и отважные бандиты присели, как барышни в парке, прикрывая лица локтями, и делали ка-ка. Пора, смекнул Драма, делать ноги. Не тут-то было.
Вмешались потусторонние силы, будто с неба на стоянку влетел автобус ОМОНа, посыпались бойцы с автоматами. Куда бежать! Падать надо мордой в грязь, руки за голову, а Борис? Драма увидел, как в спину убегающему сыну целится с колена автомат. Шум, крики, захват, кто их потом разберет, думать некогда, и Драма швырнул биту в омоновца. Голова в каске, она тренированная, удар палкой выдержит, а сыновей не напасешься. Не так их много, сыновей, чтобы думать о последствиях. Действительно, целиться бойцу стало неудобно. Бита отскочила, голова отдернулась, а выстрел все-таки прозвучал. Как будто кувалдой ударили в живот. Хорошо, организм очистил, не зря он посетил ресторанный клозет, предчувствовал. Эта радостная мысль была последней. Драма скрючился, и упал в благодатное забытье.

22

Сказать, что Пума была в бешенстве, это ничего не сказать, она была в дикой ярости. Как, когда?! Когда он успел?! Или не он! Тогда кто? Кто стырил ключ от ячейки?! Борис. Может быть, он?.. Утром проверяла, ключ был на месте, в тайничке. Сумочку она, можно сказать, из рук не выпускала, до самого похода в этот чертов ресторан. Потом в фойе? Драма перевернул сумочку, нечаянно. Или нарочно? Именно, кинулась как дура, за пауком. Он ее вычислил. А потом, когда с матросами танцевали, прямо в зале, на глазах у всех, у нее на глазах, он залез в сумку, и за две минуту обчистил ее на 75 миллионов?! Пума негодовала, бесилась. Как! Она плела сети, несколько лет готовила аферу, обхаживала дельцов из Пентагона, потом Зверева охмурила, специально замуж вышла. Тут сколько хлопот, интриг, тысячи хитростей, мелочей, нюансов. Коржика с ума свела. Порше разбила, не пожалела! И дядю Леву, адвоката, хороший был дядька, умный. Да что адвокат! Родного мужа списала, который все сделал, и умер, оставив очень приличное состояние, которое пришлось переписать бандитам. Все прошло по плану, она чиста. И вдруг ее вожделенный приз, заслуженный умом, и не только умом, а всем ее опытом, талантом и молодостью, годами изощренного труда, все пошло насмарку, в один миг испарилось, рассеялось как дым?! За две минуты. Матросики, мать их за ногу. Пококетничала, дура, получила удовольствие. Какой же Драма мерзавец! И где он?? Где Борис!? А Гоша?
Вечером Гоша их привез, высадил возле гастронома, и сразу уехал. Как же, хозяина надо выручать. Тут ехать-то 5 минут! Туда и обратно, пусть полчаса, за все про все с головой, а нет никого. Карина еще, на мозги капает: что-то случилось, что-то случилось. Как же он ей ключи от хаты доверил? Да раньше бы никогда, а тут, пожалуйста, телка случайная, как хозяйка себя ведет, предлагает: чай-кофе. Да, вот выпить коньяку, это бы в самый раз. Нашелся и коньяк, сели на кухне. Но вначале она содрала с себя эту дурацкую маскировку, тоже мне, двойняшки. Да эта курица близко не понимает, кто такой Драма, ни вообще, что за дела творятся. Пока переодевалась, осталась одна, тут и обнаружила, что заколка пуста. Выпотрошили тайничок, нутро вынули. Пума чувствовала себя, как баба после аборта, потом пришла в ярость. Да как он посмел!? Но взяла себя в руки, гнев – это слабость. Нельзя проявлять слабости, или враг воспользуется непременно. Проявила жадность, кинулась за выпавшей заколкой, выдала себя, и вот вам, и пожалуйста, обчистили. Ничего, с Драмой она разберется, есть Борис, козырь не убиваемый! Пума не стала принимать душ, просто полила голову холодной водой, благо волосы короткие, и сразу пришла в себя, даже повеселела. Вот это по-нашему, думала она. Все только начинается, она им покажет кузькину мать! Вышла на кухню, и сели, выпили по рюмке, и Пума начала плести интригу, чего терять время.
- Наверно, их арестовали, – Карина гнула свое. – Час ночи. Что будем делать?
- А ты ему позвони, на трубку.
- Отключен, я звонила. Он всегда отключает, только сам звонит, если по делу, – Карина подняла брови. – А у тебя почему нет мобильного?
- Да, зачем, – Пума отмахнулась. – Куда мне звонить. Дела Витя вел, а я что, я домашняя хозяйка, и то громко сказано. Они нас за людей не считают!
- Кто, они?
- Кто-кто. Будто сама не знаешь! Драма, например. Он так говорил: у вас, женщин, ума нет, ни совести, вы вроде пушных зверьков. Красота, вот ваша ценность, в ресторан сходить, показать: какая сегодня телка у меня красивая. А завтра другую найдет, моложе и красивей. Шубы они не нам – себе покупают. Витя тоже говорил: позор, если жена твоя на миллион не тянет. Сам меня оденет подороже, и сам же ревнует, без него никуда не выйти, везде с охраной. Царство ему небесное, натерпелась. А Драма, тоже ревнует?
- Да нет. Вообще-то, не замечала.
- Ты, подруга, будь с ним повнимательней. Или не любит, или просто использует. Так не бывает, чтобы не ревновал. Тем более Драма. Ты что? Он же сутенер бывший, прожженный. Ничего святого. Женщины для него хлам, ночной горшок, салфетка бумажная.
- Не говори так. Все в прошлом, – сказала Карина. – Ты что, он хороший. А вдруг там что-то случилось? Цепень этот, просто ужасный тип. Может, они подрались?
- Ага, как же, – Пума фыркнула. – Глист и есть. Прилипала, паразит.
- А ты откуда знаешь?
- Клички в уголовном мире так просто не дают, они соответствуют. Бычий цепень: это глист, бывает до двух метров, живет в кишечнике. Если человек сам по себе худой, а живот громадный, значит, цепня носит. Вот и Козырь, видимо, прикормил такого. Палач, садист, цепной пес, гиена. Что-то в этом роде.
- Какая ты умная, Илона, – Карина не знала, похоже, как ее задобрить, смягчить.
- Пума. Так и зови. Нечего нюни разводить. Включи телевизор? Сейчас ночные новости будут, местные, вечерние сводки. Всегда смотрю. Мне диктор нравится, с юмором чувак. Где пульт?..
Вот тут Пума испугалась по-настоящему. Драму она хаяла от злости, поскольку знала, и была уверена, с ним она договорится. Их соперничество было старым, а взаимные обманы вроде детской игры. Так щенки между собой рычат и кусаются, со стороны кажется, по-настоящему, а на самом деле, все же игра, где ставки крупные, где все по-взрослому, но в глубине души он ее любит, никогда не обидит, и всегда простит, даже, если она сама все правила нарушит. Да, он и сам покусать может, мало не покажется, но это воспитательные меры. Так самцы наказывают своих самок, могут и порвать, но все равно потом приласкают. А тут новости, где показали ресторан, гостиницу, стоянку, арестованных бандитов, усталых омоновцев, там стрельба была! Скорая помощь, носилки. А когда корреспондент сказал, что есть убитый, раненые, а кто-то скрылся, вот тут плохо и стало. Один убитый, двое в реанимации? Если Драма убит, ей конец. Бандиты жалеть не будут, ее растерзают. Никакие деньги не спасут. Глушаков прямо сказал: это она заказала мужа, доказательства ему не нужны, но Драма уговорил его: не простить ее, пусть откупится. И Пума откупилась, но кое-что утаила, а вот теперь, если Драмы нет, то и прикрыть ее некому. И миллионов нет, все. Конец?!

23

Драма услышал колокольный перезвон, пели райские птички, могучий старец, сам архангел Гавриил на воротах, приглашающе указал рукой: дескать, проходи, человече, пора и отдохнуть от трудов праведных. Драма благоговейно поклонился, взялся за рукоять, потянул, дверь легко открылась, а там?.. За воротами – стена. Глухая. Штукатурка облезлая. И тишина мертвая, никаких звуков. Так выглядят ворота в рай, когда туда не пускают. И начались качели! Вначале его несло, уносило в открытое море, это как воздушная яма в самолете, невесомость. Несет, несет, падаешь и падаешь, до тошноты под ложечкой. Драма смотрел такую передачу, это отливное течение, бороться бесполезно. Когда прилив, а берег отлогий, море заливает целое плоскогорье, многие километры вглубь материка, а когда вода отступает, обратное течение несет, и уносит далеко в море свою добычу, что успело захватить, разный хлам, утлые суденышки, неосторожных туристов, диких купальщиков. В этот раз добычей был он, Драма. В общем, он знал, что бороться бесполезно, однако барахтался, трепыхался, пока хватало сил. Но стоило остановиться, перевести дыхание, как его тут же несло и кидало в другую сторону, и мордой об скалы! Чтобы башка подпрыгнула, и харей вниз съехала, по гальке, щебенке, по штукатурке. Так вот почему стена облезлая. Грешники зубами цеплялись! Здравствуй, мой рай неприступный. Давно не виделись, заслужить надо, успокоение. А еще раз? Снова в море, и снова харей в стену, чтобы не надеялся раньше времени, не рассчитывал на прощение. Вот она, тьма внешняя, и скрежет зубовный! Качели.
Драма очнулся, и сразу понял, что находится в реанимационной палате, поскольку дверь была открыта настежь. Он повернул голову, и увидел еще одного горемыку, с гофрированной трубкой, торчащей изо рта, на искусственном дыхании. Может, бандиты кого-то пытают? Вышли покурить. Вот и кресло инвалидное, с разными приспособлениями, электрический стул приятней выглядит. Драме было не больно, скорее даже, весело. Жив курилка! Только во рту противно, наверно, наркоз не отошел, организм казался чужим, словно так крепко спал, что все тело отлежал, не чувствовал ни рук, ни ног. Наверно, голова профессора Доуэля так себя ощущала, стоит на подставке, а вокруг пустота. Опять живот проткнули, свинцом нашпиговали, что он вам, куропатка? Нет, не «Макаров», и не дробь. «Калашников» удружил. Опять неугомонные врачи спасли ему жизнь, значит, опять мучиться, доколе?! Драме стало досадно, лучше умереть, чем жить на подставке, инвалидом безруким и безногим, натужился, пытаясь выскочить из шкуры. Верните рай, сволочи! Лучше мордой об забор, чем такая жизнь. Боль резанула по животу, как плетью стеганули, лошадь нашли!? И он отключился. Ладно, подумал Драма, снова пускаясь в волны небытия. Жив, и ладно. Разберемся!
Когда очнулся в следующий раз, на стуле возле тумбочки сидел младший лейтенант в форме, что-то строчил в раскрытой папке. Ему что тут, библиотека, что ли? Мемуары сочинять вздумал. Ему бы бандитов ловить, а не больных караулить, папкой пугать. Драму не прихлопнешь! «Калашников», и тот сплоховал. Почувствовав шевеление в палате, лейтенант закрыл папку, наверно, хотел звать врачей на помощь, глянул на дверь, на больного с трубкой во рту, положил папку на тумбочку.
- Как себя чувствуете?
- Нормально, – слабо сказал Драма. – А вы… кто?
- Юрист, будущий. Временно участковый.
- Это значит… Студент, что ли?
- Юридический факультет. Меня дежурить прислали, пока пост не выставят.
Драма был разочарован. Он-то думал, что в коридоре толпятся генералы, прокуроры с губернаторами, журналисты дерутся за интервью, ждут не дождутся, пока он очнется, а прислали студента, дело тут ясное, запишите в архив.
- И чего ты пишешь тут?
- Это... Курсовая работа. Я должен врачей позвать, – безусый лейтенант поднялся, выражая готовность служить верой и правдой трудовому народу, больным людям, сутенерам, ну и кто попадется.
- Не спеши, я в порядке. Тебя как зовут?
- Владислав… Андреевич.
- А меня Валерий Петрович, будем знакомы. А скажи, Вадик. Мои вещи… где?
- Какие вещи.
- А ты как думаешь, сынок, – Драма пошевелил рукой. – Я сюда голым пришел, пузо себе разрезал, и прилег отдохнуть? Телефон у меня был, сотовый. Понимаешь?
- Так точно. Телефон сотовый, – Вадик в форме вздохнул. – Вещи в Приемном покое, должно быть. Или опера изъяли. А вы кто, Валерий Петрович?
- Где ты учишься, Вадим, там я преподавал. Примерно так. А когда тебя сменят?
- Знать не могу.
- Ты сможешь позвонить по телефону, прямо сейчас? Номер я скажу.
Милиционер пожал плечами, оглянулся на дверь.
- А что сказать, кому?
Драма ответил не сразу. Лучше вначале позвонить Карине, подумал он. А потом она позвонит, кому он скажет. И пост в палате выставили! Наверно, его прячут. Или охраняют?
- Моей невесте надо бы сообщить, вчера помолвка была.
- Как же, вчера, – милиционер деликатно усмехнулся. – Вы третий день тут.
- Ничего себе! И что, до сих пор никто не интересовался?
- Не могу знать. Меня сегодня прислали. Сейчас врачам сообщу!
- Подожди. Номер запомни. Просто скажешь, что я в порядке. Карина ее зовут, она беспокоится, ты же понимаешь, девушка. Какая больница, пусть навестит. Хорошо?
- Так точно. Сделаем! Говорите телефон…
Драма сообщил, и вырубился. Нырнул опять во тьму внешнюю.

24

Карина нашла его не сразу. Поиски она начинала с ресторана, где ничего внятного сказать не могли, только посоветовали обратиться в милицию. Там тоже не сразу сказали, что произошло, прежде вытянули из нее все, что знала. Она, смущаясь и запинаясь, поведала офицеру без утайки, с кем и по какому поводу сидели в ресторане, как танцевали, как в фойе к ним с подругой подошел подозрительный тип, наверно, уголовник. Да, этот. Она опознала его по фотографии, где тот лежал на грязном снегу. Цепень, да! Она вспомнила кличку. Цепню нужен был Борис. Они меж собой поговорили и вышли. Валерий Петрович, ее жених, попросил уехать от греха, они с приятельницей уехали, все. Про Гошу рассказывать в милиции не стала, иначе не разобраться. По новостям она узнала, что там, возле ресторана, что-то произошло, какие-то бандиты устроили стрельбу, есть пострадавшие, а жених пропал, вот она и волнуется. Где искать Бориса, понятия не имеет, тоже пропал, и знакомой ее нет, кто такая? Жених и познакомил, а кто она, понятия не имеет. Одеты были одинаково, да, жених в шутку подарил два комплекта одежды и украшений, внешне они похожи. Карине не сразу, но отдали верхнюю одежду, оставленную в гардеробе, и все. Обещали сообщить, и ничего, тишина. И уже на третий день, она совсем извелась, сообщили, в какой больнице он лежит. Был в реанимации, операцию сделали, из комы вышел. До нее не дошло. Как, в коме? Огнестрельное ранение, вот и все, что ей сказали.
Визит в больницу оказался коротким, слишком коротким. Ее просто не пустили, и никакие уговоры не помогли. Жених или не жених, без разницы. Какая передача? Ранение в брюшную полость, ему неделю есть нельзя, только капельницы. Посещения только с разрешения органов следствия. Как, что, почему?! Ничего она добиться не могла, и уже хотела ретироваться, ехать восвояси, как к ней подошел репортер. Она не сразу поняла, что ему надо. «Криминальный вестник»? Она ничего не знает. Хотела навестить жениха, к нему не пускают, в реанимации. А кто жених? И она сообразила, что нельзя говорить, в милиции предупреждали, она что-то общее ответила, репортер отстал. Карина задержалась в больничном вестибюле, в ожидании, и слушала разговоры больных и родственников, час посещений. И наслушалась. Была бандитская разборка, один застрелен насмерть, другой ранен, до сих пор в коме. Это, не считая переломанных ключиц, челюстей, черепно-мозговых травм, что-то там еще, но Карина все поняла. Драма бандит. А кто еще?? И все встало на свои места. Сотовый телефон, который стоит бешеных денег. Стопки долларов, пистолеты, выкуп! Стрелки, уголовники, кома. Все сошлось. И Борис, и Пума! Гоша. Это же шайка бандитская. С кем она связалась? Вот дурочка, повелась на подарки, замуж собралась. А его тут и подстрелили. Надо хорошо подумать, пока ее не запутали окончательно. А надо ли продолжать знакомство? Лучше вовремя расстаться, чем потом каяться всю жизнь. И все же! Он такой хороший.

25

Пропажу ключа от ячейки Пума обнаружила сразу после ресторана, и пережила, но об этом никто пока не знал, а теперь, чтобы ключ вернуть, надо пережить еще раз, уже для Бориса. Они прятались на квартире у Владимира, а где еще, пока не прояснится. Карина им сообщила по телефону, что Драма жив, вышел из комы, и это давало хорошие шансы. Но время терять нельзя, следовало приступить к экспресс-обработке Бориса, и тут Пуме не было равных. В актерской игре важны точные эмоции, достоверность, чтобы клиент поверил, а далее надо вышибить привычные ориентиры, нравственные опоры, и он станет беспомощным, как младенец, и будет слушать вас, и только вас. Веди его, куда хочешь, приказывай, и сделает. Собственно, актерским ремеслом владеют женщины от природы, этим занимаются от рождения, как увлечь, соблазнить, запутать того или иного мужика, влюбить и ограбить. Во всяком случае, Пума так думала, и надеялась, что умеет это делать лучше многих. Они были дома одни, свидетели не нужны, эмоции должны быть яркими, а если еще и выпить, все пойдет естественно. Вначале она сексуально его настроила, поиграла настроением, а потом, как бы невзначай, взяла заколку, спросила, нравится или нет, и прямо на его глазах, нажала кнопку, открыла тайничок, и ахнула, будто обнаружила пропажу, и он напрягся! Знает кошка, чье мясо съела.
Пума вскочила, распотрошила сумку на кровати, вытряхнула косметичку, как бы проверяя, вдруг сама переложила, выронила, сунула нечаянно в другое место, женщины, они такие, бывают безалаберные, пусть смотрит, цепенеет, стыдится. Он же знал, подыгрывал Драме? Сейчас нахлебается, перед слабой женщиной, которую только что домогался. И она не верила своим глазам. Нет ключа? Посмотрела на него, осененная ужасной догадкой. Так вот кто? Он ключ украл?! Пума схватила с подноса на тумбочке фруктовый нож. Они только что резали апельсины, водку закусывали, зубчики на конце. Глаза ее сверкали от ярости, она знала, что выглядит эффектно, сомнений не вызывает, что она бросится в помрачении, и распотрошит любимого, как сумочку, прямо сейчас, на этой самой кровати, располосует морду поганую.
- Ты что!? – Борис на всякий случай отодвинулся, тоже встал, а голосок противный, тонкий, играть-то не умеет, изображать, что не понимает причины ее бешенства. – Что случилось, милая?
Милая, ага? Да хоть сейчас в драмтеатр, в мексиканский телесериал. Хуан Альберто нашелся! Богатые тоже плачут? Сейчас.
- И ты еще спрашиваешь?! – Пума отшвырнула сумочку и, пригнувшись, собралась в комок, поставила одну ногу на кровать; она была в шелковом пеньюаре, и выглядела хищно, все было рассчитано заранее, как на сцене, где не бывает случайностей. Нацеленный нож, мягкий вкрадчивый шаг, и все, гасите свет, уберите детей, брызги полетят по комнате. Борис перетрусил, взял подушку.
- Поосторожней, – нервно сказал он. – Я тут ни при чем.
Что равносильно признанию. Он знал, иначе бы не понял. Малыш в стрессе, надо продолжать атаку, и вышибать подпорки, не давая опомниться.
- Значит, это он?! Отвечай, гаденыш!
Она не спрашивала конкретно, не уточняла, чтобы домысливал сам.
- Вначале успокойся, – он положил подушку. – И все обсудим!
Фактически, он просил пощады, признался в воровстве, предлагал обсудить. Пума с трудом брала себя в руки, делая неимоверные усилия, смиряла негодование, как же, он ее предал.
- Как я могу успокоиться, – она сняла ногу с кровати. – Там все мое состояние! Где ключ?
- Откуда я знаю, мы с ним не виделись, – Борис сел на кровати.
Думает, гроза миновала, можно поговорить? Она опустилась, присела с ножом в руках. Вот, теперь они почти единомышленники, считай, мыслят и действуют заодно. Но это только пауза, передышка в эмоциях, такого афериста разом не возьмешь, его потаскать надо, из стороны в сторону, взад-вперед.
- Он ключ, когда, в ресторане вытащил?
- Да, – буркнул Борис, искоса посмотрел. – Меньше надо с морячками обжиматься.
- А ты его не остановил? Как ты мог, Боря.
- А чего ради я должен его останавливать? Между вами свои дела, а я тут при чем? Своих забот хватает. Козырь, вон, лимон на меня повесил. Кто поможет? Драма, кто еще. Ты в Америку уедешь, а мне куда тут? Цепня подстрелил, иначе бы вывезли в лес, и закопали. Одна надежда, Драма отмажет. Отец все-таки, а ты кто?.. Никто.
Ага. Первая серия закончилась, сейчас начнется вторая.
- Значит, я никто, да? – Пума засмеялась. – А он тебе отец, да? Думаешь, он тебе отец!? – она смеялась все сильнее, брызнули слезы, она их не сдерживала, и вдруг даже не закричала, завизжала во все горло, как поросенок на бойне, отшвырнула нож, и бросилась на него с кулаками, что безопасно для жизни, но очень эффективно по воздействию на психику. Борис растерялся, не зная, что предпринять, и пытаясь удержать, крепко обнял, что в данный момент и требовалось. Задыхаясь от спазмов, Пума вырывалась, царапала его плечи и лицо, руки и шею, куда дотянется, ногтями, как взбесившаяся кошка. Борис не мог перехватить ее кисти, и спасся только тем, что отпихнул ее от себя так, что она свалилась на пол. Впрочем, она сделала это нарочно, спектакль продолжался, пусть посмотрит, что натворил. Пума забилась в истерике, царапая палас ногтями, и продолжая выть и визжать, лишь бы соседи ментов не вызвали, или неотложку. Очнулась, когда Борис вылил ей на голову полтаза воды.
- Ты что! С ума сошел?! – она села на полу, плохо соображая, что с ней, и где находится. Довел девушку до припадка, артист хренов. Да он артистов настоящих не видел. Вот Драма, это артист, многому ее научил, и она провела ладонью по голове, убирая капли с лица, и тут вспомнила, и снова заплакала, на этот раз тихо и жалобно, почти беззвучно, как ребенок. Она сидела на полу мокрая, и плакала, смотрела на него снизу, как обиженное дитя. Как мог? Как мог обидеть? Она несчастная, всеми брошенная, обманутая девочка. И конечно, он кинулся ее утешать, помог встать, обнял, прижал к своей груди, и она всхлипывала, постепенно успокаиваясь, наконец, утихомирилась, и по-детски доверчиво взглянула ему в глаза, увидела царапины на лице, удивилась:
- О! Неужели это я? Бедненький.
Ссадины набухли, и сочились кровью… Конец второй серии. За 5 минут она проделала с ним, что никто не сможет, ни друзья, ни бандиты, ни родная мать или отец. Пума полностью его изменила, сделала другим человеком, и это еще не все. Сейчас начнется третья серия.

26

Эмоции его вздернули, сбили былые настройки, теперь у него новая точка отсчета: она! Пума. Отныне она центр мироздания, и в этом его надо убедить, чтобы не только чувства, но и разум, мозги, встали на ее сторону, приняли как данность, и чтобы все сошлось, и добро, и совесть, и логика. Все прочие мелочи, типа, любви и секса, сами приложатся, и одно другое укрепит, и станет незыблемой скалой. Отныне она заменит Бореньке всех, теперь она ему мать и друзья, самая лучшая на свете, самая умная и добрая, иногда наивная, иногда доверчивая; потому и лучшая, что других таких нет! Пума как родина, одна.
- Надо продезинфицировать, – виновато сказала она. – Где йод, не знаешь?
- Зачем йод, – бедняга был счастлив уже тем, что она в разуме, еще и о нем заботится; плеснул водки на ладонь, протер лицо, шею, поморщился, видать, ранки защипало. – Я реально испугался! Думал, сбесилась, прямо сердце в пятки ушло.
Интонации доверительные, как на исповеди, все правильно, доверяет без опаски. А как же, она самый близкий человек, кому еще доверять! Ну-ну, котенок, лижи ручки.
- Ты меня извини, ладно? – она чуть прикоснулась, погладила ему шею, невзначай подставила ладони, и он схватился обеими руками, начал целовать, самозабвенно.
- Это ты извини! За ключ.
Ну-ну, не так быстро. Она отдернула ладони. Пренебрежительно усмехнулась.
- Какой ты глупый. Наверно, решил, что мне денег жалко? Я тебе клянусь! Как только получу ключ от банковской ячейки, доберусь до денег, и первым делом рассчитаюсь с Козырем. За тебя, слышишь? Чтобы ты никогда! Никогда плохо о женщинах не думал. Это дело принципа.
И он повелся, опустился на колени, конечно, а куда он денется из ее мягких лап. Там и когти спрятаны, только их не видно до поры. Он хотел показать свою преданность, но ей нужен разговор не любовников, а брата с сестрой, совсем другое настроение, и Пума уклонилась, предложила выпить. А потом, как детишки на чердаке, сбежавшие от родителей, они разговаривали душевно.
- Понимаешь, Боря, дорогой, мне за жизнь обидно стало. Когда на тебя набросилась. Наверно, ты меня змеей считаешь, да? А я не такая уж плохая. Отчасти ты прав, Боря, – она замолчала, сглотнула ком в горле, сдерживая подступившие слезы. – Это он меня такой сделал, всю жизнь изломал, испортил. Что он тебе про меня рассказывал? Только честно.
- Да ничего, так. Что у тебя денег много, миллионы. Типа, черная вдова, – Борис пожал плечами. – Мне без разницы, каждый живет, как умеет. Говорил, умная баба. Тут я согласен.
- И все?
- Просил про сейфы разузнать, счета, в каком банке деньги хранишь. Он думает, что в Швейцарии. ФБР за тобой гоняется. Интерпол.
- А ты что думаешь?
- Ничего. За мной тоже гоняются, нормально. Всех деньги интересуют. Чтобы отдать один долг, надо украсть или кинуть других, новый долг, и по кругу, пока за тобой целая свора не соберется, и всем нужны деньги. Замкнутый круг.
- Понимаю. И ты надеялся на Драму? Малыш. Это самый страшный человек! Он всеми крутит и вертит, ментами и бандитами, про коммерсантов даже не говорю, это планктон. Они друг друга грабят и убивают, а он пенки и сливки снимает. Сам рук не пачкает, зачем. Он же Драма, драматург, он за сценой, или в зале сидит, аплодисменты принимает! Цветы, овации, но деньги главное. Покурим?..
Они закурили, и Пума начала рассказывать, а Борис слушал, открыв рот. Так дети слушают страшные сказки, про разных там чудовищ и оборотней, более благодарного слушателя представить нельзя, ядовитые семена падали в благодатную почву, и они дадут свои всходы, обязательно.
- Это он меня всему научил, воспитал. Я же девчонкой была, приехала из деревни, примерно, как ты, в Пединститут поступила, на иняз, хотела детей учить, ага. Саму научили, да так, что проституткой сделали. Я же любила его, доверяла, как отцу родному. Он не рассказывал, нет?.. Какую бойню тут устроил. Не сам, что ты! Хотя и сам руку приложил. Жениха моего застрелил, на него все и повесил. Пришлось мне бежать, а как ты думал? Я одна все знала. Он меня тупо использовал, моими руками, вот этими, – Пума взяла сигарету в зубы, прямо как бандерша, показала ладони. – Он миллионы заграбастал. А ты говоришь, отец. Женщина платит своим телом, куда деваться. Всю жизнь я мечтала любить, с детства, как Ассоль любила сказочного принца, под алыми парусами, а являются такие вот монстры, без души и сердца…
И Пума вдруг заплакала, это ее излюбленный прием. Простой и стремительный. Как водопад, ручьем полились слезы. Только что сидела бандерша, видавшие виды, и вот уже беззащитная Ассоль сидит перед лесным ручьем, жалуется на принца, который ее бессовестно обманул. Куда он денется, щенок. Борис начал утешать, обнял за плечи, начал целовать, слезы вытирать, прижал нежно. Вот-вот, так и надо. Скажи пару слов, ласковых, чтобы включить передачу, и запустить четвертую серию, пятую, десятую…
- Ты знаешь, – сказал Борис, когда она немного успокоилась. – Я стал лучше к тебе относиться.
Да ну! Не может быть? Она хохотала про себя. Он стал лучше относиться? С ума сойти, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Он к ней относится ровно так, как она захочет, ни больше, ни меньше.
- Правда? – робко спросила она, и посмотрела доверчиво, и счастливо улыбнулась, прижалась к нему. – Спасибо, родной. Реально, я благодарна судьбе. Что-то я расклеилась… Выпьем?
И снова они выпили, и пошла у мальчика голова кругом.
- Все правильно, Боря. Ты стал умнее, начал разбираться, что к чему и кто чего стоит. Между прочим, я тоже подумала, что… Рано говорить, – она умолкла.
- Что подумала? – уцепился он.
Она его подсекла, поймала, как карася на удочку, и повела.
- Мне показалось, Боря. Пока только показалось… Что между нами зарождается настоящее чувство, не фальшивое. Не хочу обманываться, просто не выдержу. Я готова поверить, довериться. А вдруг опять?.. Нет, ладно, оставим это.
- Да ты пойми! Илона? – заволновался он. – Я же не знал. Ключ этот, или что там у тебя было. Драма просил посмотреть в сумочке, еще до этого. Я ничего не нашел, и он решил сам проверить, просил отвлечь. А там моряки подвернулись. Что я мог сделать. Заложить его? Он же отец. Прости, пожалуйста, а?..
- Господи, какой ты ребенок, – Пума взъерошила ему волосы. – Это он тебе сказал? И ты поверил, что он твой отец?
- Нет, – Борис отклонился, убрал ее руку. – Сказал не он.
Ага, ребенком ему быть не нравится. Мужик, скала, кремень.
- А кто?
- Мама. Она врать не будет, – он нахохлился.
Тут надо осторожней, здесь у него кнопка, мать он любит по-настоящему, лучше не трогать.
- Допустим, что отец. И что? Отец не тот, кто сына заделал, а тот, кто вырастил.
- Отчим меня тоже не растил, – зло сказал Борис.
Э, подумала Пума. Тут у них полно скелетов в шкафу! Надо будет разбираться. Отчим, похоже, тот еще фрукт. Она грустно усмехнулась.
- Ну вот! Я же говорю. Какие вы, мужики? Ни тот, ни другой сына не растили, получили готовеньким, еще и денег надо. Как вас любить?
- Драма не знал! – Борис его защищал. – Он понятия не имел, что есть сын.
- Ну, Боря, насмешил, – Пума повела в другую сторону. – Чего он не знал? Что есть сын? Да у него их, как собак нерезаных, по всей России разбросаны. Конечно, откуда ему знать?! Это сейчас презервативы на каждом углу, а в советское время их не было, дефицит жуткий, – она сделала вид, что поперхнулась, откуда ей знать, девочке из деревни, про презервативы, и вообще они почти ровесники, откашлялась. – Ты знаешь, чем он в юности занимался? В твои годы, даже раньше. Это он сам рассказывал. Провинциалок соблазнял, замужних, состоятельных, а потом шантажировал, деньги вымогал. И что, думаешь такой человек признал бы своего сына? Стал бы его воспитывать, алименты платить? Это сутенер, Боря. Они денег не платят, они их получают. Ты что? Очнись. Он и сейчас тебя за нос водит, использует. Точнее, хочет использовать, вот и все. А ты говоришь, отец! Ему деньги нужны. Деньги, деньги, деньги. Не знает, как добраться. Вот и просил тебя пошарить в мои вещах, не только в сумочке, в чемодане. Да?
- Просил, – признался Борис, неудержимо краснея.
- Ну вот, и делай выводы, – и она решила его добить. – И не стыдно было в моих вещах, в нижнем белье копаться, трусы перебирать? После того, как я тебя любила, обнимала нежно, целовала. Он тебя изуродует, Боря. Искалечит, как меня изуродовал. Меня не жалко, я давно уже битая-перебитая, а ты? Под бандитами не повертишься, не соскочишь, далеко не убежишь. Я тебя спасу, Боря… Мне говорили, ты песни пишешь? Вот. Этим надо заниматься. А в грязь не лезь, не надо. Ты же хороший парень?
- Жить-то надо.
Он на нее не смотрел, на скулах гуляли желваки.
- Солнышко мое, ласковое, – она обняла его, поцеловала в исцарапанное плечо. – Да скажи ты мне, что любишь меня, без обмана, честно, я сама тебе все отдам. Все деньги, что есть или будут, какие захочешь, не жалко, наоборот, я счастлива буду. Только честно, без обмана. И занимайся своими песнями, чем захочешь. Будь чистым и светлым, а все остальное неважно… Неужели надо украсть, обмануть, ограбить? Да сама все отдам, только скажи, что любишь? – она снова заплакала, тихонько, в меру. И он обнял ее, сполз, положил голову на колени, обнял и затих, выражая свое сочувствие.
Созрел теленок.

27

Когда прибыл Меркулов, Драма лежал в отдельной палате. Самочувствие было так себе, но сознание не терял, райские кущи не мерещились, настроение было бодрым. Отдельная палата радовала особенно, пост убрали, можно принимать гостей, раздавать указания, гонять врачей, если края потеряют, жить хорошо. Есть телевизор, телефон, старые друзья, что еще нужно, чтобы умереть легко. Меркулов вошел в палату, как ледокол «Ленин», раздвигая торосы и взламывая льды. Для него расписание дня, требования медсестер не существовало. Они были, но где-то далеко внизу, за пределами его собственных установок и представлений, то есть, должны подчиняться. Они обменялись рукопожатием, приятель сел на стул верхом. И мебель он подчинял, и людей взнуздывал, и птички за окном летели стороной, подальше от греха. Это был суровый мужик, далеко за сорок, плотный в фигуре и крепкий в костях, с лобастой головой, и рябым, в старых оспинах, лицом. Взгляд был острый, но если взгляд каменел, глаза стекленели, или наливались свинцом, то куда приятней встретить вражескую конницу с шашками наголо в открытой степи, чем возражать Меркулову. Тачанкой переедет, покрошит в окрошку! Недаром, возглавлял отдел оперативных разработок.
- Я без гостинцев. Как ты?
- Нормально, – Драма экономил время, поэтому перешел сразу к делу, а то Меркулов встанет, и уйдет на полуслове, вызовут, или сам что надумает. – Ты парня не наказывай.
- Какого парня, – глаза Меркулова потяжелели.
- Который меня подстрелил.
- Прокурорские все равно не слезут. Наши разборки, не лезь, зуб у них на меня. А тут случай такой! Не упустят. Будешь лезть, они и тебя раскрутят, пришьют статью.
- Игорь, с прокурорскими я разберусь. Цепень жив?
- В реанимации, дышит через трубки, пока жив. Весь отдел на уши поставили! Пасли Козыря, хотели взять под шумок, по случайному вызову, статей там выше крыши, а его не оказалось. Тянули до последнего, а тут ты выскочил, как черт из табакерки, да еще с битой. Чудак ты, Петрович! Мог на кладбище отъехать.
- Если Козырь в разработке, проще в адресе взять?
- Какой ты умный, только руки коротки. В монастыре Козырь гасится, не изюм, его не выковыряешь. Штурмом, что ли, попов брать? Тут кипеж на весь мир поднимется. Синод горой стоит. Кормит он батюшек. По области торгует, поставки фурами. Как ты его возьмешь?
- Внедриться надо, – Драма кивнул. – Я подумаю.
Меркулов всхрапнул, как лошадь.
- А я не думал!? У него костяк наперечет, никого чужого не подпускает. Бизнес ведут барыги городские, документы в порядке, не зацепишь.
- Ты не понял. Внедриться надо не в банду, а в монастырь. Ладно, пока парюсь, план составлю. Ты вот что скажи! Известно, кто Цепня подстрелил?
- Мелкий жулик, аферист. – Меркулов смотрел с прищуром. – Борис Ломов, по малолетке проходил. Давно пора прищучить, да как-то меж пальцев проскакивает. Вокруг него садят, убивают, а он все скачет. Считай, дело техники, данные есть, возьмем.
- Вот про это и разговор, Игорь. Надо его снять с крючка.
- Ну, братец, ты загнул, – Меркулов усмехнулся. – Кто он тебе, сват-брат, родственник?
- Это мой сын. Помоги, в долгу не останусь.
- А я думаю, чего это вы вместе по кабакам гуляете! Невозможно. Он на всех камерах, это оперативная съемка. Как ты себе это представляешь? Показания сотрудников, бандитов, прохожих. Брелок он скинул в мусорный бак, нашли. Отпечатки стер, успел, а внутри, на гильзе? В ресторане сидели, посуда, ножи-вилки, показания свидетелей. Валера, ты что? Даже если сын. Никак.
- Да я понимаю, что сложно. Надо! Причем надо снять вчистую, чтобы даже имя не упоминалось, иначе ему из страны не выехать.
- Матом ругаться не умею! Заметь, я сдерживаюсь. Ну, ты наглец, Петрович. Сто лет знаю! И что, чем дело кончится?
- Все, как ты любишь. И сразу скажу. Дело на полмиллиарда. Курирует Коломбо. В смысле, Артемьев. – Драма сделал паузу, чтобы собеседник осмыслил тему. – Для меня деньги роли не играют, но шестеренки очень серьезные, вплоть до Конгресса США! Пентагон. Обещай, что снимешь парня, тогда покажу детали. Не мелочись. Что тебе Цепень, барабан. Сдохнет, да и хрен с ним. А если четко сработаем, я тебе и Козыря на блюдечке выложу, и перед Артемьевым за тебя скажу.
- А чего ты меня просишь, обратись к нему, – Меркулов смотрел хмуро; так туча смотрит на город, того и гляди, засверкают молнии, хлестнет градом; а ветер дунет так, что Драму в форточку вынесет, и только пятки сверкнут над забором.
- Ты же знаешь, Игорь. Принципы у него. А у тебя другой подход, и у меня тоже. Нам в первую очередь дело сделать, а принципы делу не противоречат, они прилагаются. – Драма помолчал. – И потом, я недавно его напрягал, банду риелторов привел, сдал за сына. А он опять вляпался! Помоги.
- Допустим, я соглашусь. Но как? Из дела показания не вытащишь, протоколы не перепишешь. Еще и за границу надо? Если умный, подскажи как!
- Очень просто. Он даст подписку о сотрудничестве, оформишь задним числом. Дело засекретят. Боря пойдет под псевдонимом, агент такой-то, и все дела. В ресторане он действовал по твоему заданию, на банду Козыря вывел. Цепня подстрелил, потому что выхода не было, иначе бы самого раскрыли.
Меркулов озадаченно покрутил головой.
- А Цепня, значит, в расход.
- Медицина бессильна. – Драма вздохнул. – Даже если выживет, Козырь с него спросит. Кстати. А кто бандитов на ресторан вывел? Операцию за 5 минут не подготовишь. Кто?
- А ты не знаешь, – Меркулов удивился. – Да Пума, подруга твоя. Мне дали информацию. Полагаю, она хочет от тебя отделаться! Ломов пусть пишет обязательство на мое имя, фамилия-имя-отчество полностью, число поставлю сам. Выздоравливай, – Меркулов поднялся, протянул руку. – Как только выпишут, едем на дачу. Попаримся, поговорим. Конгресс США, Пентагон?.. Ну, надо же. А с Козырем думай, не затягивай.
Они попрощались.

28

Владимир остался без работы, фирму закрыли, мало того, постоянно дергали на допросы. Как только в расследовании возникла пауза, он запил. Рита, взвинченная присутствием гостей и пьянством мужа, ушла к родителям. Пуме это было на руку. Они жили тут уже неделю, и вот, Карина сообщила, что Драма уладил их проблемы, ждет завтра, надо подписать бумаги. Борис проникался страстью. За отсутствием Риты, Пума взяла на себя все хозяйственные заботы, готовила обед, даже мыла в квартире полы, наводила порядок, и стирала. Это его потрясло. Такая женщина, миллионерша, и не белоручка! У нее все было рассчитано, она нарочно вела себя просто, по-домашнему, и он привыкал к ней, как привыкают к вещам естественным, как мы привыкаем к воздуху, которым дышим, не замечаем, но обходиться не можем, однако, стоит отнять, и мы впадаем в панику. Да чего там? Мы просто гибнем. Именно этого она добивалась, чтобы Борис жить не мог без нее, впадал в панику, и готов был умереть. И она нарочно его подогревала, проявляя повышенное внимание к несчастному Володе, который пил и пил, бедный парень. И вот ночью, времени терять нельзя, завтра ехать к Драме, надо довести воспитание до совершенства, до условного рефлекса, как дрессировку боевого пса. Пума вышла на кухню якобы попить, на самом деле с другой целью, которая была немедленно достигнута. Едва она звякнула посудой, на кухню вышел Володя, раздетый до пояса, с недельной щетиной на лице. «Холостяк» дошел до кондиции. Одинокий и пьяный, брошенный женой, в состоянии похмельных припадков, мужчина теряет ориентиры. С пьяной решимостью он обхватил ее за талию, попытался поцеловать, но она увернулась.
- Вова, ты что? – прошептала Пума. – Боря услышит!
- Пойдем в комнату, – позвал он, одурманенный ее шепотом, и потащил в гостиную, стеклянную дверь закрыл на защелку, попытался снова обнять, но она его отстранила.
- Не спеши, он спит! Крепко, – она села в кресло, закинув ногу на ногу так, что халат задрался, оголив бедро чуть не до пояса, и грудь приоткрылась. – Опускаешься, Владимир, скучно. Хоть бы выпить девушке предложил, для приличия. А то сразу целоваться! Небритый мальчик.
Он открыл бар, достал из серванта фужер.
- У меня только водка.
- Сойдет. Не самодельная?
- Ты что! Вечером пили, хорошая. Закуска на кухне, потом. Лимонад есть, запить.
- Музыку включи? Только негромко. Кавалер, всему учить надо. Давай, – она протянула руку, он подал фужер с водкой, кинулся к стене, включил музыкальный центр, поставил кассету. Басистый ритм заполнил комнату интимным урчанием. Владимир не мог совладать с собой, сел рядом, начал хватать за коленки, не слишком уверенно, слюни щенячьи. А ей нужен настоящий завод.
- Отстань! – она отбросила его руку, и он отстранился. – Выпьем вначале, – добавила она мягче. – Чего там у тебя стряслось? Пьешь и пьешь, смотреть страшно.
Он начал что-то рассказывать, сбивчиво объяснять про Риту. Все это Пуму отнюдь не интересовало, все известно, обиды, ревности, молодожены. Она только делала вид, что внимательно слушает, задавала пустые вопросы, поддакивала, и только умолкал, просила выпить. Окосевший Владимир не замечал, что она почти не пьет, наливал себе, залпом выпивал. Так его разобрала собственная исповедь, что он увлекся, заговорил громко, а потом вдруг замолчал, уставился на ее голые колени, открытое бедро. Тяжело задышал, безумный взгляд. Наконец, он схватил ее и поволок на софу, как куклу. Разумеется, начала сопротивляться, по дороге зацепила журнальный столик с напитками, фужеры полетели на пол, палас заглушил звуки, и она начала царапаться, вначале не сильно, почти игриво, а когда мнимый насильник рванул халат, она заверещала в голос, и вцепилась ему в лицо десятью «когтями».
Борис вышиб двери одним ударом, ворвался, и с ходу залепил лучшему другу такой удар, что тот улетел в другой угол, и там замер, застыв на полу в довольно замысловатой позе.
- Ты его убил, – всхлипнула Пума, заворачиваясь в халат и ежась, будто ей стало холодно, прямо озноб, даже затрясло.
- Что здесь было? – Борис ошеломленно рассматривал опрокинутый столик, пустую бутылку на полу, разбитые фужеры, взглянул на приглушенно играющий магнитофон. Она возмущенно пожаловалась:
- Я вышла на кухню, попить! А он позвал сюда, сказал, что хочет посоветоваться, насчет Риты. Начал говорить, а потом вдруг схватил.
- А днем нельзя, на кухне нельзя?! Зачем сюда пошла?
- Да откуда я знала! Он же твой друг, нас приютил. Чем я виновата? Думала, ему плохо! А вдруг с собой покончит? И не ори на меня. Человек работу потерял, между прочим, на грани развода.
- Пить меньше надо, – сказал Борис, постепенно остывая.
- Слушай, Боря. Ты чего мне выговариваешь? Это твой друг, не мой. Я вам что тут! Уборщица, повариха или прачка? Штаны за вами стирать! Идите вы. Чем я виновата, что он напился, берега потерял? Я же сразу заорала, чтобы ты услышал. Тоже мне, мужики, джентльмены. Сами ведут себя, как свиньи, нажрутся, и я же, значит, виновата? – Пума заплакала почти навзрыд, и Борис тут же раскаялся, извинился, обнял ее, и повел в спальню. Владимир так и остался лежать на полу, только повернулся поудобней, и засопел.

29

Ночь еще не кончилась, дрессировка продолжалась.
- Зачем ты его ударил? Он же пьяный, не соображал. Зачем так?
- Как? – Борис хлопал глазами. – Он к тебе приставал, насиловал.
- Прямо, насиловал. Успокоил бы, объяснил, что он не прав. Зачем бить по лицу? А вдруг сотрясение мозга. Он сознание потерял!
- Мозги он потерял, пропил на фиг. Ничего, проспится. – Борис недоумевал, чего она так заботится. – Тебе его жалко, что ли?
- Конечно, жалко. Выпил человек, с кем не бывает. Думаешь, ему приятно на нас смотреть? Мы вместе, у него дома, целуемся. А он один, Боря, ему грустно.
- И чо. Грустно, подумаешь! Никто не убивает, живи себе, работай. Женился, чего бесится? Поругались, и чо. Чужих жен лапать?
Вот, так и было задумано, сюда и вела.
- Вот как, Боря, – удивилась она. – Собственник нашелся! Я тебе не жена.
- Ну, – он чуть растерялся, и тут же нашелся. – Какие проблемы? Давай, поженимся.
- Ага, сейчас! Бегу и падаю, спотыкаюсь. Одолжение он мне делает, – Пума его толкнула кулачками в грудь. – Хоть бы в любви для начала признался. Какие вы мужики, хвать, и в койку! Ни слова ласкового. Чем ты лучше? Надо очень! Обойдусь.
- Да, ладно, чего ты. Я это… люблю тебя.
- Здорово. Я прямо покраснела от счастья.
- Я серьезно. Давай, распишемся! Хоть завтра.
- Ага, поверила. Знает, что у меня паспорта нет, ни чековой книжки, все у Драмы. Вы с ним в сговоре, да? Нашли дурочку, ограбить хотят, ключ стащили. А теперь предложение делает?
- Завтра поедем, поговорим.
- Вот-вот! И ключ забери, и документы. Сколько тут прятаться?
- Успокойся, чего ты. Карина сказала, он все решил. Как, не знаю, но, если зовет, все путем.
- Заберешь ключ, тогда поговорим. И паспорт! Или в милицию пойду, надоело тут сидеть, рожи ваши пьяные видеть. Алкаши. Жениться он хочет! Жених. Сынок папенькин.
- А ты не подначивай, – огрызнулся Борис. – Сказал, сделаю. Решил, так решил. Пойдешь замуж?
- Как я пойду! Босиком, как бомж, без документов?
- Ага, я знаю, чего ты хочешь. Получишь паспорт, ключ, и укатишь в свою Америку.
- Здравствуйте, – она фыркнула. – Да кто ж меня выпустит, забыл? Я под следствием. Уеду, в розыск объявят, только этого не хватало. И ты в розыске! Нет, Боря, забудь. Какая свадьба? Драма кассету записал, где я тебе убийство заказываю. Артемьев меня с потрохами съест, в тюрьму посадит, – она хотела заплакать, но не смогла, устала, просто рукой махнула. – Надоели вы мне. И папа, и сын. Жулики. Все, я спать.
- Да ничего он не записывал. Это я записал.
- Что?!
- Успокойся, говорю. Запись я уничтожил, стер. Нет ее, поняла?
- Правда? Не шутишь?
- Конечно, правда.
- Значит, я свободна! Артемьев ничего не знает, точно?
- Не знает, точно. Драма тебя на пушку взял. Так что, не парься. Коржик виноват, и все, дело твоего мужа закрыто, за смертью подозреваемого. Или как там? Короче, все.
Пума обрадовалась, и не скрывала, повалила Бориса на кровать, начала щекотать, чтобы взбодриться, и его расшевелить. Он со смехом отбивался. Неожиданно она отстранилась, и серьезно спросила:
- Ты, правда, меня любишь?
- Конечно.
- И хочешь на мне жениться?
- Да, – он тоже посерьезнел.
- Прямо мурашки побежали, – сказала она тихо. – И поедешь со мной в штаты?
- Хоть на край света, – заверил он, поддаваясь.
- Значит, ты мой? – она задохнулась. – Навеки?
- Твой, навеки…
Урок дрессировки завершился, как положено.

30

Сухой и прямой, как шпунтованная доска, Глушаков застыл на пороге, окинул палату внимательным взглядом, затем повернулся к своим телохранителям, стоявшим за спиной:
- Ждите в коридоре.
Дверь закрывать не стал, выжидающе посмотрел на посторонних. Гоша поднялся, ожидая указаний от Драмы. Карина продолжала сидеть с непонимающим видом. Драма ей сказал:
- Все хорошо! Поезжайте домой. Устали, наверно? Гоша, я позвоню.
Гоша и Карина вышли, сопровождаемые безучастным взглядом Глушакова; тот лично прикрыл дверь, и только после этого подошел к Драме, они обменялись рукопожатием.
- Присаживайся, – Драма указал на стул, где только что сидела Карина.
Авторитет покосился, но садиться спешил. Наверно, привык к своему домашнему «трону», все прочие «седалища» были его недостойны.
- Она что здесь делает?
Драма развел руками, дескать, была бы честь предложена.
- Кто?
- Жена Зверева, – Глушаков все-таки чинно сел, продолжая держать спину, как сэр или пэр где-нибудь в Лондонской палате лордов. Здесь провинция, но не место красит человека, совсем наоборот. Так, наверно, Глушаков думал, освящая своим присутствием не только стул, но палату и всю больницу. Драме не только чуждо было тщеславие, оно его смешило, но у всех свои слабости и недостатки, даже у королей, не говоря про уголовных авторитетов. Он улыбнулся:
- Ты обознался, Костя! Вовсе не жена.
- Ну, вдова. Какая разница. Курить будешь?
- Давай, – обрадовался Драма.
Глушаков вынул сигареты, чиркнул зажигалкой, закурили. Драма затянулся не спеша, наслаждаясь. И только потом сказал:
- Это Карина. Возможно, женюсь. Напугали ее, бандиты.
- Карина? – Глушаков встал, выглянул за дверь. Карины с Гошей там не было, зато в палату майским жуком влетела медсестра.
- Это что такое, что за сборище в коридоре?! Еще и курят!?
Глушаков взял ее под накрахмаленный локоть, и выставил из палаты. Она попыталась вернуться, но ее уже поймали телохранители.
- Это что такое?! Я главврачу пожалуюсь!
- Иди ты… Хоть к Господу Богу, – Глушаков придержал дверь, которая рвалась из рук. – Сват, объясни ты ей! И никого сюда не пускайте, пока не выйду. Что за люди, а?
Далее он сел на стул без церемоний, и разговор пошел легче.
- Короче, Драма. Ты звонил, я приехал.
- Да, звонил. Только разговаривал с автоответчиком. Когда это было?
- Занят был, – глаза Глушакова напоминали деревянные пуговицы, ноль эмоций.
Драма понимал, что упрекать бесполезно. Бандит скорее больницу вдребезги разнесет, чем признается, что струсил. Если бы Глушаков ответил на звонок из ресторана, и захотел помочь, он мог набрать Козыря, сказать два слова. Но зачем одному бандиту просить другого, ради кого? Но приехал, значит, чует большие деньги. Подумаешь, чуть не застрелили, но ведь выжил.
- Я телефонами не пользуюсь, – пояснил Глушаков. – Менты слушают. Кому надо, приезжает. Телефон, автоответчик для декорации. Слушаю раз в неделю. Услышал. О чем базар?
- Ладно, Костя, проехали. Базар серьезный. Ты в курсе, каким банком Зверев пользовался?
- Нашим. Банк на паях, акционерный. Свою долю вдова переписала, теперь мой.
- Это понятно. А на Западе, он вкладывал деньги?
- Много где, я сам не упомню. Там юристы, нотариусы, адвокаты, доли-проценты. Чего мозги пудришь, говори прямо! Витя кинул меня. Или вдова? – деревянные «пуговицы» блеснули. – Скажи, получишь долю.
- Костя. Тут другой расклад. Артемьев в курсе, вдову трогать нельзя. Сыграем тоньше, – Драма глянул на часы. – Сейчас они приедут, я все разложу по полочкам.
- Кто приедет?
- Пума и Борис, сын. Представляешь, жениться придумали. В путешествие романтическое собрались. Через Швейцарию, в Америку, по злачным местам Европы, по всяким там Нидерландам. Пороть некогда, а учить надо! Обязанность такая, отцовская. Воспитывать. Поможешь?
Глушаков не знал, что ответить. Кинули-не кинули, хрен поймешь. Трогать нельзя? Артемьев еще тут. Америка-Европа, послушаем, а там видно будет. Драма угадывал, что думает собеседник, и вовсе не спешил что-то объяснять. Люди домысливают всегда интересней, чем есть на самом деле.

31

Они зашли в палату, держась за руки, как юные пионеры, которым предстоят белогвардейские пытки. Пума была без косметики, бледное лицо, припухшие губы и заплаканные глаза. Да кого тут пытать! Она и оделась под стать, юбка ниже колен, черная водолазка и ботинки без каблуков, сирота казанская, плакать хочется. Держатся за руки, будто их разлучают навсегда, и Боря, брачный аферист, ей под стать, словно из гестапо вышел: выпустили, наконец. Бледный, глаза красные. Драма чувствовал себя Мюллером, которого русские разведчики обвели вокруг пальца, Штирлиц и радистка Кэт. Руки оборвать! Устроили драмкружок во Дворце Съездов, где сидят партийные бонзы, мол, отдайте нам документы, характеристику, мы вступим в Комсомол, поедем на БАМ, или целину поднимать. И сейчас вождь мирового пролетариата, авторитетный бизнесмен Костя Глушаков, должен выписать путевку в жизнь, и дать им пинком под зад, чтобы летели на Запад белыми лебедями, пока не скрутили сталинские головорезы, и не засунули куда-нибудь на Колыму, в мерзлоту вечную. А лучше головой в прорубь, чтобы не мучиться! Как ты, сынок дорогой, на Пуме жениться вздумал! Да она тебя проглотит, и ботинки не выплюнет.
- Вот, Костя, полюбуйся, смена растет. Молодая гвардия! Собрались по ленинским местам, в турпоход, через Разлив в Швейцарию, немцев дурить. Вагон золота надо, не меньше. Вы знакомы? На всякий случай. Отпетая мошенница, кличка Пума, на Западе известна как «русская вдова», не знает жалости, ни пощады к миллионерам, мужей режет как цыплят, и складывает штабелями. Увы, моя школа, каюсь, кусаю локти от зависти. Сыночка моего тоже видел. Борис! Ты не прав. Не Годунов, но тоже интриган. Два сапога.
Драма перевел дух. Глушаков сидел на стуле, как декан на вступительных экзаменах, с умным видом наклонив голову. «Абитуриенты» стояли среди комнаты, за руки не держались, хуже! Они обнялись. Пума взяла Бориса за талию, он обнимал ее за плечи. Издеваются?
- Ладно, молодежь. Мораль читать не буду. Нам с дядей Костей некогда, поэтому сразу к делу. – Драма открыл тумбочку, достал пакет с документами, вынул один паспорт, заглянул. – Возвращаю то, что брал во избежание грехопадения. Мадам, ваш паспорт, права, страховка, чековая книжка. Получите, проверьте, все на месте? А это, Борис Юрьевич, ваш документ. Загранпаспорт. Пришлось похлопотать, людей беспокоить, на пенсии сочтемся. Фото сверьте? Из архива КГБ, шучу. Из личного дела, молодой человек! Вы в розыске, были до вчерашнего дня. Но я нажал на кнопки, таможня дает добро. Это мы еще обсудим, надо кое-что подписать. Вначале общие детали, формальности.
Глушаков все это слушал терпеливо, ждал. Формальности надо соблюсти. Борис тем временем раскрыл свой паспорт, глянул, убрал в карман, сдержал улыбку. Воздух Берна кружит голову, профессор Плэйшнер выпал из окна. Эх, Боря-Боря. Драма продолжил:
- Визы, билеты на самолет, как заказывали, на Женеву, вылет через два дня, из Шереметьево. А теперь главное, прошу внимания. Пума, тебя касается особенно. Чтобы потом не было грязного скандала, вопросов на границе, отвечай. Что это? – Драма показал банковскую карту.
Пума заметно напряглась.
- А что? Кредитная карта, на мое имя. По-английски читать умеешь, здесь буквы, – она протянула руку, но Драма отдал карту Глушакову.
- Вот, Костя! Здесь полмиллиарда. Она кинула пентагоновское лобби. Госдепартамент для нее тьфу. Ей сам Ричард Гир ножки целовал. Крутая девка.
Пума расхохоталась.
- Чего?? Белены объелся! Стала бы я в сумочке 500 тысяч носить?! Я не идиотка. Ха. Да можете забрать эту карту, она в минусе, заблокирована. Плевать я хотела, выдумал ерунду.
Эмоции били у Пумы через край. И Борис это тоже почувствовал, молча смотрел на свою подругу. За Ричарда возмутился, заревновал? Дурачок.
- Костя, ты должен быть в курсе, поясни юноше. Если клиент, скажем, потеряет банковскую карту, или ее украдут, что он делает? Скажу сам. Он звонит в банк, карту блокируют, правильно? А чтобы восстановить доступ к счету, он должен явиться в этот самый банк лично, предъявить документы, ему выдадут дубликат. Примерно так?
Глушаков кивнул, разглядывая карту. А Драма продолжил:
- А старую карту можно выкинуть. Или сохранить. Красивая, но толку? Заблокирована, информации ноль, номер скрыт. Потому и не пеклась особенно. «Кредит Банк». Это название! А карта не кредитная, а очень даже плюсовая, дебетовая. Платиновая, со скрытым номером, тайным. Дяди из Госдепартамента с ног сбились, запросы посылают, где наши миллионы? А денежки ваши, джентльмены, в женской сумочке валяются, вперемежку с пудрой и колготками, ждут, пока русская вдова на свободу вырвется, и переведет их на какой-нибудь офшорный счет, поскольку в Европе хранить – палево.
Глушаков крякнул, не зная, то ли злиться на Пуму, то ли радоваться:
- И что с этим делать? – на всякий случай он сунул карту в карман, поближе к сердцу.
- Советую отдать полковнику Артемьеву, мне не интересно. Слишком большая сумма, а ссориться с ЦРУ или ФБР себе дороже. Швейцарские банки хранят тайну вкладов, но до поры до времени. Вероятно, Зверев знал, как этим воспользоваться, как увести деньги, а для меня наука сложная. Трансакции, счета, переводы, темный лес. Лучше на Родине спать нищим, чем бегать по Африке с полными чемоданами долларов. Если не спецслужбы, так каннибалы или крокодилы. Можете попытаться, ваше право, но это еще не все! Вот это, – Драма достал из ящика, и показал небольшой плоский ключ с перламутровой вставкой на головке. – А, Пума, это твое? Потеряла, наверно!
Сдавленное шипение заполнило палату, как будто выходил газ из трубы, только запаха не было. Хотя был! Бешенство носилось в воздухе, отравляя больничные окрестности ненавистью и страхом.
- А здесь, Костя, нечто попроще, но надежнее. 15 процентов от лобби. Легитимные проценты Зверева. Думаешь, мало? Считаю я плохо, но тут несложно. От 500 тысяч 75 лямов получается. Миллионов, то есть. Это я для Бориса поясняю. Ему отдам, пусть хранит, как черепаха Тартилла золотой ключик. В банковскую ячейку такая наличка не влезет, вероятно, там еще одна карта, документы на недвижимость в Майами, яхта под парусами, бриллианты. Ну что, Костя, жалеешь, что в разборку не вписался?
Глаза Глушакова давно не были деревянными, он готовился перехватить «золотой ключик» на пути от отца к сыну, но Драма не спешил расставаться с банковским ключом, разглядывал гравировку.
- Сколько тебе лет, Боря? Знаю, помню. 21 год, бинго! Запомни это число. Красиво сделано, золотом. Если жениться раздумаешь, я все устрою. Не сам, конечно. Есть люди, профессионалы.
- Это мой ключ, – заявил Глушаков, наверно, собираясь брать больничную кровать штурмом, задушить Драму подушкой, или позвать на помощь телохранителей.
- Костя, ты чего. На ключе цифры: 021. Без Пумы не обойдешься, ячейка именная, привязана к карте. Только она может зайти в банковское хранилище. Или Зверев! Но его нет, погиб в неравной схватке добра со злом. Лучше договоритесь, как поделите содержимое, а я, так и быть, даю слово, что мне из этой ячейки под номером «021», что бы там ни было, ничего не надо! Делите на троих. Или Боря не в счет?
- Это мой ключ, – тихо сказал Глушаков. – Зверев меня кинул, утаил сделку, значит, по любому штраф. Согласен, пусть она возьмет себе 15 процентов. Миллионов! А я обеспечу охрану. Дам людей, микроавтобус бронированный, вдруг наличка. Слышь, курица? 15 лямов за глаза. Вы грохнули Зверева, пусть вам Коржик помогал, без разницы, все равно ваш косяк, – Глушаков выпрямился пружиной. – Я этой сучке не доверяю, сбежит в штаты, где искать?
- Следи за базаром! – вдруг сказал Борис, вставая у него на пути.
Они готовы были сцепиться, Драма вовремя вмешался, взял сотовый телефон.
- Пума, уйми его. Костя. Вызвать ОМОН? Всех повяжут, и закроют, будете париться до скончания века. Документы взяли, свободны. Живот чешется, сил нет. Завтра швы снимают, не надо спорить, у вас два дня, договаривайтесь, ключ пока у меня будет. Боря, останься, поговорить надо! Пару слов.

32

Пума и Глушаков вышли из палаты, телохранители их приняли, как секунданты усталых боксеров. Борис стоял, насупившись. Драма поднялся, без резких движений подошел к окну, повернулся.
- Ты в самом деле жениться надумал? Или шутка.
- А что такого!
- Хотелось бы знать, кому помогаю.
- Ты помогаешь себе.
- То есть, – Драма слегка опешил. – Типа, я под пули кинулся, от ментов и бандитов тебя отмазал, это я себе помогал? Не понимаю, поясни.
- Надеешься ее вернуть! Вместе с деньгами, получишь все.
Вот ни хрена себе. Совсем парень ку-ку. Запутала, захомутала, спеленала.
- Это она так сказала, что вернуть ее хочу?
- Сам так думаю, не дурак. Тебе деньги нужны. Миллионы. Десятки миллионов.
- Ты же сам слышал, от содержимого я отказался, слово дал. Очнись!
- А зачем бы ты ключ украл? И сейчас хитришь. Хочешь выглядеть благородным, чтобы она простила, и вернулась к тебе! Ты сам жениться хочешь.
- Сынок. Ты день с ночью перепутал. Она тебя со всех сторон подставила, на убийство мужа подбивала, брелок дала, бандитов натравила, а теперь, значит, она хорошая, а я плохой? Сынок, подумай.
- Сынок, сынок, – передразнил Борис. – А сам только и думаешь, как бы обмануть нас, войти в доверие, и на бабки кинуть. Я тебя отцом не считаю! И ты меня не считай. Ты не отец, я не сын. Ясно?
- Куда ясней, – Драма развел руками, спорить бесполезно. Пьяный проспится, а дурак безнадежен. Он выдвинул ящик тумбочки, вынул ручку и бумагу. – Ознакомься! Подпиши, и свободен.
- Что это, – Борис взял листок писчей бумаги, там был отпечатан текст, начал читать. – Не понял. Кто такой Меркулов?
- Начальник оперативного отдела, мой знакомый.
- Обязуюсь информировать... Нет. Подписывать не буду. Стукачом меня сделать хочешь, – Борис уже хотел порвать бумагу. Драма остановил.
- Стоять! Не рви, пожалеешь. У тебя нет выхода. Забыл? Ты человека подстрелил. Цепень умер! Брелок твой нашли. На патроне сохранились отпечатки, есть оперативная видеосъемка. Если порвешь, ты не то что из страны, ты из этой палаты не выйдешь, больница под контролем. Глушаков обрадуется! Тебя встретят, спросят за Зверева, за Цепня. Отмазывать, Боря, тебя некому. Подписывай. Имя-фамилия, каждую букву разборчиво. Дату Игорь Валентинович сам поставит. Еле уговорил подполковника, просил за тебя, а он тут копытом бьет, норов показывает. И папа не папа, и черт не брат, – Драма махнул рукой. – Короче, надоел. Подписывай! Или вали отсюда, видеть тебя не хочу. Тюрьма твой дом родной. Ну?
Борис медлил в смятении.
- А ключ отдашь?
- Да пожалуйста. Вот, – Драма положил ключ на стол. – Костю сам уговаривай, на меня не надейся. Как договоритесь, это уже ваши проблемы. Ты мне ничего не должен, я тебе тоже!
Борис взял ручку, склонился над столом, и вывел без особого старания, что от него требовалось. Драма тут же забрал листок, убедился, что все написано правильно, свернул, убрал в тумбочку.
- Что-то еще? – Борису не терпелось откланяться.
- Пуме не верь! Если выживешь, станешь мужиком. А пока ты конь с яйцами. И запомни, сынок. Я тебя все равно люблю. А в помутнении все бывают! Одумаешься, приму. А пока под ее дудку пляшешь, даже не звони. Все, уходи, – Драма повернулся спиной, чтобы не подавать руки.

33

Какие два дня?! Пума не ждала ни минуты. Они только заехали за чемоданом, побросали вещи, и сразу в аэропорт. Борис не понимал такой спешки, зачем бежать, но подчинился. С бешеной женщиной лучше не спорить, она знает. Получив документы и свободу маневра, она не желала договариваться ни с кем. Зачем делиться, еще чего, с каким-то Костей? Обойдется! Приставит своих быков, не оторваться. Женева? Какая к черту Женева! Они летят в Турцию, а там как угодно, на перекладных, пешком, на автобусе, на мотоцикле, хоть на воздушном шаре. Надо скрыться! За два дня их след простынет, пусть думают, что надо в Женеву. А куда? Потом, Боря, потом. На кону такие бабки, что нечего дурака валять, надо крутить педали! И началась беготня, маета и суета, прыжки по вокзалам и поездам, три часа на самолете, потом такси, иностранная речь, жара, вечерний поезд, тоннели, какой-то паром, снова перелет. Борис пребывал в тумане.
Он перестал понимать, где они находятся, куда едут, голова находилась в плену самых противоречивых мыслей и сомнений. Кто же из них, Пума или Драма, был с ним искренен, кто прав или, кто обманывает? Он пытался анализировать их поведение, слова, поступки, и все время заходил в тупик. Отказавшись сразу от всяких денег, Драма, не смотря на уверения Пумы, без сомнения, поступил благородно, и действительно помог. Еще вчера, можно сказать, он ночевал в подземном переходе, прятался в теплотрассе, ожидая ареста, а то и расправы от Козыря, а сегодня, пожалуйста! Италия. Завтра будут в Ницце. Что это, если не сказка, не говоря про банковские вклады? Да, конечно. Драма помог. Но платит-то Пума! Американка. Борис только сейчас начал понимать, что это значит. Перед ней открывались все банки и двери, лакеи разные склоняли головы. Она запросто его переодела и переобула, купила все с ног до головы. И постригли его так, что сам себя не узнал, когда посмотрелся в зеркало. Там стоял какой-то Ален Делон, иностранный красавец, только говорить не умел. Как умный пес, что все понимает, а сказать не может. Пес. Или собака комнатная? Кто он для Пумы, игрушка, донжуан, мальчик для развлечений? Сразу, как только выскочили из страны, вышли из самолета, началась иностранная речь, и Пума вдруг переменилась, заговорила на английском, немецком, итальянском, а он как был деревенским чурбаном, таким и остался. Два слова связать не может! Изучали в школе, а толку. И она это чувствовала, не удостаивала равного внимания, словно он и в самом деле халдей, слуга. И все вокруг это чувствовали, кто он, и кто она. Ей готовы руки целовать, а ему… ему Драма руки не подал на прощание, отвернулся. Неужели он все это знал, понимал заранее? А если Борис утром проснется, а Пумы нет? Бросит его, и сбежит. Зачем он ей, здесь? В России, понятно, кулаками махать, защищать, типа, от бандитов, но и там, кто покруче нужен, а здесь обуза. Он решил не отдавать ей ключ. Пока сам денег не получит! Если она Костю, не моргнув глазом, кинула, который от нее мокрого места не оставит, то его вовсе в глаза не узнает, мимо пройдет. Дома он ключ только показал, и спрятал в карман, типа, у него надежней будет. Пума ничего не сказала, а тут вдруг потребовала:
- Дай ключ.
- Зачем?
- Завтра в Ницце будем.
- И чо. Где это?
- Лазурный берег. Франция.
- А банк Швейцарский. Там и отдам. Не бойся, не потеряю.
- Мы не поедем в Швейцарию, банк в Ницце.
- А! Ладно. Там и отдам, в банке.
- Ты что, думаешь, я сбегу? Глупенький. – она взъерошила ему прическу. – Дурачок.
Ну, наконец-то, ласковые ноты. Так и до секса дойдет? А то: подай, унеси. Ох, и умная баба. Глушаков, наверно, рвет и мечет. Они должны были лететь в Женеву, а их нет, и не будет. Они уже в Милане, ночуют в отеле, а завтра он станет мультимиллионером. Жениться не обязательно. Не захочет она, и не надо. Драма прав, она им крутит. Откроют счет на его имя, пусть переведет ему, скажем, миллионов 5? На первое время, а там видно будет. Он еще развернется в Европе, только язык выучить. Красавчик, сам себя не узнал! Таня, старший инспектор налоговой службы, его первая афера, сейчас бы ахнула. А он вернет! Вернет ей деньги, 5 тысяч, подумаешь, зато самоуважение. Благородство хищника! Как Драма. Мне ваших денег не надо, и он тоже еще подумает, надо ли с Пумой дело иметь? Никаких принципов у вдовы. Они пили виски, каждый думал о чем-то своем. Какой секс? Не до секса. Борис размечтался, и незаметно уснул.

34

Он ждал долго. Ждал почти час! Сидел за столиком, пил кофе. Не пил, делал вид, чтобы не прогнали, кто знает, какие тут правила. Официант что-то спрашивал. Борис только отмахнулся, мол, ничего не надо, все в порядке. Что там делать, в банке, столько времени? Вход наискосок, прямо перед глазами, проскочить не могла, да и зачем. Улочка миниатюрная, и банк маленький. Это в России, банк так банк. Здание восемь этажей, окна зеркальные: дворцы, а не банки. У нас любая пельменная площадью со стадион. А тут? Банк, швейцарский он или нет, выглядел трактиром в темном переулке. Что так долго? Карту разблокировать не может, задержали, полицию ждут? Что только не передумал. Может, Драма ключ подменил? Ориентировки пришли, в розыск ее объявили? Она же гражданка США. Может, ФБР? Счет заморожен, ждут американских консулов, или кого там положено. Идет! Борис подпрыгнул, напугав какую-то старушенцию в панамке, чуть с ног ее не сбил, кинулся к Пуме. Родная, милая, он был почти счастлив. Не арестована, живая, невредимая, сейчас все расскажет. Она прошла мимо с каменным лицом.
- Ну, что? – он засеменил следом, склоняясь, пытаясь заглянуть в глаза. Почему молчит? Она внезапно остановилась, будто на стену налетела.
- Ты знал, да? – она повернулась, и посмотрела на него, будто видела перед собой даже не змею, а некое чудовище, на лице ее отразилось все вместе: страх, возмущение, ненависть.
- Да что случилось, ты можешь объяснить!?
Вместо ответа Пума вытянула руку, сунула ему кулак под нос, открыла ладонь. Он даже не сразу понял, что это? На ее ладошке лежала… жемчужная нитка, вилась между пальцами. И что? Борис поднял глаза, и увидел, что у нее на шее висит точно такое же украшение. Ну да, такого же размера бусинки, жемчуг того же цвета, нитка той же длины. Он уже догадывался, но не мог осознать. Драма подарил перед рестораном, Пуме и Карине, одинаковые шмотки, платье, туфли, украшения.
- Не понял, – он туго соображал. – А где деньги. Счет заблокирован?
- Как же! – Пума начала рвать бусинки, жемчуг полетел по мостовой, капельки покатились, засверкали как слезинки в темном переулке. – 21 доллар! На счету. Ты знал, да??
Он уже понял, что денег нет. Но при чем тут жемчуг?
- Слушай, ты извини, не врубаюсь. А в ячейке, что?
- Там было вот это! – она швырнула ему в лицо обглоданную нитку, и пошла по мостовой, спотыкаясь и качаясь, как пьяная женщина по деревне. «Напилася я пьяной, не дойду я до дома…»
Борис начал смеяться. До него дошло! Здесь побывала Карина?? С паспортом Пумы! Но как, когда?? Откуда они узнали, какой банк, где находится? Когда они приехали к Драме в больницу, ячейка была уже пуста? 75 лямов! А на счету? Полмиллиарда. Остался 21 доллар, нарочно оставили! Драма сказал: запомни это число. Бинго! Он спер содержимое, потому и дал слово, что ему ничего не надо. Наверно, хотел Борису рассказать, а он сам от него отказался: ты мне не отец. Но как? Карина сумела, а почему нет. Она же иняз окончила, языки знает, а в палатке работала, время такое. Они же как двойняшки с Пумой, какой банкир разберется. Приехала с ее паспортом, с «родной» банковской картой. Разблокируйте, спасибо, до свидания. Прилетела домой, ключ и карту вернула, а там уже нет ничего! Драма, раненный, в реанимации лежал, а такое дело провернул. Пентагон швырнул! Или Госдепартамент?..
Борису было очень смешно.

ЭПИЛОГ

(Тетрадь Драмы)

Здравствуй, сынок! Пишу тебе очередное письмо, и складываю в тумбочку. Нет, конечно, тумбочки нет, и письма тоже, а пишу я мысленно, разговариваю с тобой, как будто ты слышишь, или читаешь, и делаю это давно, когда тебя и на свете не было, а услышишь или нет, от тебя зависит. Когда-то ты ходил в детский сад, или еще не родился, а я уже обращался к тебе, как будто ты есть, вырастешь, и станешь взрослым, вот тогда и поговорим. И ты появился, вырос, и пишу. Мы любим своих детей, и разговариваем с ними даже, когда их нет, или еще маленькие, глупенькие, но ведь они есть или будут, и вырастут. Так почему не поговорить. Ты не единственный сын, но в данном случае обращаюсь именно к тебе, Боря. Борис Ломов! Совсем недавно я понятия не имел, что ты есть и как тебя зовут, но ведь ты уже был, родился в своей деревне, учился в школе и рос, влюблялся, набирался опыта? И пришло время, ты повзрослел, приехал в город, так получилось, что жизнь столкнула, а тут еще женщины пересеклись, куда деваться, сынок. В грехе родились, в грехе умрем, так почему не поговорить? Ты давно не ребенок, и способен воспринимать взрослую речь. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Существует такая детская обманка. Ты предлагаешь собеседнику: запомни число, скажем, от одного до десяти, умножь на два, раздели на задуманное. А далее просишь умножать, отнимать или делить, неважно, конечный ответ ты будешь знать на мгновение раньше собеседника. Это понятно? Так и в случае с бегством в Швейцарию, я знал, что вы с Пумой направитесь в Ниццу. Вы могли путать следы, менять имена, поезда и направления, вы никуда не денетесь, поскольку я сам это и задумал. И ты тут ни при чем. Это взрослая игра, Боря, а ты в нее попал отчасти случайно, волею судьбы, отчасти благодаря характеру, но главное, мне было очень важно, чтобы ты набрался жизненного опыта, и я благодарен Господу, что он дал мне возможность, и такое удовольствие, поучить жизни собственного сына. И это вовсе не кощунство.
Как думаешь, для чего мы живем на свете? Принято считать, что смысла жизни нет, никто не знает, и кто бы что ни говорил, не проверить. Философы начнут спорить, ученые трясти пробирками, священники бить поклоны, все это глупости. Надо обращаться к разуму, сынок, все поймешь, и все сойдется. А если не хочешь понимать, то никто ничего не докажет. Это главная проблема, что дураком быть выгодно. Деньги – величайшее заблуждение человечества. Они подменили все смыслы и цели, ради них живем и мучаемся, страдаем и погибаем, не говоря про войны и самые безжалостные преступления, все зло в мире от главного заблуждения, что деньги благо, в них якобы сила и счастье, поэтому стремимся обладать, думаем, чем их больше, тем лучше и благополучней наша жизнь, счастливее. Но это ложь! Самая подлая и бессовестная ложь, что деньги благо. Библия начинается с того, что человек вкусил от дерева познания, якобы нарушил запрет, за что был изгнан из рая, а на самом деле недоросля отправили в школу. Пошел набираться опыта, а как иначе научить? И подсказка есть, как отличать добро от зла. Не может дерево худое приносить плоды добрые, ни наоборот. Если от денег происходит зло, не пора ли сделать выводы? Но оставим философию, это я к тому, что вовсе не желаю тебе зла, но надеюсь научить на твоем же собственном опыте, показать, что хорошо и что плохо, и как одно отличить от другого. Смысл жизни именно в этом: научиться различать.
С Пумой мы знакомы давно, и я ей чрезвычайно благодарен. Сколько горя я через нее хапнул?! Лучше не рассказывать, сам виноват, но в том и суть, что любая ошибка оборачивается добром, если умеешь делать выводы. Грех идет во благо, если раскаешься, так и тут. Бог помогает, если нет корысти, обмана, подлости, и научит, выведет из тупика. А деньги? Наоборот, чем их больше, тем дремучей темный лес, больше греха, зависти и беспокойства; как их сохранить, сберечь, отстоять; и обязательно увеличить, нарастить, а значит, неизбежно обмануть, схитрить, украсть; а там и убить, ибо большие деньги порождают большое зло; и чем дальше, тем меньше времени на раздумья, и человек глупеет, иногда прямо на глазах. Все мошенничества на том стоят, на жадности и глупости, все пирамиды, рекламы и прочее зло. Деньги делаются на слабостях, а большие деньги – на пороках. Пума это все знает, и успешно пользуется. Она красивая женщина, и это ее сила, а принципов нет, и это ее слабость. Она сам сатана в юбке. Цинизм ее безграничен, виртуозен в своей подлости, она получает наслаждение от своего коварства и обмана, и даже деньги для нее только орудие, и берегись, если попался на крючок. Она живым не выпустит, будет водить и водить, кругами по заводям и омутам, а потом высушит и выбросит, и разум тут бессилен. У нее нет разума. Есть похоть, наслаждение, ум хитрый, изощренный, а разума нет. Разум – это не ум, как многие думают, не житейский рассудок, вовсе не умение считать или складывать, это не образование или память, и не энциклопедия в голове, не сумма всех этих качеств. Разум – это и есть Бог. Пространство, в котором живем. Мы сами пространство.
Наверно, тебя интересует, как так получилось, что, лежа в кровати, я ограбил Вашингтон? Разумеется, я выражаюсь образно. Грабила Пума своих мужей, собирала их состояния в закрома, накопила порядочно, а я повернул рычаг, и направил финансовый поток мимо ее расчетов, куда надо, и могу заверить, что пойдет на дело. А все очень просто. Эту операцию я начал готовить лет 5 назад, когда стали поступать секретные запросы, кто она такая, откуда взялась «русская вдова», что грабит мужей. Мне их жалобы и запросы по барабану, но если урожай созрел, почему не собрать, удовлетворение получить эстетическое, от творческого замысла, и воплотить его в жизнь? Я же драматург, а тут еще и личный мотив имеется. Натянуть нос Пуме, сатане в юбке, это наслаждение! Конечно, и риск немалый. Дядя Лева, например, поплатился. Это адвокат, пожилой дядька, пьяница, но умный в своем деле, талантливый. Это его слабость, шампанское, тут каюсь, не уследил, он скрывал, дело-то делал блестяще, и кто мог учесть, что Пума зарядит бутылку из его запасов? Она была здесь, а он на пляже в Ницце, никто не грабил, не убивал, сердце. Думаю, Пума убрала его, как единственного свидетеля, посредника, а Пума и Зверев имели стопроцентное алиби. Они уже были дома, их имена даже не всплыли. Умер дядька, бывает, холодное вино, жара, сердце. А деньги-то исчезли. Он должен был их перевести по назначению, но не успел. Зверев выжидал время, кипеж уляжется, и все сливки можно прибрать по-тихому. Пума в замужестве вернула девичью фамилию, и банковский счет, ячейка, все было оформлено на нее, она мужа и научила, как кинуть штатовское лобби, а подсказал ей дядя Лева, а дядя Лева работал со мной. Один раз Пума с мужем были в банке, оформили счет, и все, дальше пошло инкогнито, тайна вкладов. Дядя Лева умер, но я был в курсе, а дальше дело техники. Все получается само, когда знаешь и видишь то, что другим не видно. Карина подвернулась, и были варианты, как использовать их внешность, похожесть, но все сложилось удачно, и легче, чем ожидалось, не считая твоих закидонов и мелких афер, ну ты сам видел, к чему они приводят: в теплотрассу. Про меня, ладно, пулю получил, тоже не все учел, думал, ты шерстишь по мелочи. Только досадно было, на ерунду размениваешься, но всплыл должок из прошлого, Козырь на хвосте. Все можно понять и простить, но ты Германа угробил, пусть не сам лично, по наводке. А за что, Боря? А Жанна тут причем? Тупо, глупо, безжалостно. Удовольствие получил, потешил самолюбие, как котят людей разводишь? Это плохо, очень плохо, сынок, и даже еще хуже. Подумай над этим! Сейчас Пума тебя по Европе покатает, и бросит. И что ты будешь делать? Набирайся опыта! Удачи.
И запомни это число.

Конец